Грибная бабушкина глушь
Окончание. Начало в «толстушке» за 4 сентября.
По профессии он, как говорят ныне, дизайнер - рисует для кузнецов в Рязани металлические ограды. Но духом натуралист постоянно в лесах. Когда-то страстный охотник ружье сменил на фотокамеру и теперь в любое свободное время утекает в леса. Мещеру он хорошо знает. Известно ему, где какого зверя можно увидеть, где живут интересные люди-мещеряки.
Объединяясь, мы кладем в шапку равные доли денег на бензин и на его легкой «Ниве» летим в какое-нибудь заветное место, не забывая, однако, о том, что «прилов» по пути бывает часто важнее того, к чему ты стремился.
Иван Павлович - человек мягкий, веселый, и мы одариваем друг друга анекдотами, забавными воспоминаниями, рассказами о происшествиях во время фотоохоты. Чуткость ко всему, что видим, отменная. Обычно толкнешь друга локтем, и он сразу видит всё стоящее вниманья. «Родство душ!» - восхищенно любит он говорить.
К отысканью всего интересного он приспособлен не хуже гончей собаки - нюхом чует, куда нам следует заглянуть, и, напав на след, проявляет большое терпенье в достижении цели. Он может залезть на большую сосну, чтобы заглянуть в гнездо ворона, часами может сидеть в скрадке, ожидая, когда «на выстрел» по воде приблизится нарядная чомга. Он знает, где и почему иногда большим числом собираются совы, где ходят лоси, где можно поснимать береговых ласточек и тетеревов. Знает, какой лесник наблюдателен и снегиря не примет за дятла.
|
Вспоминаю, как на кордоне Глубоком заинтересовались мы ужаками, гревшимися на пороге лесного дома. «У нас их пропасть», - сказал лесник. «Это где же?» - «А вон, у сарая, под досками». Мы, конечно, доски подняли и отпрянули - из-под них полилась в лес река ужаков - сотни три, а то и четыре. В навозе возле сарая была у них «резиденция». В тепле ужаки клали свои пергаментные яйца, которые с охотой клевали куры, и выползали из навоза погреться на солнце или поплавать, поохотиться на реке.
Другой раз поехали мы снимать сов. Но в известном месте этих, отдыхающих днем мышеловов, не оказалось. Местный мальчишка сказал, что сидят они днем на березе в деревне Стенькино. Мы сейчас же туда. Сидят! И где - на березе, стоящей над шумным деревенским базарчиком. Снимая эту компанию, мы догадались, почему совы изменили прежнему месту. После торговли на земле остаются крошки и зерна, мышей привлекающие, и совы безбоязненно сидели прямо возле «столовой».
Или получил Иван Павлович известие с торфяных разработок - загнездилась там редкая ныне птица большой кроншнеп. Гнездо нашли мы быстро, заметив, откуда взлетела наседка. И сейчас же в канаву с водой шагах в двадцати от гнезда поставили полотняный (из камуфляжа) скрадок. Кинули жребий, кому в канаве сидеть - ждать возвращения птицы. Выпало сидеть мне. Иван Павлович удалился на край торфяника, а я, согнувшись, стал за птицей в бинокль наблюдать. Два с половиной часа на корточках просидел, ожидая, как кроншнеп, осторожно сужая круги, шел к гнезду. Из скрадка без помощи друга вылезти я не мог - затекли ноги. Еле-еле мы добрались до машины.
Много чего приятного можно вспомнить из наших набегов в лесную Мещеру.
Иван Павлович не только снимает, но и хорошо умеет писать о природе. Способный протопать, как лось, по болотам в день километров двадцать, он открывает рязанцам потайные малодоступные местечки Мещеры. Регулярно публикуя очерки с фотографиями в рязанской газете, он получает в ответ от читателей благодарные письма.
Лет в десять раз случается на Мещере явленье, которое без натяжки можно назвать чудом света, - большой весенний разлив. Это случается после снежной зимы дружной весною.
|
Такое чудо наблюдал я в 70-м году. Все лесное пространство левобережной Оки залило водой до высоты скворечников на деревьях. Биолог Окского заповедника Святослав Приклонский позвонил: «Немедленно приезжайте!» И мы с Борисом Вепринцевым (он записывал голоса птиц), наскоро покидав снаряжение в рюкзаки, немедля выехали.
Утро началось со спасенья семьи лесника. Вода поднялась выше окон жилья на кордоне, люди, послав по телефону «SOS», уже на крыше ожидали спасателей. В этот же день мы видели пролет огромного косяка гусей, для которых Мещера - станция на пути к северу. Видели лося, обреченно шедшего неизвестно куда по глубокой воде. Ему грозила участь погибшего кабана - на разложившейся туше пировали вороны. Мы видели прошлогодние гнезда птиц, в которых спасались от воды мыши. Встретили убегавшего по мелководью матерого барсука и забрали в лодку осиротевшего полосатого кабаненка величиной с рукавицу.
Ночевать с Борисом Вепринцевым мы устроились на островке суши, куда вода выдавила из леса двадцать два зайца. Бежать от нас было им некуда. А утром, проснувшись, увидели рядом с палаткой четырех журавлей. Заметив шевеление наше, журавли с криком поднялись в воздух, я их снять не успел, а Борис вовремя нажал кнопку магнитофона, и журавлиный крик остался на память о том замечательном утре.
Забыв обо всем на свете, снимали мы зайцев, бегавших по гривке суши. Ни один из них в лодку прыгнуть не захотел. Пытаясь бежать по мелкой воде, они намокали и возвращались на спасительный островок. Мы ловили их сетью и относили в фанерный приют на лодке. Лишь один заяц в панике убежал и, конечно, погиб в холодной воде.
А еще через день состоялась занятная встреча с лисой. Мы увидели её с лодки на высоком торчке сломанной ветром березы. Подпустила к себе плутовка довольно близко, но на критическом расстоянии рванулась вверх по наклонному дереву и метрах в пятнадцати над водой замерла, свернувшись в комок, похожий на занесенную сюда ветром старую шапку. Как заставить находчивого зверя вернуться вниз? Я, подняв повыше отвороты сапог, вылез из лодки в воду и взял на прицел место на дереве, по которому лиса могла сбежать вниз. Мое присутствие на воде лисе, конечно, не нравилось. Но шлепки алюминиевых весел по стволу дуба заставили её шевельнуться, и вот - хвост трубою вместо руля! - лиса стремительно мчится к воде. В нужном месте я успел нажать спуск фотокамеры и (смотрите снимок) не промахнулся. А лиса схоронилась в куче наплывшего бурелома. Разыскивая её, обнаружили мы еще двух рыжих подруг и в их компании взъерошенного енота - беда сближает и примиряет.
И еще одну весну великой воды видел я на Мещере. Вернувшись из Африки, попросился пожить где-нибудь в тиши Окского заповедника. Еще по снегу отвезли меня на кордон Старый. Я поселился в пустовавшем приюте, где летом жили практиканты-студенты. Обмазанные глиной и побеленные стены домишка были в оспинах, сделанных дятлом, искавшим под глиной какую-то живность.
Места лучшего для работы придумать было нельзя. Стояла в домишке кровать, скрипучий стол, жарко вечерами горели в побеленной печке дрова. За моим мараньем бумаги наблюдал иногда дятел, бочком заглядывая в оконце.
День начинал я с ранней прогулки, когда всё живое только-только проснулось и ничего не боялось. Бобр с веткой в зубах однажды подплыл ко мне, стоявшему у края воды, и стал изучать незнакомца. Оставляя следы, по мелкой воде ходили нерестившиеся щуки. Лесник кордона, просыпавшийся тоже рано, однажды вынул из сети леща весом в семь килограммов. Это чудовище ножом резать было непросто - лесник рубил леща топором...
По воскресеньям я позволял себе отдых и с палкой через болота отправлялся на дальнюю Волчью поляну. Тут прямо возле старой тропинки обнаружил глухарку, сидевшую на гнезде. Она прятала голову в перья, полагая, что не замечена. Я обходил это место под старой сосною сторонкой и издали наблюдал за гнездом.
Однажды глухарку я не увидел. Подошел - и яиц в гнезде нет. Кто-то тут похозяйничал. Расширяя круги, я обходил это место и вдруг обнаружил в песчаной земле обширный покоп. Чья работа? Лисе не по силам сделать такую яму. О! Чуть в стороне увидел я кучу помета, состоявшего из непереваренного хитина съеденных муравьев. Медведь! Лес для меня мгновенно стал иным, чем минуту назад. Озираясь, я почти побежал на кордон к телефону. «Вы в курсе, что в заповеднике живет…» - «Знаем, знаем! Он на соседнем кордоне задавить пытался корову…»
Углубляться в лес с того дня я стал осторожно. Но на Волчью поляну какая-то сила тянула. 9 мая, проходя по кладкам из бревен через болото, вдруг обнаружил, как невесть откуда, словно бы по команде, появились полчища комаров. Мещерская эта напасть была мне знакома, но тут было нечто особенное - моя кепка, лицо, руки, одежда покрылись пушистой «шалью» жаждавших крови маленьких летунов. Отбиваясь, я наломал березовых веток и побежал к дому, охлёстывая себя со всех сторон спасительным веником. Во время этого бега я понял, для чего лошади имеют хвосты…
Хорошо вспоминать минуты жизни, какие ощущаешь как счастье.
