Проходит год, который никогда не забудется. Год боли, потерь, борьбы и чаяний. Год, изменивший не просто нашу действительность, но и каждого из нас. О том, как война повлияла на украинское общество, что мы должны в нем сохранить, а что придется преодолевать после победы, kp.ua беседует с доктором философских наук, директором Института социологии НАН Украины Евгением Головахой.
И невероятный оптимизм
– Сейчас часто говорят, что мы уже никогда не будем такими, как были. Евгений Иванович, что вы вкладываете в это понятие?
- Мы не вернемся во всем к тому, какими были, потому что будет другое, по очень многим факторам, общество. Многие из нас будут жить потерями родных и близких людей, потерями материальными и психологическими. Все это уже сейчас наблюдается и отражается на нас.
У людей выросло чувство собственной исторической роли
Нам придется одновременно отстраивать инфраструктуру, лечить травмы и возвращать в Украину людей, выехавших из-за войны. Мы были постсоветским обществом, а сейчас будем послевоенным. Это очень разные вещи.
- Но, кроме потерь, у нас будут и достижения?
– Безусловно, у послевоенного общества есть свои преимущества. Прежде всего, это невероятный оптимизм, который мы выковали в себе в таких сложных обстоятельствах. Согласно исследованиям социологической группы "Рейтинг", которые были проведены в конце ноября, в победу верят 97% респондентов, в 2023 год с оптимизмом смотрят 80%.
По сравнению с 2021 годом, существенно повысилось чувство уверенности в будущем. И учтите: это при осознании, что экономические и материальные показатели будут ухудшаться. Это понятно, потому что – война. Только 12% предпринимателей сохранили свой бизнес в том виде, каким он был до 24 февраля 2022 года. Треть просто все потеряла.
Люди трезво оценивают ситуацию. По данным опросов нашего института, уровень опасности, уровень тревожности существенно повысился. Однако при этом украинцы на порядок выше оценивают политическую ситуацию, отсюда и чувство уверенности.
То есть, мы видим, как меняется общество: нам становится хуже материально и психологически, но мы сами при этом становимся крепче.
Больше, чем "четверка с плюсом"
- Интересно, а эффект Щекавицы, которым соцсети отреагировали на ядерную угрозу, также является проявлением оптимизма?
– Эйфория не может быть здоровой реакцией. Пришла беда, а нам все равно - мы будем развлекаться, танцевать... Я бы не сказал, что украинцы в таком состоянии, я Украину такой не наблюдаю. Отдельные люди могут впадать в определенное болезненное состояние, но на самом деле все гораздо серьезнее.
Новое общество будет жить с посттравматическим стрессовым расстройством, которое уже сейчас сказывается. Мы его не сможем избежать. Оптимизм заключается в том, что при всем этом люди настроены на победу, на восстановление и хотят лично участвовать в ней. У людей выросло чувство собственной исторической роли.
Мы сопротивляемся государству, которое угрожает существованию человеческой цивилизации. Это очень трудно, но чрезвычайно поднимает уровень самоуважения
В 2021 году по пятибалльной системе украинцы ставили себе оценку 2,6. Это называется "двойка с плюсом" или "тройка с минусом". И это была адекватная реакция, потому что Украину считали бедной, коррумпированной страной, из которой многие хотят уехать. А сейчас мы оцениваем свой имидж в 4,6. Это даже больше, чем "четыре с плюсом".
Так же со свободой слова и демократией. Если в 2021 году индекс был 2,7, то теперь 3,3 – приближаемся к "трешке с плюсом". Но "четверку" себе не ставим, потому что понимаем, что у нас здесь не все в совершенстве, в этом направлении еще должны двигаться.
Отношение к Украине изменилось по всему миру. Влиятельный английский журнал The Economist объявил Украину страной 2022 года. Ибо мы сопротивляемся государству, угрожающему существованию человеческой цивилизации. Это очень тяжело, но очень поднимает уровень самоуважения. Вот что такое оптимизм.
– Пытаемся не терять оптимизма даже в темноте, но не всегда это по силам. Люди уже начали высчитывать, что в богатых домах света больше, чем в бедных. Есть ли угроза, что может углубиться социальная пропасть?
– Я живу в центре Киева в доме, считающемся престижным. Напротив меня еще более престижный дом, построенный когда-то ЦК Компартии. А рядом "хрущевки". Так вот там свет есть почти все время, а нам - "богатым" - дают электричество несколько часов в день.
Как социологу, мне интересно было бы исследовать, как соотносится качество жилья с освещением, возможно, я сделаю это в одном из следующих опросов. Но на моем примере такая концепция опровергается.
Люди, когда им тяжело, должны кого-то винить, это такая наша черта. Вот обычно и виним богачей. Но проблемы с электричеством, как и все, преходящие, социальных последствий здесь не будет.
Феномен волонтерства
– Зависть к соседу, у которого есть свет, некрасивая, но понятная. А вот есть несколько историй, когда жители домов, где электричество не выключали, звонили по телефону на правительственную линию и требовали приобщить их к экономии. Соседи называют таких безумными.
Есть люди, которые искренне хотят, чтобы все было справедливо, даже если сами от этого будут страдать
- Это как раз нормальная реакция – социальная ответственность. Есть люди, которые искренне хотят, чтобы все было справедливо, даже если сами от этого будут страдать. Они составляют меньшинство, но они есть, и это хорошо.
– Отключения породили новый вид помощи. Через группы в соцсетях люди, у которых дом с газом, начали приглашать к себе людей, у которых электроплиты – приготовить что-то свежее и горячее для детей, когда нет света.
– Феномен волонтерства за этот год очень существенно расширился и охватил все сферы нашей жизни. Мы всюду видим замечательные примеры взаимопомощи, и именно она позволит выживать нашему обществу, если ситуация будет ухудшаться.
Волонтерство для Украины - феномен достаточно молодой, по сравнению с западным обществом
Сейчас тысячи людей в Европе, в Америке бескорыстно принимают наших беженцев от войны, передают в Украину гуманитарные грузы. Западное демократическое общество дошло до волонтерства значительно раньше нас. Для Украины этот феномен достаточно молод.
До Майдана у нас волонтерами назывались участники общественных организаций, которые действительно получали большие гранты и хорошо на них жили. Настоящее волонтерство началось с 2014 года, а большая война его усилила, превратив в большое социальное явление.
Трудно будет преодолеть
- Считаете, что мы не потеряем желания помогать, когда жизнь более или менее наладится?
- Уверен, что да. Волонтерство также станет положительным признаком послевоенного общества.
- Не по своей воле, но, кроме доброты, мы живем и другими чувствами. Одни страстно молятся за смерть всех русских, хотят выжечь огнем их земли, другие говорят, что мы не должны быть такими, как они. Как правильно?
– С точки зрения развития нашего общества, правильна вторая позиция. Именно она должна стать доминирующей в послевоенное время. Иначе мы не сможем в полной мере возродиться.
Ненависть и желание мести естественны во время войны. Но мы все равно не должны превращаться в "россию номер два", только со своей украинской атрибутикой. Нам будет очень тяжело преодолевать этот синдром, но придется.
Украина должна стремиться к тому, чтобы сосед стал безопасным, а не желать слепой мести
В современном обществоведении есть такое понятие, как ресентимент. Это злобное чувство, что кто-то в твоих проблемах виноват. После Первой мировой войны ресентимент остро переживала Германия из-за своих потерь. Немцы считали, что в этом виноваты все, кроме них самих, хотя сами эту войну развязали. И на этом к власти пришел Гитлер.
Ресентимент начался в России после распада СССР. Россияне закипали злобой из-за потери территорий, которые считали своими. Они возненавидели всех, кто отделился – прибалтов, молдаван, грузин и прежде всего украинцев. Потому что нас считают виновными в том, что не даем создавать новую империю. Именно ресентимент и толкнул Россию на эту ужасную войну.
Так вот, очень важно, чтобы украинское послевоенное общество не жило с ресентиментом. Если так произойдет, хуже будет не России, хуже будет Украине. Знаете почему?
Потому что наш ресентимент будет направлен на крупнейшее национальное меньшинство – россиян. Мы будем считать их виновными, называть враждебным их язык. А это будут люди и язык людей, которые остались жить в Украине, потому что ее поддерживают. Это не будет язык оккупанта, и не речь, в конце концов, виновата, а виноват конкретный режим.
Поэтому даже во время войны мы должны заботиться, чтобы не наделать глупостей. Надо искать конструктивные пути.
Я не очень верю, что Россия как государство принципиально изменится, она будет такой много десятилетий. Но Украина должна стремиться к тому, чтобы сосед стал безопасным, а не желать слепой мести. Для меня украинская победа - это возвращение территорий, вступление в НАТО и переговоры о компенсации ущерба, нанесенного войной.
– Итак, нам придется преодолевать не только ее последствия, а в определенном понимании и самих себя?
– Послевоенная ситуация будет очень сложной. Уверен, что отстроить города и села нам помогут дружественные страны. Но восстанавливать социальную, политическую, правовую и морально-психологическую сферы нам придется самим. Здесь большая роль будет принадлежать средствам массовой информации и научным специалистам.