От божоле и авокадо спешит ФРАНЦУЗ НА БАРРИКАДЫ
От божоле и авокадо спешит ФРАНЦУЗ НА БАРРИКАДЫ
Социальные требования бастующей Франции нам кажутся смешными.
В первой части публикации мы рассказали о том, что французская социальная система напоминает Советский Союз. Разница в том, что в СССР бастовать было нельзя, а во Франции можно.
Левый остров
Где проходит грань между шантажом государства и гражданским обществом? А между политической борьбой и банальной дракой?
Представим на минуточку, что в Москве вдруг забастовало бы метро. Машинистов побили бы - это точно. И, по нашей логике, были бы совершенно правы, потому что нельзя других людей делать заложниками своих проблем.
Но во Франции почему-то - как бы парижане на своих железнодорожников ни злились - это раздражение в мордобитие не переходит. И даже не трансформируется в извечный вопрос: «Кто виноват?» И не поворачивается дулами всех пушек в сторону очевидных виновников нынешних французских проблем - иммигрантов. Более того, предложи французам выбор: прижать проклятых забастовщиков, чтобы неповадно было, или оставить все как есть - они выберут второй вариант, а не первый. Потому что в противном случае это уже будет не Франция.
Почему? Может, потому что экономика страны, теряя от забастовок ежедневно по 400 миллионов евро, загадочным образом не буксует (чтобы ВВП упал хотя бы на один процент в год, подсчитала министр финансов Франции Кристин Лагард, можно бастовать еще 9 недель). А может, потому что на фоне вселенского поправения Франция с ее романтическим мушкетерским принципом «Один за всех и все за одного» осталась в Европе едва ли не последним левым островом. И вот что интересно: французы, имея право бастовать и регулярно им пользуясь по поводу и без, умудряются свой национальный корабль почти два века удерживать на плаву. Мы же за один только XX век переворачивали его дважды! Выходит, забастовки для них - как кровопускание, официально разрешенный выход социальной агрессии?
Чтобы понять, как у них это получается, нужно научиться думать, как они. Вот с завтрашнего утра мы этим и займемся. Съедим по круассану и начнем смотреть на мир не справа, а слева.
О том, как Поль Фурье был сардинкой
Итак, сегодня мы не работаем - мы бастуем!
Правда, в редакции этого пока никто не заметил, потому что бастуем мы по-французски: просто-напросто прекращаем работать, и только потом объявляем, чего нам, собственно, надо. Просить повышения зарплаты на 30 процентов, - слишком банально. Мы хотим чего-нибудь посущественнее: оплаченный творческий отпуск, например, длиною в год. А что?
Но вдвоем нам бастовать скучно. Для настоящей французской забастовки нужна, во-первых, толпа, во-вторых - пресса, в-третьих - наглядная агитация.
Это мы запросто! В профсоюзе работников городского транспорта (CGT), поставившего две недели назад на уши весь Париж, есть фирменный магазинчик, в котором продают не только красно-желтые шарфики и лимонные жилетки, но и мегафоны по цене 70 евро за штуку, и еще вино для членов профсоюза. В смысле: купил бутылочку бордо - поддержал работника метро! Видите ли, французские профсоюзы объединяют только 8 процентов всех рабочих страны, взносов ни на что не хватает, поэтому здание, из которого 800 профработников руководят забастовками, им бесплатно предоставляет государство. И государство же берет на себя оплату счетов - как любящий родитель сначала покупает сыну автомобиль, а потом оплачивает штрафы за превышение скорости…
Мы все время скатываемся в иронию - потому что после холодного душа 90-х умасленная социальными льготами Франция кажется нам игрушечной. И не одним нам - на сайтах русскоязычных эмигрантов тоже царит абсолютно правая атмосфера. «Скоро французы начнут требовать четырехдневной рабочей недели!» - негодуют наши соотечественники. И мы их в этом только поддерживаем! То ли все здесь устроились хорошо, то ли у всех - аллергия на любое левое начинание...
- Ну, а что вы хотите? - подивился нашим сомнениям Поль Фурье, генеральный секретарь профсоюза городского транспорта. - Россия - совершенно правая страна с проблемами в области прав человека.
Примерять к себе сюртук буржуа было ново. Мсье Фурье, впрочем, прекрасно чувствовал себя и без него.
- Вы поймите, - рисовал он мелом на доске аккуратные квадратики, - 18 октября мы провели предупредительную однодневную забастовку, а власть НИ-ЧЕ-ГО не поняла! Месяц никаких переговоров не было! Потребовалась целая неделя забастовок в ноябре, прежде чем они согласились с нами поговорить!
- Но, может, вы со своими требованиями перегнули? Можно ли к XXI веку применять нормы начала XX?
- Если вы имеете в виду уголь в топке, которым попрекают наших машинистов, то тогда правительству следует заняться рабочими на стройках и рассчитывать пенсию в зависимости от физических нагрузок! - с ходу отбил удар он.
- Нашим работникам, между прочим, приходится трудиться под землей по 8 часов 365 дней в году! И в субботу, и в воскресенье! В Германии вон тоже бастуют, требуя повышения зарплаты. Мы об этом даже не заикаемся! Суть забастовочного движения в другом: В ПРИНЦИПАХ, а не в тупом повышении зарплат. И вообще - то, что Франция считается страной забастовок, - в корне неверно. В прошлом году, например, пришлось всего по полдня на каждого. Скажу вам более: мы бастовали, бастуем и будем бастовать! А что делать: по-другому-то повлиять на правительство нельзя! В частном секторе хотя бы есть хозяин, а государственникам больше идти не к кому.
- Ну а зачем вы всех остальных-то наказали? В XIX веке, бастуя, рабочие наносили реальный ущерб своему хозяину. А вы, получается, несчастным людям, которые не могли добраться до работы!
- Они должны понять, что страдают из-за конфликта с правительством. Я тоже ездил в метро, как сардинка в банке (на этих словах мсье Фурье выразительно изобразил сардинку, получилось очень похоже. - Авт.), и тоже страдал! И многие наши люди ездили из пригородов по 3 часа в одну сторону и вынуждены были вставать в 5 утра.
- А если бы в той толпе, часами ожидающей поезда, вы признались, кто вы такой на самом деле, что бы, интересно, с вами сделали?
- Меня и без того узнавали, потому что перед этим я месяц выступал по телевидению, и ничего: остался жив. Наоборот, многие просили: держитесь! Будьте символом населения, которое нельзя согнуть!
- Но почему вы СНАЧАЛА бастуете, а потом предъявляете требования? - почти взмолились мы.- Почему не наоборот?
- Как почему? - удивился Фурье. - Сначала мы показываем, что мы можем, а потом начинаем разговаривать!
В сущности, аборигены Новой Зеландии поступали так же: сначала выбегали на берег, пугая путешественников страшными рожами и татуировками на лицах, а потом объясняли: мы вообще-то мирные, людей не едим, это мы так… Чтобы знали!
Веселая пенсия
Но нам нужны соратники - иначе как общество догадается о том, что мы чего-то требуем? Где их взять?
Одна надежда на французов. Идем к здешним путейцам, на задворки Лионского вокзала, в самый радикальный французский транспортный профсоюз, объединяющий железнодорожников юго-восточного направления (SUD RAIL).
Нас встречают там как родных…
- Товарышч, товарышч! - радостно жмут руки совершенно незнакомые люди. Название нашей газеты явно греет им душу.
Пока мы болтаем с профсоюзным лидером Себастьяном Шатийоном, какие-то рабочие беспрерывно заглядывают в комнату. Наконец один из них выдыхает: «Ну что же - теперь могу идти. Настоящих правдинцев видел!» Наверное, об этом светлом дне он будет рассказывать внукам... Нам от такого приема даже расхотелось быть буржуа - в логове правых такого единения душ не встретишь! Но пришлось, когда выяснилось, что Себастьян, яростно борясь за сохранение железнодорожникам специального пенсионного режима, сам поезда по просторам Франции не водит, а всего-навсего продает билеты в кассе. Это в его-то тридцать! Да на нем можно пахать да пахать!
- И не стыдно тебе требовать пенсию в 50 лет? - попытались устыдить его мы.
- В 55! - возмущенно поправил он. И сразил наповал: - А вы знаете, что у нас есть вечерние смены?
Какой ужас…
Но если без иронии - в его политической концепции есть здравый смысл. В самом деле: зачем равняться на худшее, если есть лучшее?
- После войны, - рассказывал Себастьян, - государство обещало всех постепенно привести к единой норме, то есть к той, которую и защищают сейчас железнодорожники: всем работать по 37 с половиной лет. А получилось наоборот - теперь всех заставляют работать по 40! Наша же цель - создать такой режим, при котором люди смогли бы выходить на пенсию веселыми и здоровыми.
Ну и обнаглел парень - переглядываемся между собой мы. Нет, в принципе неплохо, конечно, было бы уйти на заслуженный отдых лет эдак в 45, получая при этом французское пенсионное пособие в три тысячи евро… Но 45 лет в профессиональном смысле - самое лучшее время. Обществу невыгодно отпускать человека, не выжав из него максимум. С другой стороны - зачем этому обществу нужен шестидесятилетний машинист, который может заснуть от усталости?
Но Себастьян, видимо, решает нас добить и говорит следующее:
- Мы защищаем не только железнодорожников, но даже домашних хозяек! Даже иммигрантов, которых власти собираются выдворять из страны! Потому что противопоставлять одних людей другим - это тактика правящего класса, и после иммигрантов хозяева примутся за нас. Мы будем продолжать наши манифестации, чтобы продемонстрировать: вкус борьбы у нас еще на зубах!
Мы поежились... И, скрежеща зубами, вместе с французскими товарищами пошли на Монмартр защищать Амандину.
Подарок от Амандины
Амандина - это бывшая кассирша из магазина «Вирджин», который продает видеопродукцию. Мы о ней узнали из листовки на русском языке, которую нам вручили в профсоюзе. Историческая любовь французов ко всему русскому тут ни при чем: пресс-релизы выпущены еще на восьми языках, чтобы охватить всех парижских туристов. Суть в следующем: год назад из этого магазина была уволена девушка Амандина. Она была не просто кассиршей, которая проработала в магазине 10 лет, - она была профсоюзной активисткой, чем сильно досаждала хозяину. И вот он дождался: на Амандину нажаловался покупатель. И уволил ее в один день! Но не тут-то было! За дело взялся Амандинин профсоюз. И целый год (!) каждую пятницу устраивал возле дверей магазина пикет.
Выглядит это так: без пяти минут шесть к магазину начинают стягиваться люди. Да не какие-нибудь там мальцы - все солидные джентльмены за 40. Человек в зеленой профсоюзной шапочке натренированным движением рук натягивает на монмартровские тополя скотч, развешивает газеты и оперативно разворачивает складной столик, на котором кипами лежат листовки, общий смысл которых таков: «Если увольняют хозяева - уволим самих хозяев!» Примерно с этого лозунга в России в 1917-м, помнится, началась революция…
На ступенях магазина с мрачными лицами выстраиваются охранники. Хозяина магазина, ей-богу, можно пожалеть: подсчитайте-ка, в какую сумму ему обошлась защита от амандининых профсоюзных друзей! Дешевле было, ей-богу, вчетверо повысить ей зарплату. Тем более что это еще не весь ущерб: время от времени из пикета выбегает какой-нибудь глашатай и призывно кричит в толпу: «Бойкот магазину, который увольняет членов профсоюза!» Прохожие на всякий случай шарахаются от магазина, как от чумного… На лицах охранников появляется страдальческая гримаса.
Но они еще не знают своего счастья: Амандина сегодня выиграла суд! И теперь, как только она получит на руки бумаги, ей предстоит триумфальное возвращение в магазин за получением компенсации...
Но не отменять же пикет, поэтому кричалки «Не покупайте ничего в магазине Вирджин!» будут звучать сегодня до самого вечера. «Если хотя бы часть людей не потратит здесь деньги - это уже хорошо!» - оптимистично объясняют нам пикетчики. Это такой привет от Амандины ее неумному шефу. Жестко? Да, особенно если знать, что Амандина - этническая иранка.
В знак солидарности мы в «Вирджине» тоже ничего не покупаем и уходим прочь, гордясь полезно прожитым забастовочным днем. И нисколько не удивляемся, когда тем же вечером знакомый журналист Доминик Винсено, оказавшийся тайным троцкистом, поет нам на чистом русском языке с р-р-рокочущим французским «эр»: «Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон». (Слушайте аудио на нашем сайте!) Чему удивляться, если все в мире перевернулось и вектор всеобщего полевения сменил цели? Чтобы никому на планете не было обидно: в XX веке быть левой выпало России, в XXI - Франции, ну а дальше, глядишь, этот шар докатится до всех остальных государств.
…Но как все-таки хорошо, что наша очередь уже миновала!..
