НАС ТРОЕ. На трех лошадях. Путь не дальний, но и не близкий - километров за восемнадцать от деревни Максютово по реке Белой. Понятие «медвежий угол» для этих мест характерно не только в образном смысле - конный след по росной траве пересекают медвежьи следы. Лошади мнутся, поводят ушами, но люди спокойны, хотя ружьишко на всякий случай висит у Заки за плечами.
У нас троих и у медведя, которого мы не видим, но который нас может видеть, цель одинакова: добыть дикий мед из дупел, скрытых в первобытных здешних лесах. Конкуренция давняя, тысячелетняя. Название «медведь» дано человеком лесному зверю за постоянный интерес к меду - «мед ведает».
Вот наконец перед нами первое бортное дерево - большая сосна, стоящая у ручья над джунглями дудника и малины. Заки обращает мое внимание на клеймо - «тамгу». Заплывший, топором рубленный знак говорит о том, что дерево принадлежит бортникам деревни Максютово, а специальное добавление к знаку - свидетельство: владеет бортью Закий Мустафьин.
На длинной привязи лошади пущены в стороне попастись. А мы приступаем к ревизии борти. Заки проверяет свой инвентарь и, охватив сосну длинным ремнем кирамом, подымается по стволу. Носками ног Заки безошибочно и быстро находит в сосне идущие кверху зарубки, а продолжением рук служит ему плетеный ремень. Взмах - и обнявший сосну кирам взлетает выше, еще один взмах, еще… Об этом дольше рассказывать - Заки уже у цели, на высоте примерно двенадцати метров!
Петлю он замыкает узлом - ременный круг выше пояса подвижно соединяет его с сосной. Еще одна операция - укрепить на сосне приступку для ног. Цирковая работа! Справа, огибая ствол дерева, надо кинуть веревку и поймать ее слева. С третьего раза этот трюк Заки удается. Знак рукою напарнику - и на транспортной от пояса свисающей веревке вверх поплыли дымарь, топор и сетка для головы. Все это сделано в три минуты, не больше. Теперь Заки надевает на голову сетку, быстро вскрывает борть, с веселым приговором «Предупреждаю…» пускает в дупло пахучее облачко дыма.
Пчелы, уже готовые зимовать, очень свирепы. Но для существ, живущих по законам инстинкта, дым означает лесной пожар - надо без промедления спасаться. Это знали еще пещерные люди, поднимаясь к пчелиным дуплам с пучками горящего мха. Теперь же в руках у Заки жестяной дымарь…
- План выполнили. А сверху плана ничего нету! - кричит он с дерева.
Это значит, что пчелы заготовили меда без большого запаса, килограммов десять - двенадцать. Меда хватит лишь самим на зимовку. Такие запасы бортник трогать не должен.
За день мы успеваем проверить шесть бортей и возвращаемся уже в сумерки. Четыре чиляка, полные меда, по два за седлами у Заки и Сагита, мерно качаются над дорогой.
ДОБЫЧА МЕДА И ВОСКА - древнейший промысел. Можно представить одетого в шкуры далекого нашего предка, на равных началах с медведем искавшего в лесах желанные дупла. В отличие от медведя человек понял, что увеличит шансы добытчика, если будет выдалбливать дупла борти в деревьях, - охотник за медом сделал полшага к занятию пчеловодством.
Бортничество в богатой лесами Руси было делом повсеместно распространенным. Главной сладостью до появления сахара у человека был мед. Свет до появления стеарина, керосина и электричества давали лучина и восковая свеча. Мед и воск наравне с мехами служили главным предметом экспорта из Руси. «Бортные урожаи» особо были богаты в лесах Приднепровья, Десны, пограничных со степью лесах по Оке, по Воронежу, Сосне, Битюгу, Усманке.
Почему древнейший человеческий промысел сохранился в Башкирии и нигде больше? Этому есть причины. Одна из них - особые природные условия, обилие липовых и кленовых лесов - источника массовых медосборов. Вторая - башкирские леса до недавних времен оставались нетронутыми. Местное население земли не пахало, занимаясь лишь кочевым скотоводством, охотой и сбором меда. Лес для башкира был убежищем и кормильцем, а пчелы в нем - едва ли не главными спутниками жизни.
Бортное дерево для башкира было мерилом всех ценностей. Оно кормило несколько поколений людей, переходя от отца к сыну, от деда к внуку. За бортное дерево можно было выменять ценной породы лошадь, бортное дерево было лучшим подарком другу. «Счастливые борти» (дупла, где пчелы селились охотно), как корабли, имели названия. Стоят и поныне в лесах по-над Белой борти «Бакый», «Баскура», «Айгыр каскан», выдолбленные еще в прошлом веке.
Каждая борть в урожайный год давала до пуда ценнейшего меда. Мед был «валютой» башкирского края. Зимой охотник промышлял в лесу зверя, летом промышлял мед.
Массовая распашка земель и сведение лесов в Башкирии начались поздно (сто с небольшим лет назад). И это продлило сохранность давнего промысла. В глухих поныне, почти бездорожных отрогах Уральских гор леса сохранились нетронутыми. Сохранилась и черная лесная пчела, жизнеспособная, трудолюбивая, выносливая. В 1958 году природная зона обитания пчелы была объявлена заповедной.
ВО ДВОРЕ у Заки листаем пожелтевшую книгу прошлого века о башкирах и бортничестве. Сравниваем инструменты и снаряжение, какими мог пользоваться прадед Заки, и нынешние. Все - ремешки, деревяшки, железки - одинаково по конструкции и названию. От современной жизни для бортного дела Заки приспособил лишь кеды, в них по деревьям лазать удобней, чем в шерстяных носках.
Строительство борти начинается с поиска подходящего дерева. В старой книге написано: «Увидев хорошую сосну, башкир немедленно вырезает на ней «тамгу» - эта сосна моя». Так же поступит бортник сегодня.
Сосна должна быть достаточно толстой (около метра диаметром). Очень желательна близко вода, очень важно, есть ли вблизи поляна с лесным разнотравьем и каков рядом лес. Есть и еще какие-то тонкости, известные разве что пчелам, ибо заселяют они лишь треть приготовленных бортей, упорно предпочитая одни («счастливые») и оставляя другие осам и паукам.
Долбится борть на высоте от шести до двенадцати метров. Сначала бортник вырезает в дереве неширокую щель и потом уже специальными инструментами выбирает дупло высотою около метра, довольно просторное, но не грозящее дереву переломом. Внутренность борти тщательно зачищается круглым стружком и специальным хороших размеров рашпилем с рукояткою, как у лопаты. Леток для пчелы прорубается сбоку, а щель закрывают деревянной заслонкой, подгоняют ее со всей тщательностью - в дуплах пчелы переносят суровую зиму.
«Борть должна быть теплой, сухой, но иметь хорошую вентиляцию». Все это пчелы оценят сразу, как только борть обнаружат. Принудить их к выбору бортник не может. Его дело теперь - ожидать.
Роение пчел в бурзянских лесах начинается в жарком июне. Семья с молодой маткой остается в дупле. А старая с роем взмывает над лесом и в поисках нужного ей жилья может лететь до пятнадцати километров. Высокие бортные сосны сверху очень заметны, и пчелы-разведчики не упускают возможности обследовать все, что увидят.
В середине лета, объезжая участок, бортник с волнением приближается к «новостройкам». И сердце его счастливо бьется, если сверху он слышит приглушенный пчелиный гул.
О том, что в борти кипит работа, известно становится не только тому, кто оставил клеймо на сосне. Свои клейма когтистой лапой ставит на дереве и медведь. Чутким ухом косматый любитель меда нередко ранее человека берет на контроль пчелиную семью. Конкурентами бортника бывают и муравьи, способные (окажись поблизости муравейник) понемногу, но неустанно «чистить» борть. Среди любителей меда числятся также куница и дятел.
Разумеется, бортник придумал немало хитростей уберечься от конкурентов. Помимо беспощадной войны с медведем (теперь заповедник эту войну ограничил), у борти ставится много упреждающей грабежи «техники». Возможно, не самое эффективное, но занятное и древнейшее средство прогнать медведя - тукмак - висящее на веревке у борти бревно. Оно мешает медведю орудовать, и он его раздраженно пихает, но, чем сильнее бревно он толкнет, тем больнее, качнувшись, оно его ударяет. Сами пчелы, не щадя жизни, защищают свое богатство, выступают союзником человека, который потом забирает добычу, попугав пчел дымком.
Борть служит обычно долго, так долго, как может стоять сосна, часто больше ста лет. Примерно раз в десять лет борть очищается, сушится и, как после постройки, стоит в ожидании новых поселенцев.
Поселяются пчелы также в естественных дуплах. Наибольшая радость обнаружить в угодьях такое дупло. Бортник его не коснется и будет беречь пуще глаза, ибо хорошо знает: ничем не нарушенный ход дикой жизни лучше всего сохраняет жизнеспособность пчелы. Дикие дупла - это рассадники бортевых пчел. (В старинной книге читаем: «Заселенная борть стоит рубль, семья-дичок - шесть рублей.)
- Борть человека переживает, - задумчиво говорит Заки, вынимая самодельным пинцетом занозу из пальца. - Мы с вами сегодня ели мед из борти, которую сделал мой дед. Счастливая борть! Отец говорил: «Эту борть береги всеми силами». Даже в письмах с войны спрашивал: «А как там борть у поляны Буйлау?»
ПРОФЕССИЯ бортника нелегка, требует смелости, ловкости, острого глаза, хороших знаний природы, силы и страсти, сходной со страстью охотника.
От одного вовсе не глупого человека я услышал: «Надо им труд облегчить. Придумать, скажем, подъемник. Что же они лазят по соснам, как обезьяны». Сказавший это имеет к данному делу служебное отношение. И будем надеяться, эти заметки его образумят. Оснащать бортевое дело подъемниками или другим каким механизмом все равно, что лошади «для облегчения» вместо ног попытаться приделать колеса. Лазанье по деревьям настоящего бортника не тяготит. Это спорт для него, и удаль, и способ сберечь здоровье до конца жизни, как правило, очень долгой. Помочь промыслу надо мудро и осторожно, всячески поощряя местных людей его продолжать, приобщая к нему не пришлого человека, пусть и с пчеловодным образованием, а местного парня, с детства знакомого с дикой пчелой. И если уж говорить о помощи бортнику, то непременно нужна ему обыкновенная лошадь, нужно доброе к нему отношение и поддержка в его заботах. Нужна такая же мудрость, какой обязаны нынешним процветанием чеканщики селения Кубачи и живописцы селения Палех. Не меньшая.
Таким образом, ценность, как видим, двойная - и «сосуд», и его содержимое. Не расплескать бы, не уронить, не кинуть как устаревшую вещь на свалку - потомкам пришлось бы бережно собирать черепки.
Фото автора.