Психолог София в «Участковом с ДВРЗ», Екатерина в «Козаках. Абсолютно брехливій історії», прокурор в «Морской полиции. Черноморск», секретарь Ольга в сериале «Моя улюблена Страшко»… А когда-то Татьяна Малкова признавалась, что в начале актерской карьеры на нее повесили ярлык: мол, она может играть только роковых красавиц.
22 августа в прокат выходит «Конотопська відьма», где актриса сыграла ведьму из Конотопа, которая возвращает свои силы, чтобы отплатить оккупантам за убийство любимого. А осенью на канале ICTV2 она появится в новом детективе «Пес Альф» в качестве остроумного следователя, чтобы расследовать дела со своим напарником – немецкой овчаркой Альфом. И это еще не все.
В интервью Коротко про Татьяна Малкова рассказала о своих новых ролях, как начала сниматься в польском кино, не зная языка, почему пока решила оставить детей жить за границей, об отношениях с мужем и почему у нее есть странное чувство, будто у нее нет дома.
В «Конотопській відьмі» будет страшно. Вопрос только - за кого
– Уже скоро выходит лента «Конотопська відьма», где вы играете главную роль. У вас там сложный пластический грим. Сколько занимало времени, чтобы сделать из вас ведьму?
– Грим накладывали 8-9 часов каждый день, хотя в кадре я могла быть всего 5 минут. Это был сложный проект, очень сложная история.
- Это будет хоррор в классическом понимании? Страшно будет?
– Думаю, страшно будет, вопрос только в том – за кого. Это абсолютно уникальная история, которая касается исключительно нас и нашей страны. Мне кажется, что для людей, которые будут смотреть это кино в Украине, и людей, которые будут смотреть за границей, – это будут совсем другие истории. Когда мы будем смотреть эту историю, мы будем понимать, о чем идет речь, кто в лесу, почему она это делает. Вы ведь знаете сюжет? Россияне убивают ее любимого, и она решает отомстить: начинает с ними делать все, чтобы им было не очень хорошо.
А когда люди будут смотреть за границей, не факт, что они так же почувствуют этот фильм, как украинцы.
– Вам самой интересно было сниматься?
– Мне было очень интересно. Очень благодарна сценаристу Ярославу Войцешеку. Наверное, это первый сценарий за многие годы, который настолько круто написан. Ведь совершенно непонятно, за кого переживать. Конечно, это не касается россиян, за россиян я не могу переживать.
Дело в том, что в хорроре, в классическом понимании этого слова, есть, условно говоря, какая-то группа людей, компания, которая попадает в какую-то комнату, дом, лес и так далее, и некий маньяк, который охотится на эту группу. Мы переживаем за эту группу и очень хотим, чтобы у маньяка ничего не получилось.
А тут – наоборот, мы очень хотим, чтобы у ведьмы все получилось. Но с другой стороны, и не хотим одновременно. Ибо каждая последующая смерть оставляет на ее теле следы, месть разрушает ее изнутри.
Сможет ли она вовремя остановиться, чтобы не умереть и не перейти на темную сторону? Кино именно об этом.
- Одна из сцен, когда ваша героиня входит будто в какую-то церковь, горят свечи, она в белом, очень мне напомнила сцену из фильма «Вий» 1967 года?
– Нет, это сцена, когда она входит в свое ведьмино логово. Встретив своего любимого, она решила вести человеческую жизнь. Она отказалась от своей мощной ведьминской силы ради силы любви. Но когда ведьма теряет любимого, она распаковывает свое логово и возвращает себе силу.
Альф – мой компанейский дружбан
– А вот пес Цезарий, который играет Альфа в сериале «Пес Альф», вас просто обожает. Как вы с ним так подружились?
- Мы решили познакомиться с Альфом еще до съемок, ведь это собака моей героини Алисы, поэтому у нас должны быть свои особые ритуалы, привычки. Сначала кинолог и владелец собаки Виталий привозил его ко мне прогуляться, а потом Альф остался у меня, и мы вдвоем четыре дня жили вместе.
– И как он себя вел, когда жил с вами? Не скучал по дому?
– Первый вечер, возможно, немного поскучал. Но у него здесь была куча своих игрушек. Мы с ним играли, убирали. Ему сразу «понравилась» моя швабра. Альф удивлялся, почему это я уделяю больше внимания швабре, чем ему. Альф повсюду разбрасывал свою шерсть, определял, так сказать, свою территорию. И не понимал, почему я эту шерсть убираю, что это за прикол. Так что начал охоту на швабру. Мол, зачем тебе непонятная швабра, когда у тебя есть я (смеется).
- Но ведь есть еще и другие собачки, которые выполняют трюки.
– Конечно, у нашего Альфа есть дублеры. У каждой собаки – свой темперамент и характер, кто-то более актерски может играть, кто-то конкретно заточен на кусание, на прыжки. Альф не кусается, он не заточен на кусание. Поэтому есть отдельно собаки, которые делают все трюки с кусаниями, а есть Альф – компанейский дружбан. С кусачей собакой я не работаю, потому что это очень сложная работа, тем более – опасно.
Внутреннее сопротивление не учить польский язык было очень большим
– У вас выходит почти проект за проектом. В дальнейшем тоже есть работа?
- Немножечко есть. Сейчас снимаем «Пес Альф». В августе будем снимать романтическую комедию «Відпустка наосліп». Потом у меня будут съемки в польском фильме «Фуриоза». Это вторая часть популярного польского проекта.
- В начале полномасштабной войны вы уехали в Польшу и почти сразу же получили роль в польском сериале «В добре и в зле». Как вы покорили поляков?
– Поляков сложно покорить. Не будем кривить душой, поляки никогда не были друзьями с украинцами. Даже исторически так сложилось. Как сказала мне одна моя знакомая полячка: «Таня, не надейся, что поляки любят украинцев. Просто мы ненавидим россиян больше, чем украинцев. Здесь о любви сложно говорить».
Конечно, так категорично тоже нельзя говорить. Есть поляки, которые очень помогают, отдают свои силы, энергию для того, чтобы помогать нашим людям. Но в последнее время достаточно сложно. В частности, это заметно по детям. К примеру, польские дети не понимают, почему украинским детям можно пользоваться на уроках телефонами, а им – нет. Они уже к ним свысока относятся. Наши дети с телефонами, чтобы можно было пользоваться онлайн-переводчиком. Ибо язык – очень сложный. А все предметы преподают на польском. Поэтому чтобы понимать друг друга, украинским детям позволяли быть с телефонами.
Так же и в работе. Украинцы ловкие, они умеют все делать. Поэтому очень быстро покорили польский рынок: открыли салоны красоты, рестораны… Украинцы предлагают классный уровень сервиса. А поляки смотрят на все это и не могут понять, что происходит.
– Вы рассказывали, что даже польского языка не знали. Как вас пригласили сниматься в польском кино?
– Как только мы приехали, сразу заполнила все анкеты на всех сайтах, что только можно. Но и раньше мое портфолио было в европейских кастинг-агентствах. В Европе не работают без агента. Это обязательные условия. Не знаю, зачем, но так им хочется.
Поэтому у меня есть агент, с которым работаю. С ним мы уже сделали семь проектов, «Фуриоза» будет восьмым.
– Это были сериалы или полный метр?
– «В добре и в зле» – это сериал, он снимался полтора года, здесь у меня была одна из главных ролей. Был полнометражный фильм Game over – здесь тоже у меня одна из главных ролей. Это история о 30-летнем геймере, где я была его стимулом для взросления, так сказать.
Еще одна из знаковых ролей в сериале «Бенджеми мешкачь разем»» – это сериал об украинских беженцах и поляках. Кстати, очень важная тема, потому что в этой ленте показано, как на самом деле принимают поляки украинцев, с какими трудностями сталкивается как польская, так и украинская сторона. Ведь молодые поляки более открыты, они прогрессивнее. А старая гвардия, как говорится, консервативная. Поэтому здесь еще и отражается конфликт молодого поколения и старого. Следует посмотреть, кто сейчас в Польше, сериал уже доступен на польских платформах.
Остальные несколько сериалов – это роли в эпизодах. В «Фуриозе» тоже эпизод, но, как я уже говорила, это очень популярная и знаковая лента для польского кино.
- Как, собственно, вы так быстро овладели языком? Ведь для кино должно быть и произношение правильное, это не просто общение на бытовом уровне.
– Наверное, мне повезло от природы. Хотя мой муж всегда говорит, чтобы я не умаляла свои возможности. У меня хороший музыкальный слух, я пою и очень быстро запоминаю звуки.
Сначала, конечно, польский язык был для меня просто набором шипящих звуков. Помню, как мы пошли с мужем на концерт «Хиты кино» с оркестром. И дирижер этого оркестра – он сам родом из Мексики, но уже 20 лет живет в Польше – перед началом концерта рассказал историю, которая очень похожа на мою. Для музыканта очень важно слушать, как звучит страна. И когда он вышел на улицу послушать, как звучит Польша, услышал: пш-пш-пшшшш-пш-пш-пшшшш. Так где-то и у меня было. Просто набор шипящих звуков. Я даже первое время говорила: это какой-то украинский язык, только после третьей бутылки вина (смеется).
К тому же, у меня было сильное сопротивление. Несмотря на то, что у меня очень классный музыкальный слух, внутреннее сопротивление не учить язык было очень большим. Я не хотела, потому что хотела домой. Я не понимала, зачем мне учить сложный язык, если на нем, кроме Польши, нигде не говорят, а в Польше я точно жить не собиралась. Это не была страна моей мечты. Я вообще нигде не собиралась жить, кроме Украины.
Не хочу, чтобы дети росли под тревогами
– Вы вернулись с детьми или ездите туда-сюда?
– Мы решили на семейном совещании, что пока не будет поднят бокал за победу, дети будут в Польше. Они ведь не игрушки, их нельзя туда-сюда таскать. У них там появились какие-то друзья, они ходят в школу.
Я не хочу, чтобы дети росли под тревогами. Вот я слышу тревогу, и этот неприятный звук пронизывает прямо изнутри. Как бы ты ни осознавал, что такова наша реальность, это все равно выбивает тебя из жизни. Я, взрослый человек, с этим тяжело справляюсь. Что говорить о детях?
С другой стороны, если бы не было возможности, я не знаю. Я понимаю и уважаю выбор тех людей, которые остались здесь с детьми. Каждый выбирает для себя. Я решила, что они уедут, чтобы могли жить в плюс-минус спокойной атмосфере.
Дети очень просят, чтобы я их хотя бы на неделю привезла сюда – увидеться с бабушками, дедушками, с друзьями. Я размышляю. Пока не решила окончательно.
– Они ходят в польскую или украинскую школу?
– В польскую. Нет смысла учиться там в украинской, потому что им так или иначе придется ассимилироваться с тамошними людьми и искать способы коммуницировать.
Малой вообще уже говорит на польском лучше, чем на украинском, к сожалению. Там у него мало украинских друзей, а те, которые были, или на суржике говорят, или наполовину на русском.
Старшая, ей 15, понемногу учит, недавно сдала экзамены в колледж. Польский язык сдала на 70 баллов, даже не все поляки имеют такие баллы. Она молодец. Очень ею горжусь.
– На кого она пошла учиться?
– У них это называется рекрутация. Они подают свои заявки, куда бы они хотели, а затем комиссия смотрит на баллы по экзаменам и распределяют, куда кому лучше.
– А она кем хочет быть? У вас такая творческая семья.
– Ей интересна и математика, и актерство, и туризм.
- Какой диапазон – математика и актерство.
- У меня, например, высшее образование – экономическое, я международный экономист. Я обожала высшую математику, это был один из моих любимых предметов. Я ненавидела литературу, язык, молила Бога, чтобы занятия скорее закончились. А на математику бежала с радостью.
– Вы сама где хотите жить? Будете возвращаться в Польшу?
– Хочу жить дома. Я не знаю, где мой дом. Как поет «Один в каное» – «справа в тому, що в мене немає дому».
Это очень странное чувство. Я и не там, и не здесь, и всюду одновременно. Это как проверочка на оптимизм: для кого-то этот стакан - наполовину пуст, для кого-то - наполовину полон.
– То есть пока и там, и здесь?
– С одной стороны, ты будто понимаешь, что расширяешь горизонты. Моей мечтой было, что планета – это мой дом, границы меня выбешивали. Я не понимала, почему я должна оформлять какие-то визы, какие-то документы. Я ведь нормальный человек, никому не желаю зла, я хочу путешествовать, я родилась на планете Земля, я хочу быть повсюду.
Поэтому будто дом и есть, а будто его и нет. Мы позавчера снимали в доме, где я жила с семьей до полномасштабной войны. Водитель меня привез, я вышла из машины и расплакалась. Даже не знаю почему. Наверное, тогда почувствовала себя дома. Было очень щемяще.
Мой муж - мой лучший друг
– В прошлом году вы ездили на Шри-Ланку, чтобы провести 10 дней без телефона, книг, музыки, общения… Что это вам дает?
- Тотальную перезагрузку. Это сложно. Но это самодисциплина, которой нам всем действительно очень не хватает.
Разговариваю со своими некоторыми коллегами, друзьями и слышу: «Ой, я хочу и то, и это. Я хочу высыпаться, я так устаю». Тогда у меня вопрос: «А что ты для этого сделал»? Можно же распланировать свой день так, чтобы ложиться спать в десять, а не в час ночи, и высыпаться.
Или кто-то с круассаном во рту жалуется, что хочет такие-то джинсы, а не влезает в них. Я не против круассанов, я сама их очень люблю, и вообще очень люблю вкусно поесть. Просто нужно расставлять приоритеты: если ты что-нибудь хочешь, то что-то для этого нужно сделать.
Я не говорю о запретах. Я, например, тоже люблю себя баловать, и очень часто это делаю, потому что это необходимо. Когда ты вводишь свой организм в стресс, потом начинается ответная реакция. Просто нужно балансировать, а для баланса нужна очень классная внутренняя дисциплина. Дисциплина, которая станет стилем твоей жизни, а не так, что сегодня у меня одно, завтра другое, послезавтра еще что-то.
– Вы делаете так, чтобы это было стилем жизни?
– Да. Я, например, очень люблю овощи, салаты. Есть такую еду – это для меня не пытка. Но я очень люблю и хлеб, и круассаны. С удовольствием с утра могу выпить кофе с круассанчиком или тортиком. И не корю себя за это. Но я понимаю: если мне нужно подготовиться, скажем, к роли, то немного закрываю свой съедобный аппарат. Но в общем, если нет стрессов, организм даже не поправляется.
– Стресс, между прочим, часто влияет и на супружеские отношения. Повлияла ли война на ваши отношения с мужем?
– У нас с мужем очень интересные отношения. Мы такая итальянская парочка, у нас очень много разных эмоций внутри семьи. Разные бывают моменты. У Дмитрия был предыдущий брак, у меня был предыдущий брак. И мы оба сделали один-единственный вывод, который помогает нашей семье находиться там, где мы сейчас есть, – это говорить друг с другом, не откладывая разговор ни на секунду. Я, например, сказала: «Каждый конфликт, который остается открытым, каждая секунда этого конфликта отдаляет меня на тысячи километров. И если мы не будем проговаривать все сразу, потом мы просто это не починим». И мы взяли за правило говорить. Как бы то ни было – или больно, или неприятно.
Иногда мы говорим друг другу очень неприятные вещи. Но по-другому невозможно. У нас есть разные стороны – ласковые, мягкие, веселые, а есть и депрессивные, когда хочется поплакаться, где-то позлиться, и это ненормально.
Мой муж – мой лучший друг. Все остальное уже прорастает от этого.
- В прошлый наш разговор вы говорили, что владеете оружием – винтовкой и пистолетом, ведь ваш дедушка был военным и иногда брал вас на стрельбы и учил стрелять. Если бы пришлось защищаться, навыки остались?
– Умею, могу. Но я бы не смогла нажать на курок и убить что-нибудь живое. Не знаю и даже не хочу представлять обстоятельства, которые заставили бы меня это сделать. Поэтому действую на опережение и избегаю таких ситуаций.
– Кроме победы, в которую мы все верим, какая ваша самая главная мечта?
– Я хочу заниматься своим любимым делом так, как я это вижу. Мечтаю создать свою киностудию, где люди будут смотреть в одном направлении, создавать проекты, которые будут поднимать дух людей. Я хочу создавать произведения искусства, которые будут вдохновлять. Никаких драм или каких-то депрессивных историй я не хочу.
Даже «Конотопська відьма», несмотря на то, что это фильм ужасов, очень сложная история, не позволит зрителю выйти опустошенным.
Поэтому хочу, чтобы все, что я делаю, вдохновляло и меня, и других людей.