Возвращенье овцебыка
В своем непродуваемом комбинезоне и громадных защитных очках Ларсен Кин колоритен. Явись он на плоском своем снегоходе где-нибудь около Брянска или Можайска, его приняли бы за неземного пришельца. Но когда, сняв очки, Ларсен подносит к глазам бинокль, он превращается в обыкновенного веселого эскимоса. Его дед, сберегая глаза от колючего снега, носил костяные очки - два темных кружка с узкими щелями посередине. Такие очки можно сейчас увидеть в музее или у какого-нибудь бережливого жителя острова Нунивак. Ларсен же с ног до головы - эскимос современный: очки защитные, под ними еще очки - от близорукости, винтовка с оптикой, ботинки, вполне подходящие для хождения по Луне. Его помощник - моторный молодой малый на прицепе своего снегохода тянет громадные нарты, в которых сидят две персоны. Меховые одежды, зеленые маски на лицах и специальное покрывало не дадут нунивакскому ветру ни малейшего шанса охладить охотничий пыл этой занятной пары. Они прилетели на остров убить маскака. Так зовут на Аляске мускусного быка (овцебык по-нашему, умингмак - «бородач» по-эскимосски).
Охота стоит немалых денег - и те, кто их заплатил, держат себя так, чтобы все понимали, кто тут заказывал музыку. Не будем называть фамилии этих людей. Имена: Люси и Ренди. Мы с Джоном Бинклеем тут - сбоку припеку. Распорядитель охоты - старый друг Джона. Он шепнул: «На всех всего хватит - стреляй и снимай. Вот «сноумашина». Садитесь!»
Езда по острову, лишь кое-как прикрытому снегом, удовольствие небольшое. Постепенно она превращается в пытку. Снегоходы с грузовыми нартами на прицепе при быстрой езде имеют склонность на всех неровностях расставаться с землей и шлёпаться на неё. Назвать это тряской нельзя - сплошные прыжки. На глазах у меня от добротной японской сумки начинают лететь заклепки. А в сумке - две фотокамеры. Хватаю сумку в объятья и, лишившись возможности опираться на руки, превращаюсь в подобие камешка в погремушке. Внутри у меня что-то ёкает, и я начинаю думать: а надежно ли всё там подвешено?
Джон моё положение понимает. Но отставать нам нельзя. Он то и дело, привстав за рулём, оборачивается: «Как дела?» Я поднимаю вверх руку: «Всё в норме!» Так едем часа полтора. День серенький. Туман, идущий от моря, островной мороз превращает в промозглость, нелюбимую даже утепленными дальше некуда овцебыками.
Между прочим, пора бы быкам показаться. Остров немаленький - сто десять километров на восемьдесят, - но овцебыков тут порядочно - полтысячи. За два часа пора бы увидеть хоть одного.
Овцебык - существо интересное. Полагают, живет на Земле уже миллион лет. Приспособлен для обитанья на Крайнем Севере. По перешейку в Беринговом море перебрался на Аляску. В эпоху обледененья Земли продвинулся к югу и был обычен в Европе, а в Новом Свете дошел до жаркого теперь штата Кентукки. Ушел на север с отступлением ледника и занял тут, как говорят теперь ученые, «экологическую нишу» - приспособился существовать в условиях, где не могут жить даже очень неприхотливые северные олени. Густой нежный пух и длинный, до шестидесяти сантиметров, волос сделали его «непробиваемым» для ветров и морозов. От волков, образующих с песцами и овцебыками полярное общество, бородачи оборонялись просто: становились в круг, выставляя вперед рога. Таким образом удавалось сберегать малышей. Но этот способ никак не годился для защиты от человека. Двуногий охотник безбоязненно подходил к «крепости» - стрелы и копья было довольно, чтобы повалить зверя, мясо которого и сегодня ценится как очень вкусное.
Овцебыки всюду были истреблены. У нас на Cевере, полагают, последних убили лет двести назад. На Аляске это случилось позднее - во времена Джека Лондона доконали из ружей последних.
К счастью, овцебыки сохранились в Гренландии, и в 30-х годах американцам пришла хорошая мысль попытаться вернуть овцебыков на Аляску. Несколько десятков животных долгим кружным путем посуху и по морю, через Норвегию, Нью-Йорк и Сиэтл доставили на Аляску. Выдержали бородачи небывало длинное путешествие. А Аляска была им домом родным. Особенно хорошо они себя чувствовали там, где было холодно и где на скудную пищу не претендовал никто, кроме них.
Остров Нунивак - «осколок» Аляски. На карте к западу от неё вы увидите вытянутый белый блин. Таков Нунивак и в натуре - монотонный закоулок Земли с одной деревушкой и десятком охотничьих хижин по берегам. Небольшие речки, озера и ни одного деревца - тундра с низкорослыми ивняками и жесткими травами летом, ледяная пустыня - зимой. «Замороженная Сахара» - кто-то остроумно назвал Нунивак.
А для овцебыков это место оказалось раем небесным. Бородачи, сюда привезенные (тридцать одна голова), стали плодиться. Их численность перевалила за семь с лишним сотен. Большее число Нунивак прокормить не может. Овцебыков стали переселять с острова в другие места Аляски. Я их видел, пролетая над дельтой Юкона и Кускокуима, на Крайнем Севере вблизи нефтяных разработок, а также на ферме близ Фербенкса.
Овцебыков изучают. Затруднение - кому они больше родня: овцам или коровам? - теперь разрешилось. Ближе эти похожие на мелких коров животные все-таки к овцам и козам. Обнадеживают попытки и одомашнить овцебыков - их держат в загонах ради хорошего мяса и дорогой, «эталонной тонкости» шерсти. Но на острове Нунивак решили с фермами не возиться, а приглашать за хорошие деньги охотников. Пятьсот овцебыков платят на Нуниваке людям ежегодную дань: шестьдесят голов - тридцать самок, тридцать самцов.
Туман. Ларсен ощупывает биноклем каждый призрачный силуэт. Но всякий раз говорит: «Олени…» Оленей на острове больше, чем овцебыков, и они почему-то небоязливые - целое стадо мы видели прямо на виду у деревни. Быки же оставили только следы. Вот на пригорке они кормились - копытили снег, добывая из-под него ту малость, которую может подарить им арктическая земля, - тощие сухие былинки размером со спичку, лишайники, мох. Нет на Земле существа, исключая, возможно, только верблюда, живущего на столь скудном довольствии у природы.
Продолжаем трястись в тумане. Ларсен делает петли, полагая, что овцебыки схоронились в речных низинах. И наконец-то подает знак. Глушим моторы и осторожно подходим к чему-то, в тумане похожему на стожок сена. Маскаки! Три. Мирные, кроткие, с апостольски длинными бородами. Стоят мордами друг к другу, думают свою северную невеселую думу. Одному из них сейчас предстоит умереть. Какому? Пишут: охотники в древности убивали этих животных копьями, подойдя на десять шагов. Сейчас нас отделяет от быков метров сто пятьдесят. Ближе подходить - «не спортивно», да и оптический прицел уже ни к чему. А так всё чин чином. Стрелять будет Люси. Она снимает свою зеленую маску, примеривается к ружью. В деревне вечером Люси по рисункам в проспекте училась отличать быка от коровы. Но сейчас без помощи Ларсена она не может определить, в какого из трех ей надо прицелиться. Наконец Люси подняла винтовку, поглядела внимательно в оптическую систему. Когда грянул выстрел, один из кротких апостолов повалился. Два собрата с недоуменьем глядели на него, не убегая. Вероятно, в их головах зажглась какая-то лампочка: «Что с тобой? Поднимайся!» Но у собрата дергались ноги. И это друзей его испугало. Крутнувшись на месте, они побежали и в ту же минуту исчезли в тумане.
Мы подошли к тому, что только что было существом живым, красивым и сильным. Лохматый, бурый, побеленный по спине зверь с большими, загнутыми книзу рогами. Люси ритуально поздравили. Я попросил её встать к добыче с ружьём. Но Ренди вмешался: «Нет, снимок должен быть классическим. Ружьё положить тут, а Люси пусть присядет». Всё было сделано. Дородная дама на радостях даже оседлала маскака - дурашливость маскировала отсутствие доблести в этой охоте.
Между тем помощник Ларсена сверкал возле туши ножом. И вот уже лохматая шкура лежит на снегу примерно так же, как она будет лежать у Люси в доме. Отвратительная картина. Снег кругом окровавлен, запах парного мяса и внутренностей. На этот запах с подветренной стороны пожаловали два песца и сели на горке, терпеливо ожидали своей минуты. И прилетели шесть воронов. Тоже расселись и ждут. За многие зимы хищники острова привыкли к роскошным поминкам по своим бородатым соседям. Кто прибегает на выстрел, кто сверху видит поживу, кто чувствует запах…
Ехали мы домой, как из театра после плохого спектакля. Так же трясло. Джон всё так же оглядывался: «Живой?» Я поднимал руку. Люси и Ренди сидели в своем возке с зеленой накидкой, в зеленых масках. В ногах у них лежала шуба, гревшая овцебыка лет пять или шесть.
- Сколько же им стоила эта охота? - спросил я у Ларсена, когда добрались наконец до его дома в селении Мекорюк.
- Больше четырех тысяч долларов. - Взяв мой блокнот, Ларсен разложил все по полкам: $1000 - лицензия, 2000 - организация охоты, 500 - транспорт, 500 долларов - разные мелочи. Бедные люди этим не занимаются. Только богатые.
- Остается ли что деревне?
- А как же! Помножьте две тысячи на шестьдесят - сто двадцать тысяч. И мясо клиенты не всё забирают. Подспорье важное в нашей островной жизни. Олени, тюлени, рыбы и вот, маскаки. Так и живем.
МЫСЛЬ заполнить «биологический пробел» на Севере занимала и наших зоологов. В 1974 году канадцы подарили нам десять овцебыков. Поселили их на Таймыре, а годом позже два десятка «маскаков» государство купило на Аляске. Переселением их руководили Савва Успенский и Вадим Торхов. Приживутся ли? Несколько лет с Севера приходили обнадеживающие вести: обживаются…
По всему судя, жизнеустройство овцебыков проходило разумно. На прошлой неделе я навел справки: сколько же овцебыков от первых трех десятков наплодилось за тридцать четыре года? Цифры радуют. На Таймыре сейчас более восьми тысяч овцебыков, на острове Врангеля - восемьсот, да еще и в Якутии число их выросло до шести сотен.
Вроде бы пришло время открывать контролируемую охоту на овцебыков. Если это возможно, то биологический ресурс должен быть отдан жителям Крайнего Севера. Это было бы подспорье в их скудном житье-бытье. И, конечно, никаких вертолетов для этой охоты! Недавняя драма в горном Алтае заставляет говорить об этом прямо и резко.
