Взрослые мужики отказывались работать
Игорь Середа – тот самый парень в защитном медицинском комбинезоне на увиденном многими снимке из Бучи: на лице молодого человека, который собирал тела и хоронил убитых и замученных людей в городке, название которого стало синонимом жестокости, издевательств, пыток и смерти, застыло выражение ужаса, отчаяния и боли.
Игорь, как сегодня, помнит первый звонок от властей Бучи с вопросом: «Будешь работать?». И первую могилу там. Ухоженная лужайка с газоном и посаженными деревьями возле пятиэтажки, и посреди этой весенней картинки из прошлой мирной жизни - яма с трупом. Тело жители, ставшие могильщиками поневоле, накрыли роллетами из магазина.
- В тот день мы работали до 12 ночи, - рассказывает «КП в Украине» о первых днях после оккупации в Буче 24-летний Игорь Середа. – Это были первые числа апреля. С тех пор раньше не заканчивали – работали не то что без выходных, а с раннего утра и до глубокой ночи. Взрослые мужики из наших бригад по 40-50 лет, отработав до пяти дней в Буче, дальше отказывались. Там такого насмотришься…
С первых дней апреля страшные картинки из, казалось бы, фильма ужасов и каким-то образом воплотившиеся в реальности – ведь такого просто не может быть! – замелькали перед глазами Игоря черным калейдоскопом смерти. Тела убитых, замученных в разных состояниях и с разными травмами… Некоторые уже нельзя было опознать. Некоторые были без частей тела, головы. Разум отказывался это воспринимать.
Разбудят среди ночи
На свидания и посиделки с друзьями у Игоря времени нет до сих пор – график тот же. Подъем – ни свет ни заря, отбой – далеко за полночь. А если повезло вернуться раньше – все равно могут разбудить в два ночи с просьбой: нужно забрать в морг тело.
- Без экспертизы, установления причины смерти, родственники не могут получить все нужные справки, - снимает резиновые перчатки уставший могильщик. – Мы или другая бригада эксгумировали тела, похороненные во время оккупации во дворах, собирали их на улице – вообще везде, где только можно вообразить, отвозили их на экспертизу. Потом хоронили по-человечески. Но гораздо быстрее – времени на процессию, как раньше, у нас не было, иначе не успеешь, ведь ждут другие...
Запах латексных перчаток с тальком Игорь чувствует постоянно – это его персональный «кошмар». Его не перебивает даже вонь солярки во время заправки. Стерильный медицинский аромат ассоциируется с покойниками.
- Ночных ужасов у меня нет – я почти не сплю, так что шансов у сновидений немного, - устало улыбается Игорь. – Бывает, конечно, что уже сделанная «работа» возникает перед глазами…
Игорь вспоминает – было морально тяжело хоронить молодых знакомых, убитых во время оккупации. Перед глазами стоит лицо погибшего одноклассника Максима, которого зарезали на улице в самом начале после прихода российских войск.
«После похорон ребенка не мог сесть за руль»
Игорь Середа живет в Немешаево – поселок между Бучей и Бородянкой. Российские войска обосновались здесь с первых дней войны. Одного местного жителя застрелили – пуля прошла навылет через грудную клетку. Волонтер Сергей погиб во время обстрела возле школы, куда он привез гуманитарную помощь. Парень с параллельного класса Игоря, волонтер Максим, еще с двумя ребятами подорвался на мине в поле за селом. Везли дрон.
- Еще вчера я видел одноклассника Максима на улице, а уже сегодня мне звонят: «Убили. Надо хоронить», - мрачнеет Игорь. –Смотришь на его бездыханное тело… и не слов.
Но есть и кое-что похуже – похороны детей.
- Это страшнее всего, - голос Игоря начинает дрожать. – Когда хоронишь бабушку - видишь скорбь родственников, но мягче к этому относишься, а когда берешь такого маленького ребеночка на руки… Не нужна бригада из трех-четырех человек, чтобы вынести тело, а сам выносишь в этом маленьком покрывальце на своих руках… Заносишь в морг, руки трясутся, за руль потом не можешь сесть и машину завести… Это очень тяжело.
Похороны детей случаются редко, но их Игорь Середа помнит поминутно от начала до конца. В Буче ему не довелось хоронить малышей или школьников, но такие похороны он в это время наблюдал. На эти случаи по стечению обстоятельств выезжали другие бригады.
- Последний раз я хоронил ребенка прошлой осенью, - вздыхает Игорь. – Это была девочка лет двух-трех – она только научилась ходить... Утонула в озере за Бородянкой. Если говорить о вере… Вот взять Библию – ребенок до трех лет считается святым. Но почему тогда мы хороним детей? Почему мы хороним молодых ребят с войны? Девушка из параллельного класса только вышла замуж, родила ребенка – ему года нет. А ее мужа застрелили в машине, когда он вывозил из оккупации сестру. Вот почему такое происходит? Бог бы такое не допускал… В бога я не верю. Никто из нас не верит. Но мы не спорим и ничего не доказываем на эту тему.
Гробы воровали
Бригады Игоря Середы работают по Бучанскому и Бородянскому районам. Он директор ритуального агентства. С темой смерти он сталкивался с детства – раньше агентством управлял его отец, так что разговоры о похоронах были обыденностью. Потом отец начал привлекать к работе – и разговоры приобрели реальные очертания.
- Но такого, как в Буче, конечно, я никогда не видел, - нехотя вспоминает Игорь. – Это шок, ужас. Потом привыкли.
За день до начала войны Игорь заказал и привез около 50 гробов. Был спокоен – хватит надолго. В мирное время похороны были даже не каждый день. Но все ящики ушли почти сразу после окончания оккупации. Большинство из них Игорь отдавал бесплатно.
- Я открыл агентство – там висел замок, и люди знали, что дверь открыта, - говорит Игорь. – Сделал это, чтобы, если кому-то что-то надо – он мог взять. Это же не тот товар, без которого можно было бы обойтись. Но я не думал, что гробы будут воровать… Просто взял человек гроб, притащил домой и поставил у себя на чердаке. Зачем? Брали все бесплатно - деньги мне вернули, может, за десяток гробов.
В Буче и в других пострадавших селах бригады гробовщиков работали тоже бесплатно. Никто не снабжал даже дизелем – потратили весь свой запас.
- Какие-то деньги были в запасе, и уже в первых числах апреля мы снова поехали за гробами, - продолжает Игорь. – По Варшавской трассе взорвали все мосты, пришлось ехать по Житомирской – а это большой крюк, и потратили на это целый день. В это время люди обрывали телефон – продолжали находить тела.
Всего таких бригад на Бучанский и Бородянский районы – пять-шесть. В каждой – по два-три человека.
«Увидели Бородянку, Ирпень и Бучу и поняли – нам повезло»
Поселок Немешаево несильно пострадал – разбили пару домов в частном секторе, прилетело в пятиэтажку.
- Все познается в сравнении – пока сидели в оккупации, думали, что нас сильно обстреливают, но когда выехали и увидели Бородянку, Бучу, Ирпень, то поняли – отделались легким испугом, - продолжает Игорь Середа. – В поселке погибло пять-семь человек, в соседних Мыкуличах – шесть-восемь, в Клавдиево убили женщину и трое волонтеров подорвались на мине. Эти села принадлежат к нашей ОТГ.
В детстве, конечно, Игорь не планировал такое свое будущее - могильщика. Сначала мечтал стать юристом, получил образование в сфере правоохранительной деятельности. Хотел пойти в СБУ или полицию, но начинать пришлось с налоговой. Кипы бумажек не вдохновляли – ушел. Пока видит себя там, где работает.
Смерти Игорь, видя ее каждый день, не боится, если говорит о своей. Боится только за родных – маму и сестру - и что, если с ним что-то случится, они будут переживать. Волнения у него есть и по поводу возможного повторного нападения на Киев.
- Не хотим этого, но мы готовы, - вздыхает Игорь. – Мама с сестрой точно уедут, если они снова на нас пойдут. Но это будет уже другая война, потому что наши уже в полной боевой готовности - на границе, везде. Не будет такого, что россияне просто ездят по улицам, будут боевые действия.