Мы договаривались о нашем интервью с Еленой Фроляк, ведущей «Єдиних новин» и шеф-редактором информационной службы ICTV, месяц так точно – все время она в работе, новостях... Даже перед беседой телеведущая попросила еще 10 минут, чтобы домонтировать видео для эфира. Елена говорит, что работа в нынешнее время – это спасение, она отвлекает отвлекает от ядовитых мыслей.
Мы поговорили с Еленой Фроляк о том, как она держит информационную оборону и как сегодня строит свою жизнь.
Я не могу без дома
- Елена, сейчас вся работа журналистов сводится к теме войны, и это тяжело. Но все же - вас работа спасает, несмотря на новости, которые нам нужно транслировать?
– Конечно, спасает. Ты хоть и рассказываешь о войне, но, работая, не находишься постоянно в своих мыслях. Мысли эти грустные. Как все, чувствуешь безысходность, отчаяние, непонимание будущего, что будет завтра, через неделю, через год. Работа от этих тяжелых мыслей отвлекает. Ты бежишь на эфир, у тебя интервью, планирование, дневные, были ночные смены. Я благодарю Бога, что имею работу, потому что очень многие ее лишены.
– А с кем интервью за это время можете назвать жизнеутверждающим?
- Недавно мы записали интервью с сыном Уоррена Баффета – Говардом Баффетом. Он приехал в Украину с большим проектом. Говард сейчас много инвестирует в нашу страну, у него совместный проект с Еленой Зеленской по здоровому питанию в школе. Он вообще интересный человек как филантроп и бизнесмен.
Кроме того, мне было интересно, как это быть сыном одного из самых богатых людей планеты. «Неважно, кто твой отец – важно, чему вас научили и как заботились. Отец учил меня не переоценивать, но и не недооценивать себя, не бояться рисковать и пробовать новое. Быть гибким, не делать только то, что хорошо умеешь, быть готовым к неудачам и помнить, что ты молод не навсегда. Поэтому спеши жить и что-то делать». Добрые советы, не правда ли?
- В начале войны вы провели несколько эфиров, а потом уехали с детьми и мамой, потому что, как признавались в «Єдиних новинах», просто испугались. Но вернулись уже через месяц. Возвращаться страшно не было?
– Нет, не страшно. 24 февраля я отработала эфир, 25-го поехала к маме, она под Киевом живет. Там же и мой брат. Мы собрались вечером на семейный совет, решили, что брат отвезет детей в Прикарпатье, муж будет в терробороне, а женщины остаются. В субботу я планировала пойти на работу. Утром, а мы недалеко от Василькова, начались сильные взрывы. Я, как была в куртке своего сына, так и села в машину с мамой, подругой, собакой и поехала на Ивано-Франковщину.
Но прошло несколько дней, мы отошли от дороги, которая длилась 36 часов, и я начала себя корить: «Ленка, какая ты дура, что уехала из Киева». Я каждое утро вставала и говорила: «Все! Завтра ты едешь домой». Так прошел месяц.
Ровно через месяц я вернулась. Не боялась. Даже мужу не сказала, что еду, потому что он мне еще не позволил бы возвращаться. 31 марта села в машину, доехала до Киева, приехала на работу, звоню ему с канала, но как будто сама в Косове, и говорю: «Выйди, там тебе волонтеры колбаски из Косова привезли». Он выходит – а тут я. Очень обрадовался. Я люблю сюрпризы, но такого он не ожидал (смеется). Я не могу без дома.
Жить в постоянном ожидании – плохая идея
- Полгода войны. Какие ваши ощущения сейчас?
– Ощущения очень сложные. Но я сразу говорю себе – вспомни девушек и парней на передовой, вспомни людей, потерявших своих детей, родных, потерявших дом… Поэтому мои ощущения не очень кому-то интересны. Как люди, так и я.
Конечно, мы все ждем победы. Но когда она будет – никто не знает. Поэтому жить в постоянном ожидании – плохая идея. В вере – да, в надежде – да, но не ждать чуда каждый день. Я себе сказала: «Мы живем одним днем. Сегодня прожили – и слава Богу».
- Сейчас все разговоры при встречах сводятся к войне. Вам удается говорить на другие темы дома, с друзьями, коллегами?
– Когда мы начинаем говорить на другие темы, все равно все сводится к войне, потому что вся жизнь вокруг нее. Меня сейчас спасают книги, фильмы, сериалы. Я снова села за фортепиано, правда, играю только грустные ноктюрны Шопена. Можно переключиться, но не надолго. Я себя ловлю на мысли, что долго не заглядывала в новости. Долго – это может быть 30 минут. Муж отслеживает все события на фронте, часто показывает видео, карты. Сын тоже постоянно в этом крутится. Вот так и проходят дни. Спасибо нашим ВСУ и идем дальше в следующий день.
- Вы как-то говорили, что у Сергея хорошее чувство юмора. Шутит дома?
– Конечно! Они оба, сын и муж, меня тролят в хорошем смысле (смеется). Иногда шутят надо мной. Мы все вместе смеемся над шутками в сети – типа «горячий сезон в Саках» или о том, какие россияне сейчас все продвинутые, у каждого последний айфон. Вообще, украинцы уникальная нация – в нас стреляют, а мы смеемся. Ну как таких можно победить?
– А огород в этом году сажали? Знаю, вы всегда гордились урожаем, особенно огурчиками.
– Огурцов у меня очень много в этом году. И солим, и свежие едим. Утром делаю целебный фреш, как я его называю. Огурец, зелень, что есть дома, морковь, яблоко, можно сливу, персик – и подаю своим парням в красивых стаканах. Пьют, а куда им деваться. А потом долго мою соковыжималку. Ужасно не люблю это делать (смеется).
- Власть советует нам готовиться к зиме. Вы как-то готовитесь? Теплые одеяла, утепление…
- У меня генерал по закруткам – мама. Закрутили и наквасили огурцов, помидоров, что-нибудь сделаем из баклажанов. В нашей кладовой уже заставлены добрые четыре полки. Думаю, не пропадем.
Одеяла, теплая одежда у нас есть. Самое главное – дома есть печка-буржуйка. Поэтому все надежды на нее, если не дай бог отключат газ или свет. Если будет трудно, переедем все к кому-нибудь одному из нашей семьи. Переживем.
– Сейчас продолжается вступительная кампания, сын у вас абитуриент. Антон будет учиться в Украине или будет поступать где-нибудь за границей?
– Нет, мы будем учиться в Украине. Сейчас как раз идет зачисление на бюджет и контракт, поэтому пока ничего не буду говорить. Чтобы не сглазить.
У сына друзья уехали за границу, но он не захотел. Антон хочет быть в Украине, учиться здесь.
- Дочь Наталья могла выехать за границу, ведь год училась в Ирландии. Почему не уехала? Вы не уговаривали ради безопасности?
– Нет, не уговаривала. Магистратуру она заканчивала в Ирландии еще до войны, и было очень приятно, когда ей позвонили ее друзья и педагоги, предлагали помощь с работой, жильем. Наталья тогда волонтерила во Львове, как раз отправляла наших беженцев за границу, но сама уезжать не захотела. Она работает, у нее своя квартира. Если будет критическая ситуация, то, говорит, поедет. Но пока здесь. Наталье – 24, она самостоятельный человек, я уже не могу ей ничего указывать.
Мы все в Киеве. Как дальше будет – не знаю. Верю, что все будет хорошо.
Уже давно не верю «хорошим русским»
– Вы давали советы, как легко перейти на украинский язык. Как думаете, лукавят те, кто живет в Украине и говорит, что им тяжело разговаривать на государственном?
– Это сложный языковой вопрос. Я знаю, что нужно просто начать говорить – с ошибками, русизмами, неправильными ударениями, но говорить, и все.
У меня есть подруга еще из журфака. Она из Днепропетровщины, у нее был прекрасный украинский, она отличница была. Но так сложилось, что в Киеве на работе общалась преимущественно на русском, и украинский пришел в упадок. Сейчас она переходит на украинский – скажем так, вспоминает. С ошибками, но это не страшно, главное – желание.
Это как бояться говорить на английском, если он у тебя несовершенен: просто нужно начать общаться. Как человек, для которого язык – ремесло и профессия, скажу так: непросто перейти на другой язык. Тем более, когда человек всю сознательную жизнь общался на одном языке, но это возможно. Поэтому не бойтесь ошибок, и начинайте говорить на украинском.
– Вам пришлось попрощаться с кем-то из тех, у кого не все так однозначно?
– Война разоблачила в людях все хорошее – и много плохого. Когда я видела, как на наших границах появились «Бентли», «Ягуары» и «Порше», ввезенные по льготному растаможиванию, внедренному совсем для других целей, мне было стыдно и противно за своих земляков.
Но я горжусь своими земляками и землячками - волонтерами, стариками, которые отдавали последние деньги ВСУ, ребятами, которые выстроились в очереди возле терробороны. Я горжусь нашими военными.
Мне стыдно за тех людей, которые использовали войну для себя, своих целей. Но это на их совести. Война всех проявила, но по-разному.
- А вы слушаете российскую сторону – какие-нибудь интервью? Это, конечно, вредно для психики нормального человека, но из профессионального любопытства?
– Первые месяцы войны слушала. Например, интервью со Светланой Сорокиной, она вроде как демократка была. Но все интервью она плакалась: куда россия движется, как же они будут жить в изоляции… Но выдавить из себя слова, что россияне убивают украинцев, она так и не смогла. Грош цена такой позиции. Поэтому я перестала слушать все это и не верю уже давно «хорошим русским».
– Вы были ведущей дебатов Порошенко и Зеленского, брали интервью у президента во время войны. Как, по-вашему, он изменился?
– Он стал мудрее. Война создала другого Зеленского – ему достался драматический термин, трагический и очень ответственный. Война – это прозрение, потрясение, момент великих дел, момент, который не прощает и не позволяет промахнуться. То, что война сделала с украинцами, Украиной и президентом за эти месяцы – это поразительные изменения и трансформации.
Очень хочу увидеть себя после войны, после победы
- ICTV ныне – единственный из группы Starlight Media, участвующий в марафоне «Єдині новини». До войны канал являлся лидером телесмотрения. Восстановится ли та его жизнь?
– Верю, что все восстановится, будет победа, мы вернемся к своей привычной сетке вещания. Люди теряют жизнь, судьбы, детей на войне, поэтому временную потерю сериалов, фильмов или проектов мы точно переживем. Нам главное сейчас – победить.
- Кстати, 18 сентября – 30 лет ICTV. Помните, как пришли туда работать?
– Я работаю на канале 22 года, не 30, но это тоже немало. Это было так давно! Это как меня спрашивают, а как вы познакомились с мужем? У меня скоро внуки будут, а меня еще о знакомстве с мужем спрашивают (улыбается). Это огромная часть моей жизни. Всему, что у меня есть в жизни, я обязана трем вещам: родителям, работе и моей семье. Моя работа неразрывно связана с моей жизнью.
– А как вы приняли известие о том, что медиахолдинг Ахметова прекращает существование?
- Мне было очень жаль, потому что там работало много профессионалов, и они задавали планку. Канал «Украина» демонстрировал очень хорошие позиции, и я за это их уважала. Спасибо им за это. Жаль, что столько людей осталось без работы, они были отданы своему каналу. Коллектив – это живой организм, который долгое время создается, но очень быстро его можно разрушить… Верю, что преданные делу журналисты найдут себя.
– Какой вы видите себя в новой реальности? Вы уже сказали, что пытаетесь жить сегодняшним днем, но, мне кажется, должны быть и мечты?
- Самая главная мечта – победа. Мне кажется, я еще никогда так чего-то не хотела. Как только мы победим, начнем строить планы. Я очень хочу увидеть себя после войны, после победы. Это будет другая Фроляк, которая уже не будет обращать внимание на мелочи и не будет беспокоится по пустякам.
А когда будет Победа, сделаем дома громкую вечеринку. Пожарим на барбекю все, что можно, я соберу всю свою семью, приглашу коллег и будем праздновать – будем петь, танцевать и кричать «Слава Україні! – Героям слава!».