Поставщик «мягкой рухляди»
Царская шапка, символ верховной власти, известная со времен Владимира Мономаха, оторочена дорогим мехом. Самым ценным подарком в давние времена была шуба с царского плеча. Конечно, это была не заячья шуба, вроде тулупчика, к неудовольствию старика Савельича подаренного Петрушей Гриневым «разбойнику» Емельке Пугачеву. Ценность царского дара была в том, что шили шубы из самого дорогого собольего меха.
И сегодня при всех выкрутасах моды соболий мех - красивый, прочный, легкий и долговечный - ценится высоко. Природа этой одежкой наградила зверька для жизни в суровых сибирских лесах. Отнять ее у владельца не просто. Уже много веков каждую зиму охотники, терпя лишения, ищут, приманивают, выслеживают зверька.
СОБОЛЬ - зверь небольшой, меньше кошки. Отшельник, любитель непролазных таежных завалов и каменных россыпей, он похож на куницу, состоит с ней в близком родстве. Утверждают: вблизи Урала, где зоны обитания соболя и куницы соприкасаются, зверьки скрещиваются, давая гибрид под названием кидас. Русские промышленники, придя из Сибири на Аляску, местную куницу (мартина) называли соболем. Читая старинные их отчеты, я удивился, ибо знал: соболь - зверь азиатский, и Россия всегда была единственным поставщиком его шкурок на рынок.
Мир куницы - кроны деревьев. Она тут «летает» в ветках, преследуя белок. Соболь тоже древолаз знатный, но «летать», подобно кунице, ему не надо. На дерево он заскакивает чаще всего при опасности. Зато на земле он, как молния, - охотники чаще всего видят только его следы, похожие на двоеточие. Прыгая по глубокому снегу, задние лапы соболь ставит точно в отпечатки передних, получая уже утрамбованную опору для пружинистого прыжка. Зная это свое превосходство, соболь не страшится глубокого снега. Но, спасаясь от преследования, он спешит в первую очередь в завалы деревьев, где сразу становится невидимкой. Слабость соболя - непонятная страсть пробежать над распадком или ручьем по упавшему дереву. Тут его чаще всего стережет западня, поставленная охотником.
В голодное время соболи, предпочитающие жить постоянно на избранном месте, начинают в поисках пищи мигрировать, теряя при этом обычную осторожность. Известны случаи, когда зверьки обретались вблизи поселков, довольствуясь отбросами возле домов, смело пробегали по улицам, забирались даже в кладовки. В одной геологической партии собольки появлялись, когда подавался сигнал к обеду, и брали пищу из рук.
Мне самому пришлось наблюдать соболя, готового отдать свою жизнь за свободу, - глаза горели отвагой, вынимавшему зверька из ловушки охотнику вцепился он в указательный палец, а через час в избушке с того же пальца, намазанного йодом, он слизывал сгущенку и казался совершенно ручным. Собольки, пойманные молодыми, хорошо приручаются. Одного я наблюдал на Камчатке в доме своего друга. Он бегал по комнате, как кошка, забирался к хозяину на колени. Любимым занятием соболька было сидеть на подоконнике, наблюдать: что там на улице? Неплотно прикрытой форточки было довольно, чтобы соболь однажды в мгновение ока воспользовался шансом оказаться свободным. Мы погоревали, но утешились тем, что лес был рядом.
Соболь - зверь типично лесной. Застигнутый на открытом пространстве, он даже при очевидной выгоде никогда не побежит в поле - только в лес.
Лес соболя кормит щедро. У зверька нет узкой пищевой специализации. Он ловит мышей, бурундуков, птиц, успешно ловит рыбу в ручьях, в голодное время не брезгует падалью. Не по размерам сильный, он нападает на зайцев и даже на маленького сибирского оленька кабаргу. Едва ли не каждый охотник расскажет случай, как соболь путешествует по воздуху на глухарях. Подкараулив птицу на ночевке в снегу, маленький хищник острыми, как иголки, зубами впивается в глухариную шею. Обезумевшая птица летит со смертельной ношей куда попало. В Красноярском крае мне рассказали случай. В Каратузском совхозе, в птичнике, объявился наделавший переполоха охотник. Соболь? Но как попал в птичник - до края леса около десяти километров. Загадка разрешилась, когда в сугробе около птицефермы нашли глухариные перья и кости.
Кроме животного корма, соболь не брезгует и растительным. Особое место в его питании занимают кедровые орехи (соболь и держится главным образом там, где есть кедрачи), ест он и ягоды, насекомых. Но лакомством, так же, как для куницы, является для него мед. На Алтае мне показали пчелиную борть, разграбленную соболями. «Зимою к борти зверьки протоптали тропы. Наедятся меда и давай валяться в снегу - избавлялись от пчел и чистили шерстку». В неволе этот сластена всему другому предпочитает варенье, грызет и сахар, не отказывается от конфет. Соболь приспособлен к сибирским морозам, но в самые сильные холода не охотится, отлеживается в снежных убежищах. Попав в ловушку, без движения он замерзает. Почему-то не терпит зверек открытого солнца. Загнанный из подлеска и бурелома на дерево и от солнца не защищенный, он может свалиться вниз, как говорят охотники, «от обморока». Не терпит соболек дыма. Пожары в тайге знакомы животным, что называется, с сотворения мира. И ощущение этой опасности закреплено генетически - из дупел зверьков «выкуривают».
ДОБЫВАЯ соболей сотни лет, промышленники не знали одной существенной тайны зверька. После февральского гона приплод у соболя появляется в апреле, и потому считалось, что беременность соболюшек длится полтора месяца. Оказалось, нет, беременность длится почти девять месяцев. Подлинный летний гон был от охотников скрыт. Не находили у добытых зимой самок и плода. Раскрыта тайна была не в тайге, а в Московском зоопарке в 1929 году. Оказалось, развитие плода у забеременевшей летом самки не происходит. Зародыш «дремлет» до второго весеннего месяца и лишь при повторном («ложном») гоне начинает расти и созревает за полтора месяца.
Соболюшки являют на свет семь-восемь белесых щеняток (чаще всего четырех), шерстка которых прямо на глазах начинает темнеть, и через два-три часа уже виден типично соболиный окрас.
Впрочем, единого цвета в природе у соболей нет. Есть коричневые, есть черные (самые ценные на меховых рынках) шкурки. Но изредка (один на двадцать пять тысяч) встречаются соболи дымчатые, бежевые, ярко-рыжие, даже голубоватые. Звероводов эти мутанты очень интересуют, от них, используя генетические законы, можно получить, как это сделано уже с норками, цветных соболей. В природе такая палитра цветов не нужна, а людская капризная мода это приемлет.
Сколько соболь живет в природе, никто не скажет. А в неволе он долгожитель - здравствует и приносит потомство до пятнадцати лет, а постепенно дряхлея, может прожить и двадцать - в четыре раза дольше норок, в два раза дольше енотов и нутрий.
В природе соболи гибнут, конечно, раньше. Своей смертью умереть не дают им чьи-нибудь когти и зубы, хотя врагов у них не очень-то много - куница харза и ястреб тетеревятник: оба хищники редкие. Главным врагом отчаянно смелого, красивого и жизнерадостного зверька является человек. И виною всему - драгоценная шубка таежного старожила.
МОЖНО сказать без натяжки: соболь способствовал росту, расширенью российского государства. Землепроходцев, вослед Ермаку, по Сибири двигали три пружины: любознательность (а что там дальше?), служба царю и соболь. Все хотели владеть драгоценными шкурками - сами землепроходцы, шедшие вслед за ними купцы и, конечно, царева казна в лице чиновного люда. Подобно тому, как испанцы после Колумба в Южной Америке жаждали золота, в Сибири землепроходцев в первую голову интересовали соболя. Местное население немедленно «объясачивалось», то есть понуждалось выплачивать дань - ясак. И принимался он в первую очередь шкурками соболей.
Любопытно, что сами сибирские аборигены эти шкурки ценили невысоко. Гораздо более ценным считался мех выдры и рыси, соболями же подбивали лыжи. Но пришельцы требовали именно соболей. Таежники не только не спорили из-за этого, но даже посмеивались над пришельцами. Исследователь Камчатки Степан Крашенинников свидетельствует: камчадалы считали, что русские ведут себя глупо, беря восемь соболей за нож, а за восемнадцать - дают топор.
Русские, надо думать, тоже при этом смеялись, зная цену собольих шкурок. Освоенье Сибири началось с меховой лихорадки. Царская казна требовала соболей все больше и больше. Меха в торговле долгое время были главным валютным товаром, а традиционным подарком царя другому монарху были собольи шубы. Царь Федор Иоаннович, например, отправляя в 1585 году посольство в Вену, помимо разных других мехов велел взять в запас сорок тысяч собольих шкурок. Легко представить себе, как быстро убывали соболя по Сибири. Пик численности добытых шкурок приходится на XVII век - несколько сот тысяч в год. А потом добыча год от года стала снижаться - природа не поспевала за алчностью человека. И чем меньше поступало шкурок на рынок, тем дороже они становились. В 1900 году за шкурку соболя платили двести двадцать пять, а за особо ценные экземпляры - четыреста - шестьсот рублей. Для понимания цифр уместно сказать: хорошее ружье в то время стоило пятнадцать рублей. Добыть соболька стремились, не щадя сил. И стало ясно - зверю угрожает исчезновенье. В 1913 году на три сезона охоту на соболей запретили.
По-настоящему серьезные меры для спасения соболя были предприняты в 1935 году. На пять лет запретили охоту и торговлю соболиными шкурками. Было создано несколько заповедников, где охоту положили запретить навсегда и откуда соболей стали расселять в места, где они совершенно исчезли. Было поймано и благополучно переправлено в триста одиннадцать сибирских районов девятнадцать тысяч зверьков. И произошло чудо - соболь быстро восстановился. В 1941 году на него была возобновлена контролируемая охота. Сегодня это обычный сибирский зверек. Его численность стала такой же, какой была в XVII веке. Сильные мира сего и нынче дарят другим владыкам собольи шубы. Но общее настроение складывается в пользу четвероногих владельцев драгоценного меха. Кое-где возникают протесты против одежды, лишающей жизни диких животных. Это, возможно, крайность, но крайность благоприятная для выживания леопардов, рысей, куниц, росомах, соболей.
