Александр Печерица – о Богдане Ступке, военной психологии, семье и изготовлении украшений

Народный артист Украины рассказал, что ему сейчас дарит счастье и радость.

предоставлено ICTV2

предоставлено ICTV2

24 марта на канале ICTV2 – премьера 16-серийного приключенческого роуд-муви «АТП Перевізники». Одну из главных ролей в ленте играет народный артист Украины Александр Печерица.

В интервью Коротко про Александр Печерица рассказал о своем персонаже, работе в Театре им. Франко, о роли Богдана Ступки в его жизни, адаптации после службы в армии, общении с 4-летним сыном на расстоянии, почему решил делать украшения и о своих мечтах.

Пока хочется играть, нужно играть

– Александр, в сериале «АТП Перевізники» что за роль вам досталась?

– Это парень, который работает в департаменте логистики, находит для своей компании заказы, просчитывает маршруты и дает работу двум главным героям, которые ездят на фурах.

Но из-за того, что он слишком высокого мнения о себе, считает, что недооценен в этой компании и проигрывает в конкуренции девушке Екатерине, попадает в очень смешные ситуации.

Мой герой все время пытается выставить кого-нибудь виноватым, но чтобы при этом не подумали на него, и таким образом забрать себе все заказы.

Но добро всегда побеждает зло, хотя зло и хитрее. Поэтому мой персонаж всегда проигрывает. Однако он чрезвычайно трогателен в своих желаниях и очень искренне верит в то, что делает.

– В прошлом году вы снялись в пяти лентах. Сейчас вы играете в 13 спектаклях в Театре им. Франко. Хватает занятости, чтобы чувствовать себя счастливым в профессии?

– А кому хватает всего? (смеется) Особенно, если говорить о нас, актерах. Актерам нужно много внимания, много ролей, чтобы все роли обязательно были главными, чтобы было больше внимания. Это классическая история. Конечно, я шутя об этом сейчас говорю. Но, конечно же, всегда хочется больше.

Хотя я невероятно счастлив, люблю все свои роли, свой любимый театр, который сейчас в расцвете. Невероятно счастлив быть частью этой команды.

– Вы говорите, что всегда хочется больше. Но ведь и для себя нужно жить, не все время жить работой.

- Моя жизнь разнообразна и разносторонняя. Кроме театра, кино в ней есть еще много чего интересного. Но и важно гореть каким-нибудь делом. Когда у тебя появляется новая постановка, новая роль, ты начинаешь с ней играть как с новой игрушкой, думаешь о ней, выискиваешь, подсматриваешь, как бы здорово, классно воплотить, сделать интересно, стильно, оригинально, искренне, честно, глубинно и эмоционально. Но этот период тоже недолгий.

Сейчас, например, у меня небольшая пауза между спектаклями, и есть время на самосовершенствование, чтение, подбор материала. Время посмотреть на другие горизонты, чего ты еще не пробовал. И это время я использую для себя.

– В Театре им. Франко вы служите 21 год. Молодежь не вытесняет? Актеры старшего возраста периодически жалуются, что для них уже мало ролей, больше молодежное снимается, ставится.

- Я отношусь ко всему философски. Театр – дело, как говорится, молодых, с молодым задором.

Конечно, хотелось бы больше, я ощущаю полно сил, идей, есть еще желание играть. Думаю, это тоже когда-нибудь пройдет. А пока хочется играть, нужно играть. Поэтому буду использовать все возможности и в театре, и в кино.

А что касается молодежи… Очень рад, что у нас есть целая плеяда очень талантливых, крутых мастеров, актеров, невероятных режиссеров. И их будет становиться еще больше.

Богдан Сильвестрович Ступка – пример для меня

- Вы всегда с огромным уважением и душевностью говорите о Богдане Сильвестровиче Ступке. Кто-то из актеров считал его резким, кто-то обижался, что им мало давали играть, когда он возглавлял театр. Вы каким его вспоминаете? Чему у него научились?

– Он – мой отец в искусстве, человек, который дал мне определенный аванс в профессии. Он взял меня в самый лучший театр в мире, в Театр им. Франко, где я служу 21-й сезон. Только уже за это можно быть ему благодарным. Богдан Сильвестрович, как человек, как личность, как актер – пример для меня.

Я часто думаю: а как бы Богдан Сильвестрович здесь подумал, или как бы поступил, или каким мерилом ценностей мерил. Человек потрясающего таланта, гений.

Всегда восторженно наблюдал за кулисами за его спектаклями. Я был тогда очень молодым артистом, чтобы быть ему достойным партнером на сцене. Мне не удалось в полной мере с ним посотрудничать. Но всегда смотрел за кулисами и много его спектаклей знаю наизусть. Когда услышу какую-нибудь запись спектакля, могу цитировать всех его партнеров, его самого. Его творчество, его позиция в творчестве и жизни оказали большое влияние на меня и на мой вкус.

- Собственно, именно он поверил в вас, тогда еще выпускника университета, и взял к себе в театр.

– Вот вы говорите, что на него кто-то может обижаться, а мне странно это слышать. Как на него можно вообще обижаться? Он – солнышко! Возможно, к нам, к молодежи, которых он пригласил, у него был какой-то пиетет, и он относился к нам как к детям или внукам. Возможно, поэтому я никогда не знал его гнева.

Хотя он и был достаточно вспыльчивый. Иногда мог на эмоциях ответить, когда его достанут, когда волновался. Но никогда это не было жестоко, никогда это не было с желанием сделать кому-то больно. Так же очень легко и быстро отходил. Может, когда кто-то где-то набедокурил, мог поругать. Но потом больше ты сам себя грызешь виной, что заставил его говорить тебе элементарные и очевидные вещи.

– Да каждый из нас может на эмоциях что-то сказать. Тем более, когда человеку нужно руководить большим коллективом, где каждый со своим характером, своим «я». Главное, быть человеком, как бы это пафосно, может быть, ни звучало.

- Очень отчетливо помню, как я впервые встретился с ним в уборной (смеется). У нас была репетиция, но шла перестановка, и я думаю: быстро сбегаю в уборную и вернусь, пока никто не спохватился, где же там Печерица.

Забегаю в уборную и фактически на лестнице встречаюсь с Богданом Сильвестровичем. Во-первых, я точно не ожидал его увидеть, во-вторых, поник, потому что идет репетиция, а я здесь бегаю. Чувствовал себя будто школьник: будто ни в чем и не виноват, а будто и виноват. Он увидел мой испуг и говорит: «Да, Печерица, я тоже хожу в уборную» (смеется).

Наверное, я смотрел на него как на памятник, а он дал мне понять, что он такой же живой человек, как и все. Только ему был присущ такой острый юмор и умение по-актерски выходить из ситуации.

Здесь абсолютно другая жизнь, чем на фронте, и это сложно

- Вы рассказывали, что вам было сложно адаптироваться к гражданской жизни после полутора лет службы (актер пошел служить в феврале 2022 года и уволился по семейным обстоятельствам). С какими сложностями столкнулись? Чаще всего военные говорят, что им сложно из-за того, что они здесь, а их побратимы на фронте. Это очень грызет.

– Да, одна из главных мыслей – чего я здесь, когда все там. На фронте только и разговоров об армии, выживании, амуниции… А тут абсолютно другая жизнь – и это сложно.

Человек возвращается, живет себе, у него ничего не болит, он ни на что не жалуется, но психологически должна пройти реабилитация. Все психологические программы – это не просто так! Всем, кто возвращается, надо не гнушаться этим, не отказываться. В этом нет ничего плохого или стыдливого. Кое-кто, бывает, говорит: да кто это придумал, зачем оно нужно, я сам справлюсь. Нет. Есть много вещей, которые мы сами о себе не знаем.

Я до сих пор не могу полноценно сосредоточиться и читать книги. Это часть проблем, связанных с психологическим состоянием. Поэтому не гнушайтесь, ребята, идите, обращайтесь к специалистам. Если не знаете, к кому обратиться, обращайтесь ко мне, я подскажу.

– Вы пошли учиться на военного психолога, чтобы, в первую очередь, и себя лучше понять?

- В определенной степени да. На войне ты живешь в абсолютно ином ритме существования. И так быстро перестроиться без потери какой-то психологической силы невозможно. Думаю, все ребята, которые возвращаются, сталкиваются с подобным. Не буду в эту тему сильно углубляться, когда-нибудь придете ко мне на лекцию, я вам расскажу.

Но действительно начал изучать, чтобы помогать своим самым близким побратимам. Возможно, буду ездить с моей бригадой и помогать ребятам на декомпрессии (психологическая реабилитация военных, которые пребывали в боевых условиях. – Авт.), на реабилитации и ротации.

- Сейчас много разных курсов, но не все, как оказывается, являются грамотными и профессиональными. Вы как чувствуете, насколько они действенны? На мой взгляд, лечить человека или физически, или ментально - это большая ответственность.

– Лечить – это очень громко сказано. Чтобы лечить людей, нужно иметь образование, которое получают годами.

Я овладел программой, которая введена в британской армии. С помощью небольшой беседы эта программа помогает выявить, насколько человек нуждается в психологическом восстановлении или реабилитации и насколько этот человек может быть опасным для себя и для окружающих.

Это не панацея, это как рекомендация. Есть программы для реабилитации, построенные в форме игры, люди общаются, бросаются мячиками, играют в слова. То есть это то, чем мы и в семьях занимаемся, но немного сложнее. Это то, чем я занимался, когда учился быть актером. Все очень-очень похоже. С одной стороны, вроде очень просто, но это действенные вещи.

Кстати, самое главное, что советуют, и я советую парням и девушкам, у которых есть какие-то психологические проблемы, – избавиться от двух неполезных вещей. Это сладкое и алкоголь.

– Про алкоголь все понятно, а почему сладкое?

- Сладости – это быстрые углеводы, ты на них подсаживаешься и они мешают восстанавливаться нейронным связям. Сахар замедляет эти процессы так же, как и алкоголь. Поэтому все «шипучки», «кока-колы» только усложняют жизнь.

Лучше заниматься спортом, быть на свежем воздухе, насыщать себя кислородом, делать дыхательные упражнения, йога идеально подходит, ездить на велосипеде или заниматься быстрой ходьбой. Это очень круто.

Я невероятно люблю жить

– Война разлучила вас с семьей, как и многие другие семьи. Ваша жена, актриса Анастасия Остреинова, с сыном Сашей за границей. Что вы делаете для того, чтобы не терять связь с сыном? Недавно Даниэль Салем рассказывал мне, что для него разлука с дочерью – это невыразимая боль.

- Умом я все понимаю, а сердцем сложно, конечно. И когда он приезжает, тоже не хочу, чтобы он уезжал. Стараемся общаться по видеосвязи. Когда сын приезжает, мы по максимуму устраиваем программы и развлекательные, и познавательные. Хочется, чтобы эти впечатления остались с сыном до того времени, когда я смогу снова его увидеть.

Но в этих обстоятельствах, которые у нас сложились, мне кажется, на сегодняшний день по-другому нельзя.

– Вот вы говорите, что счастливый человек. Что вам помогло не сломаться?

– На самом деле, мне иногда очень сложно быть на положительной волне. Очень много сил это стоит. Но не могу по-другому, я так вижу мир, я невероятно люблю жить. Невероятно люблю людей. Люблю профессию. Люблю своего ребенка. Надо просто любить.

Я ничего особенного не делаю. Я просто существую. Просто радуюсь новому дню, солнышку. Наконец-то весна, тепло. Останавливаюсь послушать птичку – и вижу новую почку. Жизнь продолжается, несмотря ни на что. Нас не станет, а солнышко, почка будут.

– Наверное, это еще и благодарность вашим родителям, что они вас так воспитали видеть мир?

– Возможно. Наверное, большое значение имеют и окружающие для воспитания. Мы часто не видим простых и вечных вещей. Мы иногда стремимся к вещам временным, необязательным, о которых послезавтра и забудем.

А радость и счастье в простых вещах, об этом написаны тысячи книг. Но мы все равно пнемся и хотим чего-то того, чего у нас нет, и не ценим то, что есть. Почему несчастные? Потому что дураки.

– Когда вы последний раз испытывали счастье, радость?

– Да прямо сейчас! Только что вернулся с велопрогулки – это такой кайф! Крутил педали 3 часа, проехал 48 километров. Чувствую себя круто.

Меняются эпохи, костюмы, но люди в целом не меняются

- А еще у вас есть интересное хобби – вы делаете украшения! Это только для себя?

– Пока только для себя. Когда-то столкнулся с тем, что вещь, которая мне более-менее нравится, стоит космических денег. Но камни столько не стоят, фурнитура столько не стоит. Стоит идея и имя того, кто это украшение сделал. И я подумал: «Если кто-то смог это сделать, что мне мешает?»

Начал интересоваться, что в тех украшениях, как они делаются, на чем соединяются… Оказывается, все очень просто. Бери – и собирай. Тем более, сейчас такой огромный выбор всевозможной фурнитуры – чего только пожелаешь!

Думаю, в случае необходимости, смогу даже фурнитуру делать. Не думаю, что это сложно. Было бы желание.

Если бы только этим делом занимался, наверное, уже наладил бы целое производство. А у меня просто волнами находит: ой, надо себе что-то красивенькое снова сделать, потому что то, что у меня есть, уже надоело (смеется).

Даже в спектаклях использую свои украшения. В Театре им. Франко есть спектакль «Марія Стюарт» и мой персонаж – в сделанных мною украшениях.

- Это тоже классная терапия – делать что-то своими руками, правда? Это, так сказать, прочищает мозг.

– Конечно. Во-первых, это мелкая моторика. Во-вторых, ты не сидишь в интернете, в новостях. А слушаешь красивую музыку, если есть такая возможность, налил бокал сухого холодненького вина, прихлебываешь, делаешь красивые вещи – жизнь прекрасна. И пусть весь мир подождет, пока тот узелок в украшении завяжется.

– Мы уже проговорили, что вам хотелось бы больше ролей. Кого бы хотели сыграть? Может быть, героя какой-то определенной эпохи?

– Я никогда не знал, кого хотел бы сыграть. На самом деле, это вообще не имеет значения. Например, последние представления в нашем театре далеки от классического прочтения тех или иных персонажей. В спектакле «Марія Стюарт» Шиллера я играю модельера. Это современные люди, а не эпоха Марии Стюарт и Елизаветы. В спектакле «Украдене щастя» мой Николай Задорожный – современный человек.

Нет разницы, XVIII столетие или XXI. Жизнь людей, их проблемы – одинаковые. Это желание быть счастливыми, быть рядом со своими близкими, рожать детей, продолжать свой род, уважать родителей, помнить предков, жажда власти… Меняются эпохи, костюмы, но люди в целом не меняются.

«Річард III», «Калігула» – что может быть еще более актуально, чем эти произведения, которые сейчас идут на сцене Театра им. Франко и в которых я непосредственно участвую?! Это о сегодняшнем дне!

Если говорить более конкретно, возможно, мне бы хотелось сыграть героя, который стремился бы к истине, пришел к ней, сгорел, восстановился и своим примером показал, что истина – это то, за что стоит бороться и за что стоит жить.

Хотел бы сыграть снова какого-нибудь негодяя, примерно такого, как в «АТП Перевізники» – коварного, смешного, главного антагониста. У меня уже был схожий опыт в сериале «Брюс» – и так мне это понравилось! Таких персонажей всегда приятно и интересно играть, потому что у них очень много красок.

– Разрешаете себе мечтать? У всех это спрашиваю, потому что многие запрещают себе мечтать, пытаются жить одним днем, а это тоже беда, как на мой взгляд.

– Это правда. Мечтать нужно. Я пришел к осознанию, что живу сейчас в своих мечтах. Я сейчас там, в том, с теми, о чем когда-то мечтал.

Просто теперь нужно хотеть иного или большего. Я бы хотел, чтобы закончилась война. Хотел бы работать в Европе, сниматься в крутом проекте. Хотелось бы быть полезным и важным в своей профессии. Хотел бы быть достойным. Хотел бы, чтобы то, что делаю сейчас, оказало серьезное влияние на будущее. Уж не хочется просто попрыгать на сцене, получить аплодисменты и цветы. Хочется что-нибудь фундаментальное делать. Хочу менять своей работой время, вкус, тенденции. Хотелось бы, чтобы ребенок рос рядом и я влиял на его развитие.

Хотел бы, чтобы все, кто сейчас на передовой, вернулись в свои семьи живыми и невредимыми, чтобы нас перестали убивать. Чтобы мы развивали нашу прекрасную страну. Мы невероятная нация.

Хотел бы, чтобы на улицах звучал украинский язык. Мне очень больно, что многие молодые люди, к сожалению, - до сих пор русскоязычные. Это дети, дети которых тоже будут расти русскоязычными. Как говорил Богдан Сильвестрович Ступка: детей нужно учить украинскому языку, русский, если нужно, они и сами выучат.

Иногда ловлю себя на мысли, что превращаюсь в такого же старого дедугана, который еще в моем детстве говорил: «Дети, говорите на украинском языке! Нельзя говорить на русском, это подло, это зло». Мы на него смотрели и думали, что он – не в своем уме. Сейчас я так же делаю. Но говорить мало, так оно не работает. Дети смотрят на своих родителей, я для них не пример. Родители должны подавать пример.

И - надо писать больше украинской музыки, больше снимать украинского кино, нужно больше украинского контента, чтобы украинское было лучше, ярче, современнее, круче.