Украинский фильм «20 дней в Мариуполе» получил премию «Оскар» в категории «Лучший документальный полнометражный фильм». Репортеры агентства Associated Press снимали город на побережье Азовского моря в первые дни полномасштабного российского вторжения. Это первый «Оскар» в истории Украины, о котором его режиссер Мстислав Чернов сказал: «Я бы хотел, чтобы этого фильма не было».
Сконцентрированная боль
Если бы была оскаровская номинация для документальных фильмов ужасов, «Двадцать дней…» могли бы претендовать на нее с не меньшим успехом. Это действительный страшный фильм, который держит в напряжении с первых секунд и не дает выдохнуть, даже если поставить его на паузу. При этом многие видели эти кадры: команде украинского журналиста Мстислава Чернова чудом удавалось передавать из осажденного Мариуполя 10-секундные видео о происходящем. Ролики влетали в новостные ленты, и наверняка каждый украинец до выхода фильма уже знал об авиаобстрелах города, о погибших младенцах и роженицах, о массовых захоронениях, о том, как изгалялась над этими видео российская пропаганда, называя рыдающих стариков актерами, матерей с детьми – проплаченной массовкой, а бомбы, падающие на жилые дома, – делом рук ВСУ. А потом из этих видеороликов родился фильм длительностью в полтора часа.
- Я хотел сделать что-то большее. Поговорил с редакторами, сказал им, что хочу сделать то ли фильм, то ли просто обширный сюжет, чтобы показать масштаб трагедии. Когда смотришь новости 30 секунд, одну минуту – масштаба не видно. Люди не понимают интенсивность боев, не чувствуют сконцентрированную боль, трагедию, которая происходила в Мариуполе. Мне кажется, что в фильме мне это удалось передать, - рассказывал в конце декабря Мстислав Чернов в интервью Радио «Свобода» после номинирования фильма на «Оскар». - Я видел много плакавших в кинотеатре. Мы с монтажером Мишелем тоже плакали, когда монтировали. Это чувство не отпускает.
Трое безумных смельчаков
В мире журналистики это считается большой удачей – попасть в эпицентр события и стать его полноправным участником. Съемочная группа агентства Associated Press работала в Мариуполе еще за месяц до начала войны, и они смогли передать контраст между вчерашней мирной жизнью и сегодняшней, за ночь сменившуюся на военную.
Вместе с жителями Мариуполя журналисты убегали от обстрелов, прятались в укрытиях, помогали медикам с ранеными. Единственное, что отличало их – наличие спутникового телефона, который хотя бы иногда подавал признаки жизни и мог передать на свободную территорию кадры убийства целого города. Даже своего транспорта европейские журналисты лишились – он остался у стен мариупольской больницы, откуда их вывели украинские солдаты. Журналисты выжили, фургон со всей телевизионной аппаратурой – однозначно нет. Россияне не жалели снарядов ни на больницы, ни на роддома, ни на жилые кварталы.
Дергающиеся и мельтешащие кадры, частое дыхание оператора, съемка на бегу или из окна, из-за неплотно задернутой шторы, предупреждение оператору «Женя, спрячь голову, там на крыше снайпер» - это вовсе не Голливуд. Трое безумных смельчаков – Мстислав Чернов, Евгений Малолетка и Василиса Степаненко – прожили три недели вместе с мариупольцами и как мариупольцы, хотя уроженцы других городов: Харькова и Бердянска. Что они чувствовали – можно понять из закадрового текста, выстроенного как монолог журналиста, который сопереживает жителям Мариуполя и осознает, что с ним может произойти то же самое, потому что он уже несколько дней тоже мариуполец.
- Мы приняли решение уехать в Мариуполь, мы приняли решение остаться там и снимать все. Мы приняли решение стать военными репортерами. Хотя, может, если бы войны в Украине не произошло, мы бы ими не были. Все равно внимания заслуживают трагедии людей, которых мы снимаем, а не наше психологическое состояние, - говорил Мстислав Чернов.
«Нас «накрывает», когда мы смотрим видео о Мариуполе»
Фильм делают детали, а их в фильме очень много. Детские сандалики, одиноко ждущие хозяина. Ярко-розовая куртка на ветвях деревьев – явно вылетела из чьей-то квартиры из-за ударной волны после взрыва. Пестрый обрывок старой афиши на заборе. Гаснущая керосиновая лампа в убежище. Вой отца, потерявшего под обстрелом сына-подростка…
Это настолько страшно видеть и слышать, что многие жители Мариуполя, которые чудом выбрались из уже захваченного россиянами города и с которыми поговорили журналисты, признались: фильм не смотрели и не будут. Не могут.
- Я не говорю, что это плохой фильм и я его смотреть поэтому не буду. Просто не могу заставить себя заново пережить тот ужас, в котором мы находились почти месяц. До сих пор «накрывает», когда я смотрю фото и видео нынешнего Мариуполя и не нахожу знакомых домов, не узнаю родные улицы. Я уверена, что фильм стоит посмотреть каждому, кто до сих пор не понимает, что происходит, - рассказала бывшая мариупольчанка Юлия Хомченко.
Ее друг Андрей, тоже из Мариуполя, смог скачать фильм в интернете и нашел в себе силы посмотреть. Говорит, что бесстрастной хронике удалось передать ощущение панического ужаса, царившего в те дни в городе.
- Если бы не эти ребята (журналисты АП), мы бы никогда не узнали, что происходило в нашем городе. Мы ведь действительно несколько дней сидели без связи, интернета, без света… Ловили на улицах случайных прохожих и спрашивали у них, что происходит в центре, а что на Левом берегу. За день до того, как бомбы упали на Драмтеатр, нам рассказали, что туда отвезли 400 детей из детского дома поселка Сартана, это на окраине Мариуполя. Плюс там было много местных. Жуткая антисанитария, теснота, но люди верили, что стены драмтеатра их уберегут… - вспоминает Андрей.
И Юлия, и Андрей до сих пор – уже два года! – окончательно не пришли в себя. Юлия вспоминает, что недавно, услышав песню «У мене немає дому», разрыдалась прямо на улице.
– Я не думаю, что нормальный человек может это выдержать. Я вам не скажу, что я это нормально выдержал. И мои коллеги – Евгений Малолетка, Василиса Степаненко – вряд ли это выдержали нормально. Нас это ранило и травмировало, и это естественно, - говорил Мстислав Чернов все в том же декабрьском интервью Радио «Свобода». - Мне кажется, что все украинцы сейчас травмированы в той или иной степени. Говорить, что наши травмы какие-то особенные, я не стану. Травмы родителей, потерявших детей, – это настоящие травмы, и о них следует говорить… То, что чувствуют журналисты – сейчас, по крайней мере, – не столь важно, как то, что происходит с людьми, для которых это не выбор, а трагедия, которая с ними произошла.
Все дело в контексте
Мариупольцы говорят: если бы не журналисты АП, у всего мира не было бы шансов узнать правду.
- Наверное, где-нибудь в России этот фильм запретят или засекретят. Думаю, скоро они напишут, что все было не так, что они пришли «освобождать» нас, - считает Андрей. И добавляет: - Не уверен, что россияне поймут этот фильм.
- Это возможно только в одном случае: если они почувствуют на собственной шкуре, каково это, когда твой дом становится твоей могилой, потому что он обрушился от взрыва. Что значит потерять годовалого ребенка, которого после обстрела не смогли спасти врачи. Каково это, когда твою жену буквально раздевают на блокпостах, обыскивают, а ты ничего не можешь сделать, потому что вам надо любой ценой вырваться из ада, - говорит мариуполец. – Но россияне все равно поймут по-своему.
Режиссер фильма Мстислав Чернов в интервью ВВС в начале февраля высказался о понятии "интерпретация любого произведения кинематографа". А данном случае имеет место не художественный вымысел, а документальная съемка. Так что интерпретировать фильм иначе как съемку военных преступлений россиян вряд ли получится.
- Донести до зрителя достаточное количество контекста - главная цель документального кино. И именно это одна из главных причин, почему «20 дней в Мариуполе» существуют. Не только для того, чтобы показать миру, что происходило, не только для того, чтобы об этом помнили, но и для того, чтобы сохранить каждую деталь и весь этот контекст. Потому что мы живем в такое время, когда все интерпретируется. Идет битва за интерпретацию образов.
Я бы сказал, что в российских новостях кадры бомбардировки мариупольского роддома показывали не меньше, чем украинские. Но текст был совсем другой, понимаете? Идет борьба за интерпретацию. Вот почему так важен контекст. Чем его больше, тем лучше, - резюмировал Мстислав Чернов.