С 28 ноября в 20:00 «Плут» возвращается в эфир канала 2+2.
Во втором сезоне остросюжетного сериала авантюрист по кличке Плут рискует быть уличен в полиции, куда он устроился под именем своего погибшего друга, поэтому решает «залечь на дно». Теневой бизнесмен Кузин приглашает Плута в Лондон, где он может начать жизнь с чистого листа. Но полномасштабная война вносит свои коррективы. Плут остается в Украине, чтобы помочь любимой Елене выбраться из оккупированной территории.
KP.UA поговорила с Андреем Клименковым, исполнителем главной роли, о том, что ждет его героя, как Плут будет ругаться по-украински, о кино и личной жизни. Ведь за неделю до старта съемок второго сезона у актера родился сын.
Все, что происходит с нами после 24 февраля, влияет очень сильно
– Андрей, первый сезон «Плута» снимали в апреле 2021-го, второй – в июле 2023-го. В начале съемок вы писали в Инстаграме, что персонаж – тот самый, только человек уже другой. Плута ждет трансформация? Или речь и о вас самом?
- Мы все изменились во время войны… И очень многое зависит от того, у кого какие приоритеты. Самое главное – каждый сбросил свою маску! Кто-то открыл свои отрицательные черты, кто-то стал более глубинным, чувствительным, кто-то, наоборот, закрылся. Все, что происходит с нами после 24 февраля 2022 года, влияет очень сильно. К примеру, не закрывается вовремя сбор на пикап для раненых военных, а я ежедневно получаю информацию, что процент живых и невредимых ребят этой бригады уменьшился втрое. И от этого ты, хочешь не хочешь, а меняешься. И уже другим едешь на площадку, иначе осознаешь жизнь!
Я не попал на фронт, хотя мы на второй или третий день пошли с женой записываться в ТрО. Тогда было такое количество желающих, что нас не взяли. И хоть я физически не там, но все же привязан морально и делами к фронту. Всевышний, вероятно, распорядился так, что мое место здесь, в волонтерстве, где я понимаю, как помочь военным.
Хотим мы этого или нет, но трансформации происходят в зависимости от обстоятельств, в которые мы попадаем. Если сравнить, в первом сезоне прослеживалась какая-то дерзость моего персонажа, возможно, определенная степень эгоизма, то во втором – Плут просто не может скрывать свою чувствительность.
– Вы говорите, что каждый сбросил свою маску. В вашем окружении есть изменения?
- Мне кажется, нет таких людей, у кого бы их не было. Я сам недостаточно правильно и, наверное, глубоко, признаю это, понимал ситуацию после 2014 года. Поэтому, в отличие от той же Риммы Зюбиной, Ирмы Витовской или Ады Роговцевой, тогда не отказался от сотрудничества в русскоязычных сериалах. Пришло осознание, признал, извинился. Сегодня у меня есть своеобразное табу, которое начинается с языка. Я хочу, чтобы в нашей стране язык стал идентификатором каждого человека. Как бы нам сложно ни было, как бы ни лез суржик, что бы с нами ни происходило… Должна быть одна основа идентификации нас – язык! Это наш генетический код.
Поэтому с теми, кто с этим не согласен, мои дороги расходятся. Я много сотрудничал с людьми из постсоветского пространства. К сожалению, большинство из них до сих пор не понимают, что у нас происходит. Не задумываясь, разрывал любое общение. И простора стало больше!
Актер – это энергия. И если энергия направлена не туда, мы не получим на выходе то, во что вкладываем все свои силы. Поэтому второй сезон для меня – это как восхождение на Эверест человека, который никогда не поднимался даже на низкогорье. Я лез на свой Эверест.
- «Лез на свой Эверест» – это о чем идет речь?
– Имею в виду, что пришлось приложить немало усилий, чтобы получить желаемый результат. Так как съемки до полномасштабного вторжения и сейчас – это разные вещи, мы сталкиваемся с новыми внешними факторами. Почему, например, мы должны снимать экшн во время войны? Мы должны это оправдать. Актер в своем существовании должен оправдать каждую мелочь, которой он живет в роли. Почему он совершает тот или иной поступок? Как это сделать зрителю понятным?
Актерство для меня равно хирургии. Чтобы доверили делать операцию на сердце, нужно идти к этому много лет, учиться. Поэтому и здесь, и в сериале, у нас должно было соединиться очень много пазлов, чтобы эта картина смогла стать нужной сейчас, чтобы внутренне тебе не было стыдно, что ты это делаешь.
- По-моему, должны быть разные фильмы, разные жанры, и тот же детективный экшн, и комедия, а зритель уже пусть выбирает, что помогает ему переключиться и отдохнуть. Но вот что касается кино на военные темы, то здесь нужно подходить очень взвешенно.
- Конечно, должны быть разные жанры. Но все должно быть оправданным и уместным. Чем дальше ты углубляешься в профессию, тем сложнее оправдать каждую вещь. Недавно мы закончили съемки проекта с Сергеем Стрельниковым. Общались на площадке, и он говорит: «Я отказался от трех главных ролей в фильмах на военную тему, потому что нет ничего худшего сейчас, чем сыграть главного героя, военного, человеку, который не был на войне. Это будет сплошная ложь».
В этом есть правда. Такие роли должны играть Паша Алдошин, Александр Печерица, Володя Ращук, муж Светланы Гордиенко, которая играет одну из главных ролей в «Плуте», Макс Девизоров… В то же время надо понимать, что не всегда есть возможность приобщать военных-актеров к съемкам, а количество проектов на тему войны будет расти.
Украинская брань Плута – это моя идея
- Вы говорите, что язык должен быть самым важным нашим идентификатором. Вы в быту тоже разговариваете на украинском? Мне это интересно, потому что многие публичные люди говорят: на каком языке вы разговариваете дома – это ваше дело, а вот публично нужно говорить на украинском. Это как-то показушно.
- Полностью соглашаюсь. Вот эта штука, что дома я могу говорить так, а в публичном пространстве – так, не работает. Есть систематика, дисциплина. Я в своей жизни очень много общался на русском. И по собственному опыту могу сказать, что существует несколько этапов перехода. Первый – начать. И этот этап на самом деле несложный. А вот следующий, когда нужно это удержать, – самый сложный. Я за этим наблюдаю уже много лет. Сначала вроде бы неплохо получается, а потом люди начинают спрыгивать с этого пути. Сам это прошел.
Поэтому считаю, что категорически нельзя разделять: где-то говорить на русском, а где-то – на украинском. Либо ты переходишь и говоришь, либо говори на своем русском. Все! Не понимаю людей, которые занимаются переодеванием – то туда, то сюда. Они выглядят очень смешно.
Повторюсь: удержаться, начинать чистить русизмы, они же лезут из тебя, – это очень сложно. Сейчас я щепетильно слежу за ударениями. Это кропотливая дисциплинированная работа с выпиской в дневник, в телефон, с повторением, чтобы это укоренилось, стало твоим.
– Вы стремились найти максимальную адаптацию своему Плуту во втором сезоне с украинской бранью. Сами все выискивали или сценаристы?
– Сценаристы проделали огромную работу. В новом сезоне наши герои не оторваны от реальности, в которой мы живем, они также сталкиваются с войной и ее вызовами, проходят переоценку ценностей, делают свой выбор. Внимание авторов было именно на этом. Но продюсер сериала Олеся Пазенко позволила мне адаптировать произношение Плута так, как я его чувствую, чтобы он был органичным для героя, у которого непростое, криминальное прошлое. Искренняя благодарность, что она доверилась мне в этом вопросе, это редкость в украинском кинопроизводстве.
Относительно брани – это была моя идея. Когда дублировал Плута на украинский язык после первого сезона, у нас была настоящая гладиаторская бойня, в хорошем смысле. На некоторые реплики я просто говорил: «Плут так не говорит. Это не он, это не то настроение. Ну никогда он не скажет слово «дідько»!». И тогда мы двигались в сторону органичности характера и поведения.
Во втором сезоне нужно было сделать уже более сложную работу. Все эти литературные штампы – «чорт», «дідько» – должны были отойти. Поэтому когда шла подготовка к съемкам, каждый вечер я садился и по 2-3 часа выискивал, выписывал «вкусные» слова. У нас есть очень наэлектризованная, эмоциональная сцена, когда ко мне прибегает Семен, которого сыграл Роман Соболевский, и оправдывается. Я парирую: «Сьомо, не роби з гівна сметану!». Или меня пришел спасать диакон, а у меня к нему недоверие, спрашиваю: «Москалям, серун, служиш!?». Если бы вместо слова «серун» было «дідько» или «чорт» – это уже не то.
Есть еще реплики «щоб тебе хрущі з’їли» или «щоб тебе гівно доганяло» (конечно, этого не было в сценарии). Но надеюсь, оно все пойдет в монтаж (смеется). Каждый день я игрался в мыслях подобным накопленным материалом, подбирал, пристреливался, что могло бы выстрелить и в какой ситуации. Будем биться до конца, чтобы сохранить все. А может, что-то даже улучшить на тонировке.
- Сами тоже можете употреблять бранные словечки?
– Конечно. Единственное, бывает, пролезают русские. «Бляха» лезет очень часто, но стараюсь заменять его словом «курва». Что интересно, вся российская брань идет через гениталии, а украинская – через дефекацию. Например, когда говорят о чем-то грязном – об улице или заведении, – говорят «задристаний». В этом украинская брань во многом сродни европейской, где правят бал французское merde, немецкое Scheisse, Dreck, Lecken Sie mir Arsch и польское gowno.
«Сын стал нашим светом в будущее»
– 7 июля у вас родился сын Даниил. Для кого-то война поставила рождение детей на паузу, потому что это очень сложно, это и переживания, и стрессы. Вы как для себя это решали? Что вам придавало веры, что все будет хорошо?
– У меня все наоборот. Я не первый раз женат. И пять с половиной лет в предыдущем браке мы боролись за то, чтобы у нас родился ребенок. Этого не случилось. И когда мне было 38 или 39, я начал угасать морально, стал думать, что у меня никогда не будет детей. Как сильно хотел ребенка, не передать словами! Это была моя мечта, которая не сбывалась.
Поэтому когда Даниил родился, в нашу семью пришло самое большое счастье. Мне не было страшно. Как мы потом с женой вычислили, наш Даня зачался в день венчания. Я человек верующий. Путь осознаний и принятия был тернист. Мне очень повезло с батюшкой, он человек нового поколения. Знаю его с 2013 года, хожу в один храм. Это защищает нашу семью. И моя жена это разделяет. Я никогда никому не пытался навязать веру. Всегда спрашиваю: а как ты к этому относишься? Читаю вечернюю или утреннюю молитву, она подходит ко мне и говорит: я с тобой. Батюшка дал мне понять: если это пришло, то это пришло тогда, когда надо, и Всевышний поможет, чтобы с ребенком все было хорошо.
Сбылась моя мечта. Она во всех прекрасных смыслах перевернула мою жизнь. Когда женишься, несешь ответственность за свои и за жены слова, мысли или поступки. Рождается ребенок, ты уже несешь ответственность за всех троих. Даниил стал нашим светом в будущее.
– Вы называете жену «моя родная душа». Как вы познакомились? Сразу поняли, что она ваша родная душа?
– Мне не нужно много времени, чтобы почувствовать, понять и не спутать настоящие чувства с «бабочками в животе». В своем возрасте я уже их, по-видимому, не воспринимаю. Это кажется больше обманкой, которая своей сладостью выбивает из реальности, а затем начинаются проблемы. Ибо есть ощущение, что «бабочки» будут всегда. Я с уважением подождал, когда этот период пройдет у жены (смеется). Дальше началась настоящая ответственность. В нашем случае, к сожалению, с привкусом войны.
Люди сходятся, расходятся, учатся друг у друга. Считаю, что жена – это полное отражение тебя, и наоборот. Я уверен, что каждая пара в жизни соединена не просто так. Это все для того, чтобы посмотреть на себя в зеркало, понять, кто ты. Это мое понимание эволюции человека.
Родная душа – это ощущение! Это благодарность Всевышнему и, наверное, себе, что наконец-то наши пазлы сложились. Как ни странно, мы познакомились в Тиндере, договорились о встрече в праздничные рождественские дни 2021-го. Но она так и не случилась. Думаю, свыше было виднее, как должно было случиться. Затем у каждого из нас были попытки построить новые отношения, которые не сложились. А 6 ноября Вера во второй раз пришла ко мне на интенсив с актерами и была очень грустная. Я предложил пообщаться после интенсива. С того разговора мы вместе!
– Это судьба, я верю в судьбу.
– Я тоже верю в судьбу, особенно анализируя весь свой путь. Очень мудро поступают европейцы, которые создают семьи после 30 или 35 лет. Ты уже готов к этому. Раньше, когда я слышал чужие детские крики, думал: ну когда же ребенок уже успокоится! У нашего Данечки каждые два месяца новые приколы. Вот сейчас утром он кричит как сирена, а потом смеется, и я спокойно на это реагирую. Каждую ночь мы 2-3 раза просыпаемся с женой. Она кормит, после я держу его столбиком (родители поймут) и, если нужно, меняем подгузник.
- Вы тоже просыпаетесь, вдруг нужно подгузник поменять или же сходить на улицу с сыном погулять?
– Я очень люблю с ним гулять. Даже несмотря на то, что времени очень мало из-за рабочей занятости. На улице он всегда засыпает, я ему что-то рассказываю, мы с ним говорим «по-взрослому», и время пролетает очень быстро.
Ночью, когда жена встает его кормить, как-то стыдно спать и не поддержать. Иногда я как мумия встаю за компанию (смеется). Сажусь рядом, могу даже с закрытыми глазами ждать финиша кормления, на автомате помогать с подгузником или убаюкивать, когда очень уставший. Далее – в сон до следующего подъема.
– О чем сейчас мечтаете семьей?
- Каждый день сквозь все наши мечты проходит самая важная – Победа! Когда, к сожалению, гибнут наши ребята, это очень бьет по тебе. С первых месяцев я аккумулировал все свои связи в киноиндустрии, чтобы помогать фронту. В основном мы собираем на машины. И когда закрывается очередной сбор, ты покупаешь авто, отправляешь, выдыхаешь – тогда и помечтать хочется. Но на следующий день или неделю уже открываешь новый сбор.
Я постоянно с военными на связи, а они под Авдеевкой, Бахмутом… Звонишь и слышишь: «у меня сегодня на руках друг умер». И это все давит.
Но это не должно стать обыденным, люди не должны уставать донатить. Сейчас философия нашей жизни – это донатить! Не важно – сколько, но делать это каждый день. Кстати, спасибо всем, кто был в команде «Плута» и приобщился к воплощению нашего замысла! Удалось закрыть сбор на 300 тысяч гривен и купить ребятам под Бахмутом автомобиль для вывоза раненых. Всем, кто донатил, большая благодарность от военных.
На самом деле очень хочу, как только Даня будет готов, чтобы жена поехала с малым за границу. А вообще сейчас появляется много информации о неизвестных до сих пор, удивительных местах на карте Украины. Может быть, нам удастся семьей увидеть их вместе.
- За границу на отдых или хотите отправить их на какое-то время ради безопасности?
– Нет, на отдых. В начале вторжения я смог организовать выезд Веры с мамой и ее родной сестрой в Эстонию. Больше месяца она там не выдержала... Причем там был мой друг, который поддержал, помог обустроиться. Вера сказала, что хочет быть рядом с мужем. Сделала сюрприз, даже во время разгара войны, вернулась домой на Пасху!