Ложь и злоба миром правят?
Шестого сентября родные и друзья собрались на день рождения четверокурсника юридического факультета Киевского государственного университета Сережи Романенко. У каждого в руках были цветы. Было пасмурно, но еще довольно тепло. Гости уже привыкли, что Сережино рождение давно отмечают не дома, а под открытым небом, невзирая на то, будет ли это небо ясным, дождливым, ветреным или снежным, Правда, Ольга Антоновна, Сережи на мама была уверена, что какая бы ни была погода на всех остальных улицах Киева, тут, на Левобережье, где ее сын встретит гостей, в небе обязательно покажется солнце. Так оно, кстати, и было. Ехали в автобусе - дождило. А как только окружили улыбающегося именинника - и правда, как по заказу, над головами собравшихся, клубясь, разлетелись облака и выглянуло солнышко, может быть в ответ на Сережи ну солнечную улыбку.
|
Все, в общем-то, было почти так, как принято в день рождения - гости, цветы, душевные речи, накрываемые неподалеку столы. Одно только со стороны могло показаться странным: почему изо всех собравшихся улыбается только виновник торжества? Остальные, преподнося ему цветы, горько вздыхают, а многие откровенно плачут вместе с Сережиными родителями -Ольгой Антоновной и Алексеем Ивановичем, сестрой Наташей, бабушкой, учительницей, ближайшими друзьями и однокурсниками.
Был еще один парадокс на этом дне рождения: друзьям и однокурсникам именинника было уже за тридцать, а к его возрасту не прибавилось и дня. Сестра Наташа, которой все детство внушали, что Сережа - старший и его надо слушаться, тоже оказалась уже старше его, все такого же двадцатилетнего. Ему оставалось лишь удивляться - только что, кажется, была совсем ребенком, а сегодня уже закончила сразу два ВУЗа - его любимый юрфак и одновременно Национальный университет культуры, став теперь его аспиранткой. Вот какая упорная и способная (вся в него!) оказалась эта девчонка Наташка, вчерашняя первоклашка! Пришла и любимая девушка. Она и сегодня принесла ему, как приносила все последние десять лет, замечательные цветы. Только, когда она их ему протянула, на пальце сверкнуло обручальное кольцо, чему уже никто не удивлялся, все давно знали, что дома (жизнь есть жизнь!) ее ждет муж, которого зовут совсем не Сережей и двое собственных малышей.
И она и все остальные гости вытирали слезы, а он улыбался - стройный, высокий, в белой рубашке, с белой книгой в руке. Такой молодой, такой красивый, такой доверчиво открытый миру, будто не знающий, что в этом мире, кроме добра есть зло и рядом с хорошими людьми живут и очень плохие.
Одежда его была из мрамора, книга тоже: как и сам он, высящийся в полный рост на собственной могиле, на Лесном кладбище...
Надо заметить, что этот мрамор и эта богато убранная живыми цветами могила далеко не у всех посетителей кладбища вызывают слезы. Находятся время от времени проходящие мимо граждане, которые громко, не стесняясь склонившейся над могилой матери, обсуждают, сколько денег все это стоило. И в тот день какие-то подвыпившие представители «среднего класса» тоже не удержались от оскорбительных замечаний по поводу богатого захоронения. Мы, пришедшие на Лесное разделить с родителями их горький праздник, пытались их урезонить. Среди нас были разные по достатку люди. Была я, шестисотгривневая советская пенсионерка, был Сережин крестный, бывший строитель, а теперь инвалид на костылях, с не менее мизерной инвалидской пенсией. Но были и коллеги Сережиного отца, успешные представители деловой украинской элиты, были Сережины однокурсники, которые уже давно стали людьми вполне обеспеченными, ибо их знания и работа нужны многим и хорошо оплачиваются. В грустный день Сережиного рождения всех тут объединяло одно общее убеждение - какие бы различия и разногласия ни возникали между человеческими особями даже самых разных «сортов», «окрасок» и «оперений», они не должны убивать друг друга. Въевшаяся в сознание бывших советских людей убогая формула, что «стыдно быть богатым» и не менее твердое убеждение молодых хозяев жизни, что «стыдно быть бедным» не мешало нам всем объединиться вокруг общего недоуменного вопроса - зачем и по какому праву убили Сережу Романенко, одного из достойнейших и многообещающих граждан молодого, независимого европейского государства?
На черной плите за белым памятником бронзовели горькие строки, выбранные Сережиной мамой из тысяч других строк, перечитанных ею в поисках самых точных:
Ложь и злоба миром правят
Совесть душат, правду травят.
Мертв закон, убита честь...
И Господень Сын у нас
Вновь распят - в который раз!
Все эти годы в день смерти Сережи и в день его рождения у его могилы собираются десятки людей. Поразительно, что не перестали ходить, не забыли бывшие однокурсники, давно закончившие факультет и ставшие уже опытными юристами. В 96-м году именно они, тогда еще студенты, разыскали меня (я работала заведующей отделом права в газете «Регион») и попросили написать об этой страшной истории. Так я познакомилась с семьей Сергея Романенко, оказавшись, в силу профессии, далеко не сторонним наблюдателем, а, в определенной мере, действующим лицом страшной истории о том, как 19 апреля 1996 года в Киеве, на ступеньках супермаркета на улице Раисы Окипной студент - юрист Сергей Романенко был застрелен бойцом спецотряда «Беркут» Иваном Ващенко.
В тот год об этом жутком случае писала не только я. И на радио и в других газетах о нем сообщали многие мои коллеги. Только сообщали по-разному: одни излагали версию защитников убийцы, по которой выходило, что убитый студент был безобразно пьян, что на «беркутенка» (по выражению одного из авторов) он напал первым, сорвал с него погоны и совершал иные противоправные действия, вследствие которых представитель милиции был просто вынужден применить оружие. Видимо, в противном случае, по мнению сторонников этой версии, безоружный и «предельно пьяный» без пяти минут профессиональный дипломированный юрист Сергей Романенко мог бы и сам убить трезвого, вооруженного, полного святой заботой о Порядке и спокойствии на вверенной ему территории бойца столь уважаемого подразделения, которое многие из нас считали и считают высшей профессиональной элитой столичной милиции.
По второй версии, к сторонникам которой, старательно проанализировав все имевшиеся в распоряжении журналистов данные, добровольно примкнула и я, случившееся мало соответствовало официальной милицейской версии, доказывающей правильность и правомерность применения оружия.
Надо сказать, что с семьей убитого мне пришлось знакомиться уже после некоторых появившихся публикаций, излагавших как раз версию защитников «беркутенка». Для несчастной матери, и без того раздавленной свалившимся горем, публичная защита прессой убийцы сына стала чем-то вроде ржавого ножа, вставленного в кровавую рану. И когда кто-то из Сережиных однокурсников привел меня в эту квартиру, где все было черно от горя: сорокалетняя женщина в черном платке, показавшаяся поначалу старухой, вообще не хотела со мной разговаривать. С огромным трудом мне все же удалось «разговорить» все время плачущую, и почти теряющую сознание при словах «морг», «вскрытие», «похороны» школьную учительницу Ольгу Антоновну Романенко. Помогли мне в этом знакомые ее убитого сына, двое прибалтов, с которыми в тот день у Сергея была деловая встреча и с которыми вечером он поехал, чтобы показать им «свой» Киев.
Эти первые деловые партнеры начинающего юриста оказались последними, кто видел Сергея Романенко живым и первыми, кто видел его мертвым. Отвечая на мои вопросы, они все еще казались очень испуганными и угнетенными, взвешивали каждое слово, прежде чем ответить, но главное все-таки от них услышать удалось: Сергей Романенко не был пьян, когда его со ступенек супермаркета окликнул «беркутовец».
Ольга Антоновна, борясь с рыданиями, вспоминала, как в роковой вечер, за несколько часов до беды, возвращаясь домой, встретила «Сережика» - веселого и, как всегда, абсолютно трезвого. (Конечно, можно было бы усомниться в искренности матери, старающейся защитить репутацию сына, но и все его однокурсники, пришедшие ко мне в редакцию, тоже утверждали в один голос, что Сергей не курил, никогда не пил спиртного, был всегда тактичен и сдержан. Одна из студенток, дочь очень известного и сегодня политика, сказала, вспоминая Сережу, что это был вообще «самый честный и чистый мальчик всего нашего курса».)
Он встретился с матерью, когда она возвращалась домой, Успел еще поднести ей тяжелые сумки. И опять убежал - она и представить не могла, что навсегда...
Больше она его живым не видела. Под утро, после бессонной, полной неизвестности ночи, обзвонив все отделения милиции, все больницы и, наконец, набрав дрожащей рукой телефон морга, она услышала, наконец, «положительный» ответ, что такое тело у них есть и что родители могут приехать - на опознание.
Мое сознание матери отказывается подбирать слова для описания чувств женщины, только что видевшей живым и здоровым самое дорогое существо на белом свете, которое отныне полагалось именовать «трупом»...
Каюсь, но я не сохранила в блокнотах ни записей воспоминаний прибалтов, ни первого сбивчивого рассказа без остановки плакавшей Ольги Антоновны. Прошло десять долгих лет, в течение которых уволенный из «Беркута» боец исчез из поля зрения украинского правосудия и с территории Украины вообще. Далеко не сразу было вынесено постановление о привлечении Ващенко как обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных ст. 94 («умышленное убийство") и ст. 166, ч. 3 («превышение служебных полномочий»). Только тогда исчезнувшего Ващенко объявили в международный розыск, который и длился десять лет. В общем, надежд на то, что этот розыск закончится поимкой обвиняемого, честно говоря, не было ни малейших. Потому и показалось бессмысленным хранить звуковые и письменные свидетельства очевидцев трагедии. Тем более что все попытки родителей докопаться до правды тут же тормозились встречными стараниями не заинтересованных в огласке истины тогдашних «начальников» обелить убийцу, черня убитого. Ольга Антоновна Романенко, сознательно отделившая себя глухой стеной от мира жизни и радости, жила теперь одним стремлением - отстоять доброе имя, честь и достоинство убитого сына. Ради этого выдержала она и муку эксгумации Сережиного тела и суд с журналисткой, обнародовавшей на страницах уже не существующей сегодня газеты версию о студенте, находившемся в «крайней степени алкогольного опьянения». Она, кстати, ссылалась на данные медицинской экспертизы, обнаружившей в крови убитого критическое количество (2,66 промилле алкоголя.). Правда, свидетели утверждают, что Сергей был абсолютно трезв, так что эту загадку еще предстоит разгадать. Но даже если предположить, что все было так, как твердила поначалу официальная версия, то каким же образом, по мнению моей коллеги по журналистскому цеху (рекламировать ее имя что-то не хочется), безоружный человек да еще в состоянии «крайнего опьянения» мог представлять настолько серьезную угрозу трезвому и вооруженному стражу порядка, что тот, вместо попыток задержать, связать, вызвать на помощь наряд милиции, на крайний случай пусть даже ранить прохожего, «нарушавшего порядок применением ненормативной лексики», в упор стрелял ему в сердце (причем, дважды, как установлено экспертизой) - остается загадкой детективного жанра и загадкой совести авторов подобных публикаций.
Суд с автором статьи, безосновательно опорочившей честь и достоинство погибшего сына, мать Сергея Романенко выиграла. Проигравшая журналистка выплатила ей символическую сумму за причиненный моральный ущерб. Матери не нужны были ее деньги. Она требовала одного - чтобы живые не пачкали чести сына, который уже не мог защитить себя сам.
Впрочем, беззащитным он не остался. В те дни на имя Генерального прокурора Украины, прокурора Киева, в прокуратуру Дарницкого района столицы было направлено открытое письмо со ста девятью подписями студентов юридического факультета КГУ. В нем, в частности, говорилось: «Мы знали Сергея на протяжении четырех лет по совместной учебе в университете. Это был очень отзывчивый, воспитанный, принципиальный и доброжелательный человек. Нас поражала его интеллигентность, скромность и желание прийти на помощь другим. Он постоянно занимался спортом, не курил и не употреблял спиртное... Поэтому нас удивляют кем-то умышленно распущенные слухи о том, что перед смертью Сергей был в нетрезвом состоянии и, якобы, своим поведением вынудил бойца «Беркута» применить оружие и убить его... Следствие только началось, только уточняются детали дела, а высокий милицейский чиновник уже сообщает общественности, что убийство бойцом «Беркута» безоружного человека является «правомерным»... Мы требуем одного: объективности расследования по делу и установления истины. Это обращение принято на собрании студентов юридического факультета».
Усилиями не сдающихся родителей и не забывающих Сережу друзей все-таки удалось прекратить публичное шельмование погибшего. То, что по факту гибели студента возбудили уголовное дело, а скрывавшийся от следствия Ващенко был объявлен в международный розыск, говорило о том, что при всей бесперспективности надежд на справедливый финал, верящие в невиновность Сергея Романенко добились главного. Больше никто не говорил и не писал, что «беркутенок» применил оружие «правомерно», что он, «бедный» ни в чем не виноват. Правда, не сразу задались и вопросом, что делал вооруженный боец «Беркута» в том супермаркете, откуда он вышел навстречу проходившему мимо Сергею? Простым гражданам и в голову не могло прийти, что бойцы элитного подразделения могли после службы подрабатывать в частных охранных структурах, именуемых на их сленге (это подсудимый Ващенко поведал в зале суда) «кооперативом «Подработка». Ващенко как раз и «подрабатывал» в том самом супермаркете. Правда, дубинку он в тот раз почему-то не захватил с собой, так что для общения с нарушителями порядка на территории супермаркета у него оставался пистолет, который он и применил к безоружному прохожему, никого, между прочим, не бившему, ничего не укравшему, никого не трогавшему. Подсудимый и в зале суда иных причин для остановки им Романенко, кроме применения тем якобы ненормативной лексики (во что людям, знавшим Сергея, тоже верится с трудом) не называет.
Свидетели трагедии (их показания имеются деле) утверждали, что именно Ващенко остановил проходившего мимо студента, приказал ему стать к стене, подняв руки. Ольга Антоновна не раз повторяла приходившим к ней журналистам хорошо расслышанные прибалтами последние слова сына, обернувшегося с поднятыми руками к бойцу «Беркута»: «Ну ты что, -будто бы с искренним изумлением спросил его Сережа,- стрелять в меня, что ли, будешь?»
Через мгновенье раздался выстрел. «А потом - второй. В упор, в сердце,- с мукой повторяет мать.
Уж лучше бы он не послушался и не подошел,- думаю я. Но как юрист, он хорошо усвоил сам и даже учил отца и маленькую Наташку: «С милиционерами не спорь, не возражай им. Делай, что говорят, обсуждать потом будем».
Обсудить правомерность действий бойца «Беркута» убитый Сергей Романенко не сможет уже никогда. Да и никто из нас, как думалось все десять лет, пока его искали, не сможет. Ведь в нашей стране таких подозреваемых находят очень редко, может быть, именно потому, что некоторым, облеченным высокой властью, участникам подобных трагедий даже больше арестованных страшно, чтобы у тех оказались связанными руки, но развязанными языки?
В разговорах с журналистами, опять вернувшимися к этой истории, мать Сергея Романенко стремится назвать всех этих «покровителей» поименно - фамилии, звания, нынешние, довольно высокие должности. Но журналисты, то и дело отбивающиеся от исков за очередное «оскорбление» чьей-то «чести» и «достоинства», обоснованно осторожничают - пусть сначала меру вины каждого все-таки определит суд.
Впрочем, простая логика и без имен подсказывает: разве мог бы Ващенко без ведома облеченных властью тогдашних начальников беспрепятственно исчезнуть с места события и так долго находиться «в бегах», пребывая в относительной свободе? Целых десять лет он мог ходить, ехать или плыть по собственному желанию в любом направлении. Как выяснилось теперь, даже служил в Иркутской области церковным пономарем, вряд ли, думаю, признавшись на исповеди, что за смертный грех на нем. Выходит, носил церковное одеяние, помогал отправлять службы, не раз и сам ставил свечки - неужто они не гасли, поникнув под церковным огнем? Этого не знаю, но почти уверена, что - куда бы ни шел, с кем бы ни общался, какие бы иконы ни целовал - был сжигаем огнем постоянного внутреннего страха, безостановочного невидимого дрожания души. Это уже было не во власти его покровителей, а в Божьей власти, в Его суровом и печальном взоре. И почему-то кажется мне, что эту, искромсанную страхом душу, кроме мучительного ожидания неминуемой поимки, не должно было оставлять ни на минуту еще и навязчивое ощущение, будто его прошивает насквозь последний - изумленный взгляд зачем-то убитого им тогда парня...
Двадцатилетний Сергей Романенко стоит теперь памятником на своей могиле, зимой и летом, весной и осенью, в дни рождений и в день гибели. Все эти дни, а также, и все новогодние ночи с тех пор, как он погиб, его родные проводят рядом с ним тут, на кладбище. Но потом они едут домой, а он остается. И не сойти ему, как всем остальным памятникам на свете, с этой печальной высоты. И цветов он не дарит девчатам - они ему дарят цветы. Что же еще дарить убитым?
Впрочем, в одиннадцатый день рождения, отмечаемый на его могиле, хорошим подарком Сергею и всем собравшимся стало сообщение из Генпрокуратуры о том, что Иван Ващенко задержан и экстрадируется в Украину.
...Подозреваемого задержали на маленькой железнодорожной станции, в Иркутской области. Впрочем, хотя для неспешно разыскиваемого украинским правосудием Ивана Ващенко долгие секунды, минуты, часы физического пребывания на свободе и оказались спрессованными в целое десятилетие, завидовать ему вряд ли стоит. Объяснений, с какими мыслями он жил эти десять лет, мы от него пока не слышали. Но не мог он не понимать, что рано или поздно идущие все вперед и вперед мгновения обязательно воздадут каждому свое - кому бесславье, а кому - бессмертие...
Сегодня подозреваемый в умышленном убийстве и превышении служебных полномочий бывший боец подразделения «Беркут» Ващенко уже доставлен в Украину и 27 августа в Днепровском районном суде г. Киева начато слушание по этому уголовному делу.
Что ж, неподкупный Господь сделал все, чтобы убийца все-таки предстал перед правосудием. И перед возмездием - пока только людским. Будем надеяться, что первая инстанция расплаты - земной суд – будет неподкупным и правым, что не победит страшная формула, по которой «ложь и злоба миром правят, совесть душат, правду травят...»
А Господень Сын у нас вновь распят... Неужто безнаказанно? В который раз...
О ходе суда мы сообщим читателям газеты.
Элла Давиденко,
Заслуженный журналист Украины. Давиденко Элла Владимировна, тел 525-31-05
03039, Киев, пр-т 40-летия Октября, 15-а, кв. 145.
