Храните все. Вот уцелел же мой блокнот 1979 года, когда к нам, студентам журфака МГУ пришел Аркадий Стругацкий. Удивительно, как повезло! Сказка просто! Это сейчас книги братьев можно купить запросто, а тогда - как самиздат читали: их повести ходили в репринте. Не запрещенные, но жутко редкие.
По этим записям я сделал интервью, которое не сохранилось. Но до сих по помню, как ездил его визировать на проспект Вернадского, чуть ли не в тот дом, который фигурирует в комедии Рязанова "Ирония судьбы или С легким паром!" (бывают же исторические совпадения!)
Аркадий Натанович жил в обычной квартире, где царствовали книги и... пеленки, развешенные в большой комнате: внук (или внучка?) родился.
Седой, высокий, в очках, Аркадий Стругацкий все прочитал и подписал, сказав, однако, что хорошо бы и брату показать "текст слов". Но Борис жил в Ленинграде, а для студентов тогда это было - как до Луны пешком.
Интервью, повторюсь, не сохранилось. Его взяли в газету "Советская культура", но вынули уже из номера. Я не страдалец от Советской власти, но причина была забавная: цензура не пропустила из-за пассажа о "Пикнике на обочине" (прочтете ниже) - "как можно сравнивать людей с муравьями, особенно наших, советских?!" Я этой реплики и сейчас не понимаю.
Для меня важно, что Стругацкие создали удивительную фантастику, в которой не было ни одной строки фантастики. Все Д-космолеты, фотонные ракеты, все планеты и все прогрессоры и сталкеры им нужны были ровно для одного: в этой оболочке они писали о совем и нашем времени. О том, куда же мы все-таки идем или - куда катимся? И что нужно для того, чтобы идти, а не катиться. И как не проиграть главную ценность жизни - человека. А уж на Земле, Юпитере или Пандоре - какая разница?
Но вот записи остались - так, как рассказывал Аркадий Стругацкий.
Правок я не вносил в это интервью, взятое 33 года тому назад.
"Москва, ф-т журналистики 1979 г.
Аркадий Натанович Стругацкий:
"Страна багровых туч"
- Семейная легенда гласит, что наша первая фантастическая повесть была написана на пари. Как-то я и Борис шли по Ленинграду, а жены наши предложили на бутылку коньяку написать фантастическую повесть. Мы согласились, сели и написали.
Вообще фантастику мы стали вместе писать очень рано. Мне было 9 лет, а Борису – 3 года. Вернее, не писать, а рисовать. Мы делали вместе целые рассказы в картинках.
Постепенно то, что называется "жизненным опытом", мысли, вопросы переполнили нас. И мы взялись писать для того, чтобы освободиться от нашего "груза".
Но начиная нашу фантастику, мы решили максимально приблизить фантастическую ситуацию к реальным, земным отношениям.
У нас нет ни одного выдуманного персонажа. Все имеет прототипы – даже события. Мы просто гиперболизировали наши земные ситуации. Даже сюжеты не выдуманы.
Трудности с первой этой нашей книгой были большие. Ну, во-первых, мы не знали, что там есть на самом деле на Венере. Некоторые фантасты писали, что там море, грозы и т.д. Мы решили, что пусть на нашей Венере будут пустыни. Получилось так, что наши "прогнозы" оправдались.
Во-вторых, герои отказывались нам подчиняться. Сначала мы решили просто взять и перенести в эти условия характеры наших знакомых, друзей и посмотреть, как они будут дальше развиваться. А потом с ужасом увидели, что в различных ситуациях наши герои ведут себя "незапланированно", вполне самостоятельно. Не желали следовать плану!
В-третьих, у нас была цель в книге – Голконда, Урановая Голконда. И вот когда наши герои ее достигают, мы не можем решить вопроса – а что же дальше? Мы просто, утрируя, не знали, что с героями делать. Так погибли Ермаков, Спицын…
Короче, с тех пор повелось так, что для каждой новой книги мы составляем план, но как только появляется герой не соответствующий плану, мы создаем новый план, новые пункты. Все это часто приводит к тому, что конец повести оказывается не таким, каким был задуман.
"Пикник на обочине"
- Вторая наша книга была задумана в лесу. Как-то мы с Борисом увидели муравейник, а рядом – консервные банки, обрывки газет и т.д. Кто-то из нас спросил: "Интересно, что муравьи думают о нас, людях?"
Это была уже готовая сюжетная канва. Мы представили себе, что кто-то из космоса остановился на время на земле. Устроил "пикник на обочине". Так же как и эти люди, оставившие после себя мусор. Это уже проблема экологии плюс долго мучивший нас образ человека, которого жизнь не научила думать.
"Второе нашествие марсиан"
- Это – книга, которую нельзя было не написать. Вопрос обывательщины и обывателя – сложный вопрос, потому что обыватель инертен. Обыватели есть везде.
Вы понимаете, как страшен может быть человек, для которого высший авторитет если не управдом, то участковый милиционер, а лозунг – "Что мне до судеб времени, когда у меня гвоздь в сапоге?"
Человеку дали спокойствие, накормили его, напоили. Полное изобилие. И он успокоился. Теперь на нем может расти что угодно. Вспомните "Хищные вещи века" - роман-предупреждение, антиутопия.
Ну, с чего начать? Если писать об обывателе в нашей стране или там в США, получится очень неполноценный обыватель. У нас – успешно боремся идеологически. В США – обыватель – бизнесмен, т.е. в некотором действии.
Вот мы и взяли некую страну, типа наших скандинавских, которые в войнах "нейтральны", а потому потрясения их касаются не сильно.
Взяли маленький городок, в котором меняется власть, например, на марсианскую. Как поведет себя обыватель?
И вот когда мы начали писать свою книгу от лица человека нам ненавистного, т.е. обывателя, когда стали разбираться в его "житейской логике", мы вдруг осознали, что стали понимать обывателя. Что вовсе не он виноват в том, что он такой. А кто? Вот в чем вопрос.
"Улитка на склоне".
- Эта повесть была замыслена сначала как веселый такой рассказ о похождениях землян на планете Пандора.
Есть планета, есть дикие звери тахорги, есть приключения. Все, казалось бы.
И тут нам стало скучно. В нашей повести было мало проку. Переделав ее, мы получили "Улитку на склоне". Работали мы долго, искали форму, стиль. В этой повести – приближаемся к Кафке.
"Сказка о тройке".
- Никогда и ничего не пишите со злости, как мы это сделали в "Сказке о тройке", продолжении повести "Понедельник начинается в субботу".
Кстати, "Понедельник…" - это маленькое литературное хулиганство - оказался очень жизненным. После его выхода в свет нас завалили письмами из разных институтов. Спрашивали: как это вы так точно написали о нашем институте? Даже спорили за право быть НИИЧАВО.
"Обитаемый остров"
- Иногда мы пишем на заказ, как это было с "Обитаемым островом". Нас пригласили в ЦК ВЛКСМ и вместе с другими авторами стали говорить о необходимости создания в литературе образа Павки Корчагина, но наших дней. Мы и говорим: "Давайте мы попробуем написать Корчагина будущего". В ЦК согласились с радостью. Воодушевленные, мы взялись за работу, радостно стали "создавать образ" Максима–Павки коммунистического общества.
Но, видимо, перестарались. Через некоторое время после выхода книги нас на том же самом ковре те же самые люди строго-язвительно вопрошали: "Что это вы за супермена описали?.."
Такой случай…
Кафе "У Бори и Аркаши"
- Собираемся писать мы года полтора-два. Эти полтора года мы думаем, переписываемся, советуемся. Писать – это самое легкое, а вот думать… И одновременно начинаем вести рабочий дневник. Он ведется до самого конца работы. Заносятся в него мысли, номера написанных страниц, эпизодов и т.д. В подготовительное время уточняются мельчайшие детали. И когда все становится ясно, как весеннее утро, мы встречаемся и садимся писать.
Кстати, что касается встречи и совместного письма. Вы знаете, что Борис живет в Ленинграде, а я – в Москве. И почему-то все спрашивают, как же мы договариваемся, где будем писать – в Москве или в Ленинграде? Как-то этот вопрос задали нам ребята из "Комсомолки". Решили мы подшутить и сказали, что специально для этого в Бологом открыли кафе "У Бори и Аркаши". Там и пишем.
Ну а в "Комсомолке" тоже люди с чувством юмора – так и напечатали. После из Бологого жалобы пришла, что в горкоме от писем прохода нет – читатели пытаются узнать адрес кафе "У Бори и Аркаши".
Это все шутки. Но пишем мы серьезно. Один устраивается за машинкой, второй садится напротив – и начинаем абзацами выводить будущую повесть. Уточняется каждое слово…
Раньше, правда, пробовали иначе работать: оба писали отдельно на определенную тему, потом варианты сравнивали, одинаково написанное вычеркивали, остальное – шло в дело…
Конечно, с одного варианта редко получается – приходится поправлять написанное. Но, поскольку все продумывается и уточняется заранее, то в худшем случае мы обходимся черновиками в 3-4 варианта.
С именами героев задержек не бывает. Во-первых, мы их повторяем в разных повестях. Для экономии. С инопланетными именами немного сложнее. Мы берем известную нам языковую систему, например, венгерскую – и берем имена в пределах этой системы, незначительно их искажая.
С фантастической терминологией тоже нет особых хлопот. Нужно просто показывать действие какого-либо фантастического объекта, результат. Но не принцип действия. Не объяснять, что и как работает, из чего состоит. Пусть читатель сам фантазируем. Затем мы применяем чисто механическое сокращение: например, сократить рассказ или повесть на 1\5, 1\10 и т.д. И вообще, что касается формы, мы стоим за способ кратчайшего описания состояния, мысли.
Когда рукопись готова, мы даем ее для прочтения своим знакомым. Есть у нас такой кружок, человек десять. Среди них нет ни одного писателя или литератора. Поэтому оценка исключительно читательски объективна.
Так мы пишем. Да, еще о названиях. Системы нет, мы их придумываем или же вспоминаем. Вот, скажем "Понедельник начинается в субботу" - поговорка одной сотрудницы, знакомой. А "Трудно быть богом" - взято название раннего и очень плохого рассказа.
Еще можно добавить, что большинство своих вещей мы не любим.
А вообще все замыслы книг делятся на три группы: "Об этом хорошо бы написать", "Об этом нельзя не написать", "Лучше сдохнуть, чем об этом не написать".
Важное.
- Нужно воспитывать людей. Учить их быть настоящими людьми. Предостерегать их от угрозы войны, угрозы экологической катастрофы. Но если не будет разработана строгая система воспитания, дело не пойдет.
У человека огромная тяга к духовному развитию. Остановка общественного развития, даже когда наступит полный коммунизм, - невозможна. В увеличении духовного голода с расширением познания и духовного совершенства есть залог непрерывного движения.
Вы учитесь ради борьбы за построение коммунистического общества, мы пишем – тоже ради этой борьбы. Может быть, с построением коммунизма понятие "борьба" исчезнет. А, может, останется, но перенесется в область духовную.
Главное – чтобы остался гуманизм. И он останется для всех людей. Представить себе это пока очень трудно и сложно.
Нам нужно покончить со стереотипами мышления. А это – сложное и опасное занятие – избавляться от стереотипов. Может, в итоге, попасть человек в положение Иванушки-дурачка. Стереотипы, наверное, это – защитная реакция организма каждого человека. Фантазия – единственное, что может помочь от них избавиться.
Напомним, в понедельник, 19 ноября, скончался известный фантаст Борис Стругацкий. Ему было 79 лет.