22 сентября на «1+1 Україна» – премьера проекта «Клуб 1%». Участник, который пройдет все этапы этого квиза и ответит на заключительный вопрос, на который могут ответить только 1% украинцев, и станет победителем.
В интервью Коротко проведущий проекта Тимур Мирошниченко рассказал, как проходил кастинг на эту роль, сколько лично дал правильных ответов на вопросы, готов ли вести отбор на «Евровидение-2025» и о том, как живет его большая семья.
Тимур с супругой Инной воспитывают четырех детей: 6-летнюю Мию, 4-летнего Марка и приемных - 8-летнюю Ангелину и 3-летнего Марселя, которых они усыновили в течение двух последних лет.
Кастинг проходил, никаких привилегий у меня не было
– Тимур, вы тоже тестировали вопросы, которые будут в «Клубе 1%». Как успехи?
– Сложно сказать на сто процентов, потому что я все-таки отвечал на эти вопросы в более спокойной атмосфере, чем игроки, хотя тоже за 30 секунд. Ведь игрокам в студии нужно быть максимально сосредоточенными и не отвлекаться на разные внешние факторы. Секрет успеха в этом проекте – это не воспроизвести свои знания, а проявить смекалку, внимательность, память, нетривиальное мышление.
Я сыграл несколько игр, и результат был плюс-минус тот же. Поэтому, будь я игроком и все так же происходило на играх, думаю, я бы дошел до вопроса на 1%, но проиграл бы его.
– Но своим опытом вы уже показываете, что все возможно. Не так все сложно, как выглядит, правда?
– Все возможно. Это действительно игра, в которой не нужны какие-то чрезвычайные знания из разных сфер. Напротив, когда игроки включали свою эрудицию, начинали «сыпаться». Ведь все, что нужно для правильного ответа, есть в вопросе, в вариантах ответов, на экране, у тебя в голове. И чего-то придумывать не нужно.
Перед началом игры я всегда говорил игрокам: «Самое важное, не совершайте главную ошибку всех украинцев – не усложняйте». Мы очень любим усложнять себе жизнь там, где это не нужно. В этой игре тоже не нужно усложнять. И тогда все получится.
– На финальный вопрос может ответить только 1% украинцев. Как выбирались варианты этих вопросов?
– Все вопросы прошли большое всеукраинское исследование. На них отвечали украинцы в разных уголках страны, и тоже за 30 секунд. Поэтому те вопросы, на которые ответили почти все, – это вопросы на 95%, на 90%. А есть вопросы, на которые реально может ответить только 1 человек из 100.
– Проходили кастинг? Или вам, как уже родному, быть ведущим предложили сразу?
– Никаких привилегий у меня не было. Кастинг все равно нужно было проходить. Я не знаю имен, но было еще претендентов 20, которые тоже хотели стать ведущими этого проекта.
- Вы вели четвертый Саммит первых леди и джентльменов. Как подготовить себя, в том числе и морально, к такому событию? Первое, что приходит в голову – контролировать себя, чтобы не сказать чего-то лишнего при такой аудитории.
– Об этом надо помнить при любой аудитории. На самом деле подготовка не отличается от подготовки к телевизионному проекту или какому-либо другому мероприятию, которое происходит в моей жизни. Это обычная подготовка. Ты читаешь материалы, изучаешь сценарии, людей, с которыми тебе придется общаться – и все. А когда ты подготовлен, в принципе, тебе все равно – что, кто и где.
Не существует ни одного заказчика, который выдаст тебе все свое досье
- «Суспільне Мовлення» уже официально подтвердило, что Украина примет участие в «Евровидении-2025». Ждете приглашение на нацотбор в качестве ведущего?
– Конечно. Думаю, здесь точно уже будет без кастингов (смеется). В следующем году у меня юбилей, 20 лет на «Евровидении», поэтому, надеюсь, этот юбилей не пройдет без меня.
– Такими темпами уже недалеко и до Книги рекордов.
- Еще немного нужно поработать. Действующий рекорд – 30 лет на «Евровидении» – принадлежит британскому комментатору Терри Вогану. Мне даже удалось с ним поработать и пообщаться.
Есть еще несколько активных участников «семьи» «Евровидения» из разных стран, которые подбираются к этому рекорду. Но все они - люди постарше, то есть у меня есть еще немного запаса. Планирую побить этот рекорд лет на 30.
– А соглашаетесь сегодня на какие-то корпоративы, частные мероприятия?
– Да, я не отказываюсь. Это работа, как ни крути. Благодаря Силам безопасности и обороны и бизнес работает, и люди иногда празднуют какие-то выдающиеся события. Работа есть – и это прекрасно.
- Часто с корпоративами люди попадают в неприятные ситуации, потому что не всегда можно отследить всю цепочку причастных к событию людей. Как вы проверяете, кто в заказчиках, что это за люди?
- Да, это очень тонкая стезя, потому что все проверить невозможно. Не существует ни одного заказчика, который выдаст тебе все свое личное досье или досье на всех своих гостей. Для меня есть определенные маркеры адекватности – это отсутствие русского языка, россиян в гостях, например. В таких условиях я точно работать не буду.
Опять же, подробно все проверить невозможно. К примеру, очень часто с молодоженами, их родителями я знакомлюсь уже непосредственно на свадьбе. Конечно, у меня есть какие-то анкеты для того, чтобы подготовиться и понимать, с кем имею дело, о чем говорить и так далее. Но, условно говоря, провести расследование их налоговой истории нереально.
– Вы рассказывали, что в 2022 году одной зарплаты не хватало на покрытие семейных ежемесячных расходов. Сейчас ваша семья стала еще больше, соответственно, расходы выросли. Пришлось как-то перекраивать бюджет?
- Конечно, четверо детей – это дорого. Но я бы не сказал, что мы как-то колоссально изменили свой образ жизни. Мы и раньше жили в меру, не позволяли себе каких-нибудь заоблачных вещей. Сейчас львиная доля всего бюджета уходит на детей, их образование. Дочери пошли в школу, есть няни, и все надо оплачивать.
Дочери с удовольствием идут каждое утро в школу
– Да, у вас сразу две первоклассницы. Каковы успехи Ангелины и Мии в школе?
- Какие-то серьезные выводы еще делать рано. Занятия длятся всего две недели. Но самое главное, что им нравится, они с удовольствием собираются с утра в школу. Мне кажется, это главный показатель того, что там все хорошо.
Мие попроще, потому что она ходила в прескул именно в эту школу. Там классный и современный подход, с учительницей они познакомились почти за год до первого класса.
Ангелине, конечно, сложнее, потому что, как ни крути, есть определенный триггерный момент. Потому что это снова куча детей, один-два взрослых, это очень сильно напоминает детский дом. У нее есть еще и травматический опыт школы. Ее детский дом находился в эвакуации в Польше, куда они переехали после начала полномасштабной войны. И детей сразу отправили в польскую школу. Ангелина была единственной украинкой в польском классе, не зная языка. Конечно, ничего хорошего у нее там не получалось. Поэтому мы очень переживали, получится ли у нее справиться с эмоциями.
В нашей школе все знают историю Ангелины. Это не специализированная школа, это обычная школа, но все преподаватели, начиная от директора и заканчивая помощниками и помощницами, сказали, что берут ее к себе. Они проводили даже отдельные тренинги, как работать с детками из детского дома. Поэтому мы благодарны им за это, за их инициативу, что не отправили нас в другую школу, а пытаются сделать так, чтобы у Ангелины было все хорошо.
– Инна рассказывала, что общалась с психологом Ангелины перед ее обучением. Ангелина ходит к психологу?
– Да, и не только к психологу. У нас буквально каждый день есть какие-то походы к врачам и специалистам, потому что вопросов и проблем за 8 лет пребывания в детском доме накопилось безумное количество. Что-то исправляется, что-то уже невозможно исправить, но мы работаем над тем, чтобы максимально улучшить все показатели.
– Я в свое время много общалась с детьми из детдомов, и самое важное для них – не дорогие вещи или что-то подобное, а общение, знать, что они кому-то интересны и нужны. Поэтому главное – это любящая семья.
– Безусловно. У нас есть пример Марселя, который уже больше года с нами. И абсолютное большинство диагнозов, которые были записаны в его медицинской истории, когда мы его забирали из детского дома, сами собой исчезли из-за того, что он оказался в семье.
С Ангелиной пока рано делать серьезные выводы, потому что прошло всего два месяца, как она в семье. Но, тем не менее, даже сейчас уже видна колоссальная разница с первого дня до сегодняшнего.
- Ангелине 8 лет, и вы решили отдать ее в 1-й класс. Это из-за недостаточной образовательной подготовки в детдоме?
– Наверное, да. Я не хочу говорить, что в детском доме ничего не делали. Конечно, там были занятия. Когда мы ездили к ней перед тем, как забрать, к ним приходил, например, native speaker на английский.
Но все равно нельзя сравнивать ребенка, который ходит на те же курсы и при этом живет в семье, и ребенка, который живет в детском доме. Это абсолютно разные миры и абсолютно разные возможности.
- Признавайтесь, кто делает с девочками уроки? Вы или Инна?
– Я думал, что сейчас в первых классах уже не дают домашние задания (смеется). Но в конце первой недели им все же их дали. Пока все очень просто, потому девочки сами справляются. Посмотрим, как будет дальше.
Ангелине понадобился месяц, чтобы звать нас мама и папа
- А бывает ревность между детьми? Ведь очень часто детям кажется, что кого-то родители любят больше. Как они между собой коммуницируют?
– Это неизбежно. Когда в семье больше одного ребенка, все это будет происходить. Когда есть группа детей, все быстро меняется: они обнимаются, через 10 секунд дерутся, потом снова обнимаются, потом что-то делят, потом вместе играют, потом снова кому-то что-то не нравится… Это абсолютно нормальные процессы. И у нас то же самое.
Дать каждому на сто процентов индивидуальное время невозможно, но мы стараемся уделять внимание каждому в отдельности. Традиция организовывать индивидуальные дни – день мамы и Мии, день папы и Марко, – у нас была заложена давно. Теперь так же.
Мия и Марк знают историю Ангелины, историю Марселя, они все понимают, у нас не бывает такого – либо я, либо они.
– Мия вообще молодчинка, согласилась делить комнату с Ангелиной. Отдать часть своего личного пространства, где ты одна была принцессой, - это большой поступок.
– Мия вообще наша отдушина во всех смыслах. Она самый эмпатичный ребенок, которого я знаю. Точно могу сказать, что Мия играет, наверное, самую важную роль в адаптации Ангелины и в семье, и в обществе. Несмотря на то, что Мия младше Ангелины, она выполняет роль ее наставника во всех вопросах.
Наверное, и ссорятся они чаще между собой, но эти ссоры позволяют делать правильные выводы, добиваться определенных результатов, которые нужны именно Ангелине.
- Как вы объясняли Мие и Марко, что у них будет братик, а впоследствии и сестренка? Например, когда мама снова беременеет, она рассказывает ребенку, что в животике растет еще один ребенок, это твой братик или сестричка и так далее. Процесс привыкания происходит постепенно.
– У нас это тоже длилось очень долго. Почти год до того, как мы усыновили Марселя. С одной стороны, мы не начинали процесс усыновления, потому что у нас еще не было квартиры, дом еще не был сдан в эксплуатацию. С другой стороны, и это даже в первую очередь, мы ждали готовности детей к таким изменениям в жизни.
Это решение не принималось после одного разговора. В течение года постепенно мы рассказывали детям, что есть детские дома, там есть детки, которые лишены семейного попечения… Потом дети сами начинали спрашивать. А в конце 2022-го Мия пришла и выдала такую тираду, после которой мы поняли: дети абсолютно готовы к тому, чтобы в нашей семье появились еще дети.
– Они сразу их приняли?
– Да. Сначала огорчались в основном потому, что и Марсель, и Ангелина не умеют играть. В детском доме особо никто не играет, и они не понимают, как это.
Марко, например, ждал брата, чтобы с ним играть машинками. А Марселю нужно было время, чтобы понять, что есть другая жизнь, не только такая, какую он видел до этого момента. И когда он прошел процесс адаптации, начал играть с Марко. И Марко стал абсолютно счастливым.
С Ангелиной так же. Мия ждала сестру, подругу. Но первое время Ангелина не шла к детям. Она была в основном со мной, с Инной, потому что нас она уже знала, а их еще нет. Но через несколько недель все стало на свои места. Дети же все равно равняются друг на друга. Ангелина увидела, как существуют в этой жизни ее братья и сестра, и уже понемногу равняется на них.
– Как Ангелина и Марсель вас с Инной называют? Марсель еще маленький, ему легче называть вас мамой и папой, а Ангелина понимает, что у нее не было семьи.
– Зовут мама и папа. Был определенный период, когда мы были у Ангелины – то папа, то Тимур, то мама, то Инна. Но сейчас только мама и папа.
Ангелина все 8 лет провела в детском доме, и я не уверен, что она вообще помнит биологических родителей.
Мы не заставляли ее называть нас «мама» и «папа», ребенок должен самостоятельно прийти к этому. Ангелине понадобился месяц, чтобы определиться, что Тимур – это папа, а Инна – это мама.
- Я часто думаю о том, что с усыновленным ребенком у родителей будто меньше прав, чем с биологическим. Имею в виду – где-то не имеешь права повысить голос, чтобы не оттолкнуть, или что-то запретить, ведь не все можно разрешить.
- Мы на самом деле не разграничиваем: наши – не наши, биологические – не биологические. Они все наши дети. Путь, благодаря которому они у нас появились, это уже второстепенный вопрос. Для нас все они абсолютно равноценные члены семьи. Я, например, в какой-то ситуации могу прикрикнуть на Марко, если он плохо себя ведет. И так же могу прикрикнуть и на Марселя или строго взглянуть на Ангелину.
Можно все спокойно прокоммуницировать и без криков. Возможно, это будет более сложный путь, но в результате он будет иметь гораздо лучшие последствия.
Все мысли и мечты – вокруг семьи, вокруг детей
– Вы решили рассказывать обо всех процессах усыновления публично. Для одних – это пример жизни, обмен опытом, а другие выливают на вашу семью кучу грязи в соцсетях. Как вы реагируете на это?
– Я давно уже перестал ориентироваться на соцсети, с точки зрения социального мнения. Понимаю, что это в основном работа каких-то не очень хороших компаний или людей, которым выгодно, чтобы у нас было чувство раздора и непонимания. Конечно, есть и такие, которым хочется написать хейт, чтобы тебя как-то задеть.
За 20 лет в шоу-бизнесе я уже привык к этому, и меня не пробить. Инна тоже абсолютно спокойно на все это реагирует.
И большинство неадекватов, которые появляются в наших личных сообщениях или в комментариях, блокируются без разговоров. Или люди, или боты - не имеет значения. Они не должны занимать пространство в нашем сознании и в нашей жизни.
Недавно проходил один тренинг, и нам как раз рассказывали о том, как справиться с хейтом. На самом деле первый совет, и в моем случае я им пользовался, - не реагировать, не отвечать. Только вступаешь в дискуссию, даже если это бот, он будет тебе отвечать.
Человек имеет право на свое мнение. И пишет он его через призму своего опыта и жизни. Окей, пусть он с ним живет, но живет вне моей жизни.
– В соцсетях вы очень положительная семья. Но, думаю, у вас тоже бывают тяжелые эмоциональные периоды. Как вы справляетесь с эмоциями в такие времена?
– Не буду приукрашивать, что у нас идеальная жизнь. Все – как и у всех. Над нашим домом также регулярно сбивают ракеты и «шахеды». Дети все это слышат, потом мы не спим всю ночь. Конечно, реакция организма и психического состояния в целом не всегда может быть адекватна.
Конечно, и я могу получить от Инны нагоняй, все бывает (смеется). Но понимаю, что все мы живые люди, у нас есть эмоции, усталость, которая иногда ведет нас не туда, куда бы нам хотелось.
Если есть возможность, организовываем хотя бы маленький семейный досуг. К примеру, у нашего соседа есть сапборд, который мы можем всегда взять, поэтому поплыть на часок туда, где тишина, где птички поют, побыть в этой тишине, – это уже помогает.
Инна, например, может помедитировать и прийти в себя. Я могу поработать (смеется). Работа также возвращает тебя в нормальное состояние.
Когда мы понимаем, что уже на грани, перестраиваем свои графики, чтобы втиснуть время для себя.
– А как-то готовитесь к возможным зимним блэкаутам?
– Наш дом сдали в эксплуатацию 29 декабря 2021 года, переехали мы туда летом 2022-го, поэтому когда начались блэкауты, у нас в квартире было +8 градусов.
И Инна стала тем инициатором, кто подстрекал соседей скидываться на генератор для дома, чтобы было отопление и вода. Все удалось не с первой попытки. Но сейчас у нас есть генератор, который обслуживает два дома, и когда отключения – есть и вода на всех этажах, и должно быть отопление зимой, даже по одному лифту работает. Главные базовые потребности закрыли.
– Чего сегодня вам хочется для себя в личной, в профессиональной жизни?
– В профессиональной хочется, чтобы у нас в Украине было много классных проектов. И не только телевизионных, но и разных фестивалей. Конечно, понимаю, что они сейчас не ко времени, но мечтаю, чтобы они были. Хочется делать классные, великие, важные истории. Хочется, чтобы работа была и ее всем хватало.
В целом же все мысли и мечты - вокруг семьи, вокруг детей. Хочется, чтобы дети могли делать все, к чему они стремятся. Мия сейчас учится вокалу, и ей очень нравится.
Глядя на то, что делает Марсель, я планирую познакомить его с нашим олимпийским чемпионом Олегом Верняевым (смеется). Олег сам мне даже писал: «Когда Марсель придет ко мне? Вижу, что он делает, это будущее олимпийской сборной». Он, конечно, еще очень маленький, но, думаю, очень скоро они познакомятся друг с другом.
- Так у вас настоящие звезды уже растут.
– В первую очередь – растут украинцы. А кто чем будет заниматься в будущем, это уже нюансы.
- Вы всегда мечтали о такой большой семье или это желание пришло со временем?
– Наверное, со временем. Не могу сказать, что когда мне было 20 или даже 25 лет, я вообще мечтал о семье. Я был максимально сконцентрирован на работе. В принципе, особо ничего не изменилось. Просто теперь в моей жизни есть большая семья.
Понимал, что всему свое время. Я встретил Инну в абсолютно сознательном взрослом возрасте. Мне было 30 лет, Инне – 29. Мы были взрослые, серьезные люди. А дальше все так сложилось, как сложилось. Наверное, мы таким образом чувствуем друг друга.