• Главная
• Происшествия

Фото: Серов Сергей/ru.wikipedia.org

Год назад, 4 ноября, от дома на улице Соборной, 34, в Херсоне отъехал последний грузовик. Более 11 тысяч произведений искусства, среди которых картины всемирно известных художников, россияне вывозили в Крым. Ограбление Херсонского областного художественного музея им. Шовкуненко было одним из самых масштабных, откровенных, самых дерзких преступлений нашего века. И самым циничным, потому что оккупанты называли это "эвакуацией" и "спасением".

О том, как пытались уберечь бесценную экспозицию, о преданности и предательстве, о том, чем сейчас живет музей и к чему готовится, KP.UA беседует с его директором, кавалером ордена княгини Ольги II степени Алиной Доценко.

"У тебя всегда музей, мама!"

- Алина Васильевна, говорят, что вы посвятили Херсонскому художественному музею всю свою жизнь. Это правда?

– Правда. Я пришла в музей, когда его даже не открыли. До сих пор помню, как царапала ножичком нашу мраморную лестницу после первого косметического ремонта. 10 лет работала заведующей отделом, 35 ​​лет – директором. Дети даже немного ревновали меня к работе, говорили: "Мама, у тебя на первом плане всегда музей". Так упрекали меня и в то черное утро.

– Утро 24 февраля?

– Да. Я живу неподалеку от Антоновского моста. Мы с соседями одними из первых услышали взрывы в четыре часа ночи. А что это такое, я сразу догадалась.

В 2014 году приняла в свой дом пять семей военных, вышедших из Крыма. Они прожили у меня где-то год, пока государство создало им условия.

Мы много говорили о том, что происходит и может случиться. Не договаривали, о чем думали, но было такое интуитивное предчувствие. Ведь наблюдали, что происходит в Крыму, в Беларуси.

За день до начала вторжения младшая дочь с зятем стали уговаривать меня приехать в Киев на несколько дней. Я не хотела, имела отговорку, что боюсь заболеть коронавирусом. Так дочь купила билет в СВ-вагон на семь утра, начала говорить, что им очень нужна помощь. Я уже вещи начала собирать, потом бросила сумку, и тут – взрывы. Я звоню в полицию – спрашиваю, правда ли? Отвечают, что да. Началось.

Дочь обрывает телефон, рыдает. А я говорю, что не поеду никуда, потому что у меня музей. "У тебя всегда музей, мама!"

Херсонский художественный музей им. Алексея Шовкуненко – после обстрелов 30 ноября. Фото: Юрия Соболевского

Формальный звонок от министра

– Вы в тот день добрались до работы?

– На рассвете начала вызывать машину, но наш водитель отказался за мной ехать. Сказал, что опасается, чтобы я звонила в такси. Взрывы начались издалека по Днепру, где Чонгар. А теперь уже было слышно со стороны Олешек, Антоновского моста. Над нашим частным сектором самолеты появились, вертолеты. Чьи они – как знать?
Ни одна служба такси не отвечала, я пошла пешком, чуть не бежала. От меня до музея 15 километров, так не почувствовала того расстояния. Затем позвонил тогдашний министр культуры Александр Ткаченко, стал предлагать куда-нибудь перевозить коллекцию. А как, чем, куда, когда самолеты над головой? И в фейсбуке показывают фото с кучей танков, вражеской техники.

– Когда россияне впервые зашли в музей?

- 1 марта орки зашли в Херсон и уже 2-го приперлись в музей. У нас стоял забор, строительные леса, лежали мешки со строительным мусором, они решили воспользоваться этим для своего блокпоста.

В октябре 2021 года в музее начались ремонтно-реставрационные работы. Тендер выиграли одесситы. Я была против этой фирмы, но меня не услышали и руководили работами не мы. Подрядчики скрылись прямо утром 24 февраля, бросив все, как было – разобраны перекрытия, рамы от вырванных окон, кирпич, песок. Ничего не закрыли, не заварили, не убрали. Просто уехали.

Я со своим маленьким женским коллективом, где единственный мужчина - инженер Игорь Русол, да и тот с больной спиной, все это потом таскали по мраморным ступеням, а они в строительной грязи, как стекло, были скользкие.

Сторож все выглядывал из двери бытовки, что там военные делают возле музея на перекрестке. Они это увидели, выбили с ноги железную калитку, начали забирать мешки к себе. Потом зашли в музей через бытовое помещение, спустились вниз, где мы все наши сокровища упаковали и закрыли перед ремонтом – всю коллекцию, фонды, уникальную библиотеку. В 2021-м нам не дали средств, чтобы все это вывезти на хранение в более удобное место.

Фрагмент ограбления. Фото: artmuseum.ks.ua

Сотрудница украла документацию, когда увольнялась

- Если в музее ремонт, то коллекция должна вывозиться? Я правильно поняла?

- Конечно. Мы поднимали этот вопрос, я письма писала, на совещаниях говорила, но все мимо ушей.

- А если бы по правилам коллекцию в 2021-м вывезли в другое место, то, может, не было бы ограбления в 2022-м?

– А я сейчас и не знаю. Не представляю, где бы в Херсоне нашли такой тайник. Для хранения коллекции требуются условия – влажность, температура, охрана, сигнализация. Надо было либо от тендера деньги забирать, либо выделять по отдельности. Поэтому нам, музейщикам, ничего не оставалось, как все делать самим. Плотно упаковали, экономно уложили, закрыли, как хорошие хозяева.

Когда началась война, мы с моей ближайшей соратницей Анной Скрипкой спрятали все фондовые документы. Перенесли информацию на накопители, отдали их на хранение верным друзьям, а с компьютера все стерли.

Но мы не знали, что в 2021 году наша главная хранительница Жилина скопировала все данные. Она своими российскими нарративами так достала коллектив, что я положила бумагу и сказала: пиши заявление! Когда Жилина увольнялась и передавала фонды Анне Скрипке, она перенесла всю нашу документацию себе на домашний компьютер.

- Значит, предательство началось еще до войны. Эта женщина могла что-нибудь знать?

– Она будто собиралась поехать в Краснодар или на Сахалин, где у нее квартиры. Мы об этом знали, но в нашей демократической Украине не обращали внимания – мало кто откуда происходит. А 19 июля, когда музей окончательно захватили, Жилина принесла флешки россиянам.

Она всегда говорила, как плохо живется в Украине, но почему-то оставалась здесь. Работала грамотно, потому ее долго терпели. Была еще вторая любительница "русского мира" - заведующая экспозиционным отделом Кольцова. Я ее тоже хотела уволить, но та умоляла чуть ли не на коленях.

25 февраля 2022 года я издала приказ, которым ради сохранения жизни работников отправила их на удаленную работу. Оставила в музее только Анну Скрипку, потому что она рядом живет. А еще тогдашнего инженера, а ныне замдиректора Игоря Русола, потому что он разбирался в коммуникациях - чтобы, не дай бог, нигде ничего не залило, и уборщицу Татьяну, очень искреннего, преданного человека, также жила рядом.

"Вышивальница" Ивана Лободы идентифицирована в Центральном музее Тавриды. Холст попал в объектив в августе 2023 года во время съемок пропагандистского телесюжета. Фото: facebook.com/art.museum.ks

Полицейские под прикрытием: одеты кое-как и не бритые

– Охрана в музее была?

- У нас был договор с полицией охраны. 2 марта, когда в музей ввалились 16 вооруженных орков, дежуривший парень чуть не поплатился жизнью. Его повалили на пол, надели наручники, забрали телефон, ключи от комнат и пошли по этажам. Увидели, что нет перекрытий, чертыхнулись и в конце концов сняли блокпост. Парня выгнали на улицу, все оставили открытым. И черный вход, и парадную дверь.

Как орки покинули музей, то прибежал Владимир, видел все из окна – хотел убедиться, что никого не убили. Нашел мой телефон, я его попросила побыть до утра – до конца комендантского часа. К Владимиру пришла Анна Скрипка, и они всю ночь пытались закрыть дубовые тяжелые двери подручным материалом.

Знаете... Херсону очень повезло на настоящих людей. Утром я с заместителем начальника полиции охраны выслушали полицейского, который не мог никому позвонить, потому что забрали телефон. Сразу решили сменить всех молодых полицейских, которых все в музее знали в лицо, на людей постарше - офицеров в отставке. Я всему коллективу сказала, что с полицией охраны расторгла договор и нанимаю простых сторожей, то есть гражданских дядей. Кем они на самом деле были, знали только Анна и Игорь. Я просила офицеров одеваться кое-как, не бриться, не брать с собой мобилки. Связь мы держали по городскому телефону, это очень выручало.

Татьяна, уборщица, приходила в музей каждый день, я, Анна и Игорь по очереди. Менялись на посту также наши полицейские "под прикрытием". Так жили полгода.

– В первые месяцы оккупации россияне проявляли интерес к экспозиции музея?

- Еще как! Они приходили много раз, ставили Анну Скрипку к стенке, требуя сказать, где коллекция. Я никогда не виделась с россиянами, потому что таков был наш план. Я бывала в музее, когда часовые проверяли, чтобы никто чужой этого не видел. А Анна приходила всегда, как только начинали ломиться в дверь.

И говорила нашу "легенду": директор коллекцию вывезла перед началом ремонта, куда – никто не знает, в музее пусто.

Когда просили, чтобы открыла железные ворота фондохранилища, Анна жаловалась: вот я разрушу печать директора, меня за это накажут, а вам от этого ничего не будет – за дверью пусто. Я, мол, только за зданием смотрю, охраняю компьютеры, личные вещи разъехавшихся работников.

Журналист Кристиано Тинацци сфотографировал Игоря Русола возле никому не нужного Ленина. Фото: facebook.com/art.museum.ks

После отказа пригласили в комендатуру

– И все-таки вашу хитрость разгадали.

- Я это поняла 4 мая, когда на мой городской домашний позвонил по телефону представитель этой “новой власти” и предложил сделать выставку до 9 мая.

Я говорю, что музей пуст, у нас ремонт. А мне в ответ: не обманывайте, все на месте.

В краеведческом музее, который от нас через дорогу, с первых дней захвата города устроили некий центр русской культуры. Директор встречала оккупантов с цветами, коллектив ее поддержал. Туда приходили сотрудники российской полиции, ФСБ, комендатуры. И туда же начали бегать наши коллаборанты – Кольцова и еще три человека.

Я им писала смс: не продавайте, не сдавайте, вы будете изменниками, я вас от ответственности не спасу. Что-то там мне отвечали... А когда окончательно захватили музей, они ходили и громко зачитывали мои эсэмэски, насмехались. Затем удалили их. Но я не удалила, я и люди все это слышали.

– Чем завершился звонок 4 мая?

– Мне поставили в пример краеведческий музей и спросили, почему я не хочу так сотрудничать с россиянами, как они. Я ответила, что никогда не была и не буду предательницей. Тогда меня пригласили 5 мая в комендатуру. Проведут, мол, разъяснительную беседу. Приказ явиться был к девяти утра. Но в это время я была уже в Бериславе.

"...я пришел тебя освобождать от бандер, а ты меня оккупантом называешь"

– Кто помог уехать из оккупации?

- Молодой парень Ярослав – знакомый моих детей. Он из Берислава, и это помогло пройти первые блокпосты. А потом трое суток добирались в Киев.

Я родом из Кировоградской области. Мы говорили, что едем туда к врачу. Я взяла палочку, с которой ходила, когда был перелом, Ярослав стал называть меня бабушкой. Так, собственно, мы и породнились. Когда приехали в Киев, мои его уже не отпустили. Сейчас живет в квартире внучка. Хороший парень – добрый, умный, рос сиротой у бабушки с дедушкой.

- Очередная "легенда" сработала?

– Всякое было. Ярослав говорил, что бабушка умирает, что закончилось лекарство, но не все входили в положение. Один офицер взял мои эпикризы и говорит: документы старые, возвращайтесь назад. Когда я спросила, где взять свежее направление к врачу в оккупированном городе, он выхватил оружие, приставил мне к шее и заорал: "Дрянь ты, старуха, я бросил детей, я бросил семью, я из Горловки, я пришел тебя освобождать от бандер, а ты называешь меня оккупантом!" Ярослав бросился между нами, начал его уговаривать, с трудом вырвались.

Еще был момент, когда нам помогли детдомовцы. Они ехали из Херсона в двух микроавтобусах. На блокпосту дети начали бегать и кричать: есть хотим, пить хотим, писать хотим! Я к воспитательнице: что вы делаете, куда детей пустили? А она в ответ: знаете, сколько блокпостов мы так прошли... Думаете, это мы их научили? Нет, это они сами придумали. С этими микроавтобусами мы и проехали.

Украинский бренд OLIZ посвятил похищенным картинам серию платков. Фото: facebook.com/art.museum.ks

"Как я целовать наших начала, плакать"

– Когда поняли, что опасность миновала?

– Это был очередной блокпост. Ярослав как всегда, вышел с документами, я осталась в машине, потому что пассажирам выходить запретно. Сижу, никто ничего не проверяет, моего парня тоже нет. Оборачиваюсь, а Ярослав с военным обнимается. Кричит: смотри, бабушка, смотри!

А у того военного на рукаве желто-голубой шеврон. И еще два таких красавца стоят – как богатыри из сказки. Чистые, бритые, сильные! С двух сторон открыли дверь, залезли ко мне в салон коленками. Как я целовать их начала, плакать! Эти ощущения сейчас словами не передать.

И еще никогда не забуду, как мы выехали на прямую дорогу в Кривой Рог. Уже начало садиться солнце, небо синее-синее, а под ним поле желтого-желтого рапса... А на Херсонщине поля были черные, выгоревшие.

– Куда поделились коллаборанты после освобождения Херсона?

– Предатели пошли за россиянами. Кто помогал грузить украденное, показывал, где мы спрятали лучшие экспонаты. Кто-то уехал за несколько дней до ограбления. Они потом рассказывали знакомым, что будто детей спасали. Но люди видели, как предатели хозяйничали в музее два месяца, как на этот «референдум» ходили, как на праздник.

- Верную Украине ячейку коллектива удалось сохранить?

– Конечно! Анна Скрипка в День независимости была награждена орденом «За мужество» ІІІ степени. Татьяна и Игорь также имеют государственные награды. При оккупации их заставили уволиться из музея, еще и подписать условия не общаться со мной. Но мы все время были на связи. Равно как и с руководителями нашей полиции. Они были в Одессе, а в Херсоне оставили своих партизан.

Когда я вернулась в Херсон 15 ноября, через два дня все преданные Украине люди были приняты в штат.

Увидела пустые рамы от картин и ту проклятую морду

– Многие иронизировали, что россияне пренебрегли портретами Ленина. А почему они до сих пор хранились в фондах музея?

– Мы нашу коллекцию собирали 45 лет, то есть начинали, когда еще в Союзе были. Каждая вещь, которая зашла в музей, чтобы там ни было, если она зарегистрирована, если заведена карточка, если она в музейной книге, должна быть сохранена.

Когда я 16 ноября за спинами саперов зашла в музей, держась от волнения за стенки, когда увидела пустые фонды, пустые рамы от картин, большинство из которых привозила в музей собственноручно, и эту проклятую морду... А еще и мраморная скульптура поганца стоит! Если бы могла разбить – как человек разбила бы. Но как музейщик не имею права, потому что есть инвентарный номер.

– Почему россияне покинули рамы? Из детективов мы знаем, что вырезать полотна – это такой классический грабительский способ.

– Пожалуй, им не хватало места, чтобы все забрать. Это было настоящее ограбление – организованное. А сколько их на это приехало! Директор краеведческого музея Тавриды Андрей Мальгин – хороший друг Путина, его заместитель Шкедя – ФСБшник, еще с десяток разных музейщиков. Грабили не дилетанты – специалисты, знатоки.

В музей подогнали пять больших фур и еще несколько школьных автобусов, куда грузили оргтехнику. Сначала как-то упаковывали, а потом просто бросали. А вокруг стояли автоматчики.

Пустые рамы от картин. Фото: facebook.com/art.museum.ks

Доказательства для международных судов

- На странице музея в Facebook много пишется об идентификации украденных картин, которой вы занимались в течение года. Что это за процесс?

– Мы собираем юридические доказательства о преступлениях для будущих международных судов. Ограбление началось 31 октября и продолжалось до 4 ноября. Все эти дни простые херсонцы ездили вокруг фур и на свой страх и риск снимали видео, как россияне выносили и грузили художественные ценности. А потом посылали нам. Писали, что просто плакали, не имели сил на это варварство смотреть.

Смелые люди пытались снимать так, чтобы было видно картину или инвентарный номер. Так же фотографировали в Симферополе, когда картины там оставляли в концертном зале музея Тавриды. Я не знаю, кто фото и видео делал, может, когда-нибудь узнаю, но большой всем за это поклон.

Вот по тем сюжетам картин или инвентарным номерам мы идентифицируем украденные работы и документируем преступление.

– Знаем, что у вас есть задумка сделать выставку рамок от похищенных картин. Немножко необычно, но должно быть интересно. Обычно все внимание привлекает сюжет, но рамы - это также произведение искусства.

- До войны я такую ​​выставку видела в Париже, а в прошлом году в Польше, когда ездила с визитом совместно с фондом Fundacia OBMIN.

Художественная галерея в Варшаве начинается с зала, где висят рамы, в них написано "украдено" и указан год. Они никогда не снимают эту экспозицию.

Рамка - это действительно произведение искусства и частица души автора картины. Обычно художник сам заказывает для своей работы "одежду" и сам делает эскиз. Поэтому рамки всегда так разные.

Я еще не знаю, какой будет наша выставка, это пока только замысел. Видение такое, что к рамам будут добавлены QR-коды, на которые можно навести смартфон, чтобы увидеть картину. Для тех, у кого нет смартфонов, мы сделаем небольшие постеры.

Но скажу честно: идея не принадлежит мне самой. Я об этом только думала, а тут мне позвонил глава Херсонской ОГА Александр Прокудин и предложил сделать QR-коды украденных работ. Он очень обрадовался, когда я напомнила, что сохранились рамы.

Будут снова приходить посетители

- В прошлом много коллекционеров, галеристов выражали желание поделиться с Херсонским художественным музеем своим достоянием. Что-то сбылось?

– Незадолго до своей смерти нам передала свои картины художница-наивнистка Елена Рыбальченко. Есть еще подарки, но пока я не буду говорить от кого. Всему свое время.

– В музейной коллекции осталось несколько тысяч экспонатов. Из уцелевшего, из того, что подарили и подарят, можно сделать новую экспозицию?

- На первом этаже музея – да, его уже расчистили. Мы мечтаем, чтобы к нам снова приходили посетители, и мы сделаем выставку.

Эти картины 95-летняя Елена Рыбальченко подарила музею незадолго до смерти. Фото: facebook.com/art.museum.ks

В тему

Херсонский художественный музей расположен в здании бывшей городской ратуши, являющейся памятником архитектуры начала XX века. После ограбления россияне дважды целились в музей. 30 ноября 2022 года вражеским снарядом были выбиты окна и иссечен фасад. Второй раз музей был обстрелян 10 апреля 2023 года.