Норвежский стрелок: "Я не собирался убивать так много. Я лишь хотел послать сигнал…"
Утро среды началось со срочного сообщения: центральный вокзал в городе оцеплен, поезда и автобусы не ходят. Подозревают – бомба. Какой-то мужчина влетел в припаркованный у вокзала автобус, бросил сумку – и кинулся прочь. Норвежцы, которые до 22 июля и глазом бы не моргнули (ну мало ли, воды человек забыл купить в дорогу, а то, что сумку бросил без присмотра, - так кто на нее позарится!) в панике бросились за полицией. Та эвакуировала вокзал. Через час обнаружилось, что никакой бомбы не было. 23 июля, на следующий день после взрыва, более 150 000 норвежцев пришли на площадь перед храмом. Это треть Осло – такого скопления народа город не видел никогда. Как никогда не видел столь чудовищного, жесточайшего посягательства на свое благополучие, на свою стодвадцатипроцентную уверенность в завтрашнем дне. С этого дня норвежцы как на работу ходят в центр. Улица покрыта розами и всю ночь моргает желтыми слезами поминальных свечей. Движение трамвая по ней перекрыли – и светофор застыл среди плющевых мишек и букетов никчемным напоминанием о том, что когда-то тут ездили мирные люди.
"Я ПОЛИЦЕЙСКИЙ, БУДУ ВАС ОХРАНЯТЬ"
"Когда мы услышали о том, что случилось в Осло (имеется в виду взрыв бомбы в правительственном квртале. - Авт.) мы подумали – как хорошо, что мы не оказались там", - написала в своем Живом Журнале одна из участниц лагеря на острове Утойя Праблеен Каир. Как раз в этот момент коренной норвежец Андерс Брейвик, устроивший этот взрыв, уже несся в автомобиле к лагерю. Сел на паром, предусмотрительно вырядившись в форму полицейского, и отправился на остров. На борту была работница кухни – она ездила за хлебом в магазин на берегу.
- Какой ужас… - причитала женщина, имея в виду события в Осло.
- Да… Я и приехал в связи с этими событиями – охранять вас, - сказал ей Брейвик.
Между берегом и островом – 600 метров. Ну вот и земля. Теперь ни время, ни расстояние не разделяло инквизитора и его жертв. Эта женщина с парома успела рассказать группе людей, ждавших ее на берегу, что к ним приехал полицейский.
Через несколько минут она и сводный брат норвежской принцессы Мете Марит, который единственный выполнял на острове функции охраны, будут среди первых убитых. Брейвик палил по детям – там их было много, будущие политики, активисты. Кто мог - несся к воде. Пули настигали одного, другого, пятого… И это были разрывные пули - Брейвик запасся дьявольским их количеством. Отсюда такое число убитых наповал.
На берегу напротив острова, был кемпинг. Увидев плывущих людей, слыша выстрелы, отдыхавшие бросились к лодкам. Брали на борт по несколько человек, рискуя перевернуться. Вечером в новостях передали, что на острове застрелены семь человек. В хаосе никто ничего не понимал, информация практически не просачивалась. Наутро страна проснулась и потеряла дар речи: новости сообщали о более чем 80 убитых подростках.
Спустя несколько дней цифры уточнили - в двойном теракте погибло 76 человек, почти сотня раненых, многие в крайне тяжелом состоянии. Арестованный Брейвик казался доволен – с его лица не сходила улыбка, когда конвоиры везли его в бронированной машине в суд, который определил ему сидеть 8 недель до первого заседания. Стрелок не без гордости признался: мол, 9 лет готовился к этой акции. Дескать, не слушаете вы нас (норвежец когда-то состоял в ультраправой Партии Прогресса, которая призывала ограничить въезд мусульман в страну), а зря.
И принялся зачитывать перед судом отрывки из своего "манифеста" о необходимости создания патриотических молодежных движений и отделении норвежской культуры от мусульманской. Но кроме судей его никто неслышал, заседание благоразумно сделали закрытым.
Сын дипломата и медсестры, он первый год своей жизни провел в Лондоне, где отец служил в норвежском посольстве. Потом родители развелись, и сын вместе с матерью и ее дочкой от первого брака переехали в Осло. А когда Брейвику исполнилось лет 15, отец перестал с ним общаться.
- Уже в старших классах Андерс был резок в своих высказываниях насчет политики, - вспоминает его одноклассница Марит Андерсен. – Вообще, он был довольно общительным, веселым, но вот, например, на Фейсбуке очень резко высказывался против ислама и мигрантов. Эти увлечения сопровождались еще одним. Брейвик начал делать себе пластику: то лоб подправит, то подбородок. И еще пригорошнями поедал анаболики – чтоб выглядеть мощнее.
Может, таким, казалось ему, и должен быть истинный борец за чистоту нации? Чтобы она и внешне казалось такой же респектабельной, как тот район в Осло, где у них с матерью была квартира, - чистый, ухоженный, кругом особняки местной элиты. Не то что кварталы на востоке города, который местные жители меж собой называют гетто из-за обилия темнокожих мужчин и женщин в хиджабах.
- Семья Брейвик? Да, они в том, в 18-м доме жили, - охотно поддерживает разговор местная бабуля. – Но я его почти не видела никогда. Только мать его знала. Та очень гордилась сыном…
Чем так гордилась мать стрелка, ее не спросишь: всю родню вывезла полиция, их охраняют от возможной мести родителей, чьих детей это чудовище расстреляло во имя собственной разрывавшей больной мозг идеи. Окна наглухо закрыты жалюзи, на балконе жарятся под солнцем брошенные растения.
Впрочем, насколько болен был тот мозг, покажет экспертиза. А вообще-то, Брейвик – будь он трижды болен явно рассчитывал, что найдет в обществе определенную поддержку, особенно среди тех, кто не особо радуется, глядя на толпы чужестранцев, не говорящих по-норвежски, но ведущих себя как дома.
Когда Брейвик увидел полицейских, а брать его приехали около 20 человек (никто не знал, сколько бандитов стреляют на острове), покорно положил автомат и поднял руки. Не стал стрелять в себя, нет – ведь у него впереди был триумф, ради которого он делал пластику и писал "манифест". И даже когда полицейские сорвали с него одежду (а вдруг бомба на теле?!), заковали руки-ноги и уткнули мордой в землю, он продолжал договариваться:
- Сидеть очень долго я не хочу, потому что виновным себя не считаю, и вообще цели у меня убить как можно больше людей не было. Я хотел только подать четкий сигнал обществу. Так что давайте так: вы мне поблажки, а я вам рассказываю, кто работает со мной. Пока известно, что Брейвик заявил – мол, у него есть две группы единомышленников в Норвегии. Правда, громких арестов пока в стране нет.
|
ПЕРВЫЙ ВЫВОД...
Жахнуло по Норвегии, охнуло в груди у всего мира. Посылая слова сочувствия, все ждали реакции местного населения. Демонстрации против приезжих? Против правительства? Но с кем бы я не говорила после тех страшных событий в Осло, были две реплики, вроде как два вывода, которые повторялись постоянно. Это:
- закрываться от приезжих не будем, мы хотим еще больше демократии;
- как хорошо, что это оказался не мусульманин;
- А куда еще больше?! - пыталась я разобраться с первой из идей.
Недоумение мое было безграничным. Партий в парламенте несколько штук, критиковать можно кого угодно, и ничего за это не будет, в магазинах – шикарные распродажи, кредиты на жилье – по низким ставкам, наркоманы для баланса тоже есть – вон, в конце главной улицы Карла Йохана вечно пугают туристов своим видом…
- Норвегия всегда была открытой страной, мы гордились этим, - объясняла мне Хайда Тайжик, член парламента из молоджного крыла Рабочей партии (это их активистов Брейвик убивал на острове). – Вон, даже к парламенту можно было спокойно проехать…
- Один в конце концов и проехал – чего ж хорошего? Люди убиты. - А мы должны взяться за руки и показать, что нас напугать невозможно, - упрямничала Хайда. – Мои родители приехали из Пакистана, и несмотря на это я воспринимаю страну своей, и хочу чтоб она была открытой для всех! Она напоминала Жанну Дарк, готовящуюся принять казнь во имя великой идеи, эта черненькая симпатичная Хайда.
|
- Да нет, это не лозунги, - улыбнулась в ответ на мой недоуменный пересказ услышанного Марит Нюбак, вице-президент парламента Норвегии. – Дело в том, что надо больше делать упор не на иммиграцию, а на интеграцию, а это не одно и то же. Мы не должны принимать женщин, которые приезжают к нам и не изучают норвежский язык, например. Так что иммиграции будет меньше, а вот интеграции – больше.
...И ВТОРОЙ
Насчет второй реплики – мол, хорошо, что это был норвежец, а не мусульманин, - все было бы понятнее. Идея такова: пойди на такое преступление мусульманин, общество бы опрокинулось со своей устойчивой, казалось бы, платформы социальной стабильности. Ультраправые побежали бы со знаменами наперевес: мы ж вас предупреждали! Срочно выгоняйте пришельцев. А либерально настроенные массы, по крайней мере, пришли бы в замешательство и тоже задумались. У них ведь логика простая: наслаждайтесь нашей прекрасной страной, не делайте ничего плохого, и мы не будем вам подлости устраивать. И вообще мы к вам уже привыкли. И вдруг – предательство?!
- Нет, все не так просто, - рассуждала со мной знакомая Ина Йонсон, преподаватель в местном университете. – Мы давно уже не монокультурная страна, так что пытаться сыграть на возвращении этой якобы традиционной для нас норвежской культуры, на что делал ставку Брейвик, – бессмысленная затея. Другое дело, что мы сами не помогаем приезжим понять наши правила. После июльских событий мы часто это обсуждали с приятелями…
Например, мой коллега по работе рассказал, что году на шестом его жизни в Осло к нему подошла норвежка и очень резко заявила: мол, раз ты только что не подал мне руку, значит, показываешь ко мне свое пренебрежение. А он и говорит: мне пока никто не объяснял, что это так важно.
- Почему так? - Понимаешь, мы гордые. Нам если что-то не нравится – мы не объясняем, а просто нос воротим. А разговорчивыми и открытыми становимся в пятницу и субботу, когда пьем. А потом некоторые девушки у нас пьяными на улицах лежат, а затем мы удивляемся изнасилованиям со стороны приезжих… Но и закон надо менять – например, чтоб не допускалось, когда муж запрещает мусульманке, живущей в Норвегии, идти к врачу. То есть, какие-то правила должны быть общими. А вот наряды пусть выбирают сами какие носить. У нас нет повальной настроенности против иммигрантов. К тому же уже ничего не изменить, границы же не будешь закрывать. А вот свое отношение отстраненности менять надо.
ПОЛИЦИЯ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ ПИСТОЛЕТОВ
Удивительное дело – я ожидала услышать всяческие нападки на демократию – мол, вот, доигрались… А услышала рассуждения стойких оловянных солдатиков. Они так любили, лелеяли свое демократическое общество, что людям в первые дни даже в голову не приходило, например, обругать полицию за то, что не выставила охрану лагеря. А если бы люди в форме приехали раньше, может, жертв было бы меньше?.. -
Да поймите вы – такого никто не предполагал, - толковали мне полицейские всех рангов, к кому я приставала с этим вопросом. – У нас ведь никогда ничего подобного не было… .
- Мы и на будущий год планируем там же лагерь основать, - заявила мне Хайда Тайжик.
- Хоть с охраной?!
- Вы знаете, это не в моей компетенции…
Надеюсь – все-таки с охраной. Вон и норвежский премьер заявил на днях, что назначает комиссию (ее назвали "22 июля") изучать, как действовали службы во время теракта и расстрела. За этим может стоять масса вопросов. И почему в коммуне, в которую входит остров, было только два местных полицейских, которые ничего не могли предпринять, кроме как ждать специально обученных коллег из Осло. И почему у спецназа, который ждали из Осло, не было вертолета… И вообще насколько норвежская полиция готова к работе в условиях теракта и к его профилактике... К слову, сам Брейвик, говорят, заявил, что думал – его возьмут раньше, еще после первого взрыва.
- Расширить штаты полиции? - переспросил меня начальник мини-отряда полисменов, пока мы ждали прибытия в местную мечеть принца Хокона. В мечети устраивали вечер памяти по погибшим. – Думаю, надо. Мы все-таки слишком маленькая страна, чтобы быть такой многокультурной.
- А может, вам оружие на улице носить? - разгорячилась я. – Вы вон одними дубинками оснащены – что ими можно сделать?
- Не, это не надо, - засмеялась группа моих собеседников в форме. – Оружие было у нас в первые дни после теракта. А теперь – снова мирная жизнь и – мирная форма. Не надо людей пугать. А то какая ж это демократия…
К пятнице в Норвегии планируют почти полностью закончить идентификацию погибших. Вещи их собирают в белые ящики. На многих уже есть имена, на некоторых – только номера: останки еще не опознали. Самое ужасное, говорят судмедэксперты, - это когда из белых ящиков раздается звон мобильников.
Норвежский стрелок заявил что принадлежит обществу тамплиеров. И оказалось, оно существует
Только что стало известно, что Брейвику назначили двух врачей, которые займутся его психиатрической экспертизой. Оба они норвежцы, таким образом никто и не подумал учитывать капризы арестанта, который требовал, чтобы ему дали зарубежных врачей. Впрочем, адвокат стрелка Геер Липпестад утверждает, что его подопечный – абсолютно точно сумасшедший. А тот все продолжает настаивать на поблажках по отношению к себе – мол, в обмен на это выдам вам информацию о сообщниках.
В частности, Брейвик заявил, что относится к группе Knight Temple (Рыцари ордера тамплиеров) – тайному обществу, настроенному против ислама в Европе. А мы-то думали, что орден тамплиеров приказал долго жить веке в 14-м, да еще раз ожил у Дена Брауна. Ан нет, англичанин Поль Рей, который, по сообщению Daily mail, ведет антимусульманский блог, сообщил журналистам – мол, общество действительно существует, однако ни с каким Брейвиком он не общался.
Осло.
