Обычно мы созванивались с Егором Гордеевым, ведущим канала 1+1, накануне его дня рождения – говорили о чем-то приятном, мечтах, планах…
Сегодня мы тоже вспоминали его день рождения, выпавшим на четвертый день войны. Говорили о пережитом и нашей новой жизни, размышляли, каким будет телевидение, делились историями о людях, которыми гордимся.
Для меня возвращение «Сніданку» – эмоционально очень важная история
- Егор, как вы возвращались в «Сніданок з 1+1»? Ведь «Сніданок» – это та наша прежняя жизнь.
- Наша жизнь уже никогда не будет прежней. Она уже не та, какой была. Но фишка «Сніданку» в том, что это проект о жизни и для жизни. Да, жизнь изменилась, и «Сніданок» тоже изменился. Мы вернулись, чтобы стать для зрителей точкой опоры в это сложное время.
Мы возвращались несмотря на комендантский час (ночевали на работе), несмотря на отсутствие всех возможностей, потому что работников практически не было. Сначала вернулись в YouTube, сейчас выходим еще и на 2+2 и ТЕТ. Это история о том, чтобы, кроме общенационального марафона «Єдині новини», телеграм-каналов, какой-то сухой, часто противоречивой информации, просто поговорить, пообщаться, расширить границы своей нынешней жизни. Потому что нужно говорить и об обычных жизненных вещах – общаться с психологами, диетологами, поспорить об истории… Это очень необходимо.
Для меня возвращение «Cніданку» – эмоционально очень важная история. И когда мы уже смогли поднять такой ресурс, смогли говорить о жизни и для жизни в этих условиях – это уже маленькая победа, это начало конца этой войны. Для меня и для всей команды это имеет крайне большое значение.
- Вы говорите – эмоционально важная история. Насколько трудно было эмоционально возвращаться и говорить о нормальных вещах, когда вокруг все ненормально?
«Сніданок» превратился в большой хаб из разных проектов – и «Твій день», и «Твій вечір», и «ЖВЛ». И это очень сближает!»
- Формат «Сніданку» и вообще инфотеймента – это не о чем-то отвлеченном. Мы не пытались создать для себя и зрителя какой-то мыльный пузырь, мол, смотрите – вокруг война, а мы будем красивых котиков и собачек показывать, придет весна – и вы обо всем забудете.
Формат инфотеймента – именно для жизни и о жизни. Если он хоть немного не является релевантным происходящему вокруг, значит, это плохо адаптированный формат.
«Сніданок», на мой взгляд, очень прекрасно адаптирован, и людям он сегодня крайне необходим. Считайте, что это тот же марафон, только шире, человечнее, объемнее. Поэтому в этом смысле, отвечая на вопрос, было не сложно. Мы ведь не развлекательное шоу начали вести. Мы начали разговор – друг с другом, со зрителями.
– А «Твій день» когда-нибудь вернется? Есть надежда?
– Надежда есть у всех. Вся наша надежда сейчас на ВСУ. Но для этого, во-первых, надо, чтобы все каналы вышли из марафона, во-вторых, дальше каким-то образом возобновить вещание всех основных телеканалов.
Сейчас у нас на канале вообще интересная история сложилась. Фактически весь крупный департамент утреннего вещания – а это и «Сніданок», и «Твій день», и «Твій вечір», и «ЖВЛ», все сотрудники, кто может, - работают на «Сніданок» и дайджесты для мира. То есть «Сніданок» превратился в большой хаб из разных проектов. И это очень сближает!
Недавно у нас был эфир с Нелей Шовкопляс и Костей Грубичем, ведущим «Твого дня». А Костя страшно эмпатичный, страшно эмоциональный, он все так бурно переживает, и говорит мне: «Я до сих пор не могу себе представить, что еще вчера мы с тобой в кабинете общались, а сегодня мы с тобой вместе в одном эфире» (Егор – автор и продюсер «Твого дня». - Авт.).
Мы должны меньше смотреть все эти кровавые подробности войны
– 27 февраля у вас был день рождения – на четвертый день войны. Мне сложно даже представить, каким может быть день рождения в это время. С какими мыслями встречали свои 32?
– На четвертый день психика более-менее адаптировалась, и мне в принципе все уже было понятно – мы вошли в новую эру. Мой день рождения совпал с общим пониманием, что теперь жизнь будет абослютно новой. И это не только о войне, это вообще о новом мире.
В первые дни, до 27 февраля, было по-разному. Кто-то кричал, что первыми будут бомбить телеканалы, кто-то кричал, что танки уже на Оболони.
Мой день рождения совпал с общим пониманием, что теперь жизнь будет абсолютно новой. И это не только о войне, это вообще о новом мире.
А 27 февраля все точки над «i» уже были расставлены. Да, опасность была, но я уже спокойно отдыхал на диване в офисе, который сейчас наконец-то убрали. Это был диван-блокпост в коридоре, как я его называл (смеется).
Я вообще очень философски отношусь ко дню рождения. В этот день мне хочется жить своей привычной жизнью.
– Вы спрашивали у своих подписчиков, что бы они хотели запомнить, а что забыть за временя войны. А вы?
– Я убежден в том, что мы эгоистически должны меньше смотреть, если есть такая возможность, конечно, все кровавые подробности войны. Условно говоря, если ты эмоционально чувствительный человек, не стоит лишний раз ехать в Бородянку. Не надо! Потом психика будет расплачиваться, а тебе нужно жить и строить страну с абсолютно здоровой головой. Это я советовал и своим подписчикам.
Но сам своего совета не послушался и поехал в Бородянку, где мы помогали психоневрологическому интернату, пережившему страшную историю. Я за это потом буду расплачиваться, но не жалею.
Поєтому, конечно, хочется забыть те картинки, которые мы и весь мир видели. А не забыть хочется – как менялись люди, даже в худшую сторону, это тоже интересно для размышлений, как менялся ты, как мы адаптировались.
– Вы говорили, что до войны могли легко ранжировать истории по драматизму и изложению, персонажей – по глубине и уместности. Слом произошел на второй неделе «Дневников войны» в «Сніданку». Какая история стала переломной? Когда случился этот слом?
– Это, во-первых, было накопление всего происходящего. А во-вторых, наверное, что-то дрогнуло, когда ты видишь женщину, которая проехала через всю Киевскую область и добралась на оккупированную территорию Бородянки, где стреляют, бомбят, стоят кадыровцы, чтобы помочь своим воспитанникам. Я сейчас говорю о пани Марине, директоре Бородянского психоневрологического интерната. Причем у нее есть семья, все нормально, муж неплохо зарабатывает, насколько я понимаю.
Что-то дрогнуло, когда ты видишь женщину, которая добралась в оккупированную Бородянку, где стреляют, бомбят, стоят кадыровцы, чтобы помочь своим воспитанникам в интернате.
И когда вокруг хаос – это неплохое оправдание самому себе остаться с семьей. И, в принципе, это нормально. Но она приехала в Бородянку и фактически по одному ловила людей, которые не могли позаботиться о себе и в нормальной мирной жизни, не то что в войну. Она практически всех их сгруппировала. Тогда я просто выпал – как, откуда у человека такая сила?
Пазл сложился только тогда, когда во время первой нашей встречи она мне тихо сказала: «Несколько лет назад я потеряла 9-летнего ребенка, и мне уже ничего не страшно».
Сейчас у меня огромная мечта – хотим сделать для Бородянки концерт. Единственное, что осталось у них более или менее в нормальном состоянии, – концертный зал. Интернат готовится вернуть всех своих - здесь уже убрали все последствия оккупации и обустраивают территорию. Подопечные понемногу возвращаются, и им требуются базовые вещи для комфортной жизни. Потому что кадыровцы испортили и украли все… Мы вместе с фондом «Ти не один», Лидой Таран и Соломией Витвицкой привезли им помощь: 5 стиральных и 2 сушильные машины, 80 матрасов, подушек, одеял, 30 комплектов нового постельного белья, средства гигиены, еду. Часть помощи приобретена на средства единого сбора Ukraine SOS от Благотворительного фонда «Ти не один» 1+1 media, другое - передано гуманитарным грузом от Благотворительного фонда «Тернопіль» по просьбе Лидии Таран, а еду и непортящиеся продукты удалось собрать благодаря стараниям Соломии Витвицкой. Сейчас каждый может присоединиться к помощи – например, сделать взнос на dobro.ua. Это программа нашего фонда, открытая с началом войны. Быстрое реагирование на срочные нужды.
– Я восхищаюсь нашими людьми. Раньше мы какой-то мост годами не могли отремонтировать, а сейчас все чиним, отстраиваем, убираем очень быстро.
– Мы объединяемся против кого-то. И дай Бог, чтобы научились после войны объединяться за что-то. Надо чинить быстро, чтобы возвращались украинцы домой.
– А как вы свою психику бережете? Как разделять профессиональную жизнь, когда нужно все видеть и знать, чтобы владеть всей информацией, и личную, когда мозгу нужно все же отдыхать от новостей?
– У меня, слава Богу, ничего критического в семье не произошло – никто не погиб, все живы, в общем-то здоровы, и это главное. И это, наверное, меня и выводит за черту. Все остальное – это уже вопрос профессионализма. Я умею концентрироваться.
Я работал журналистом во время Революции достоинства, и это была похожая история – рядом с тобой стреляют в затылок твоему сверстнику на месте, где ты с дедом гулял в детстве. И ты везешь его к маме… В своей профессиональной жизни я видел это не впервые.
Я видел, как теряются профессиональные военные корреспонденты, когда такое происходит. Они уже видели войну в Афганистане, Сирии или Сьерра-Леоне, но сегодня это здесь, в твоей стране, и это тяжело.
Язык – болезненный, сложный вопрос, и мы должны его прожить, переварить, преодолеть
- Недавно кинокомпания Film.ua представила первый эпизод документального сериала «Чий х*й?», причем без цензуры и запикиваний. Съемки начались еще до войны, и проект планировался как образовательный, исследующий табуированную сторону культурного наследия украинцев и опровергающий заблуждение, будто у матерщины нет украинских корней. Вы можете сказать крепкое словцо? И как относитесь к мату? Сейчас это актуальный вопрос.
- Я считаю, что не нужно быть в этом вопросе слишком целомудренным. Честно скажу, не буду кривить душой - люблю крепкое словцо в своей личной компании.
Мы должны признать, что языковой вопрос будет болезненным, сложным, и мы должны его прожить, переварить, преодолеть.
Это часть нашей жизни, и важно, как ты используешь крепкое словцо. Другая история, когда дети, только научившиеся разговаривать, видят бигборд «путин – х**ло» и спрашивают «что это?» И здесь ты должен им честно ответить. Этому учат молодых родителей и в учебниках по психологии. Так - как есть.
Думаю, абсолютное целомудрие и лицемерие – это советская история, когда не называют вещи своими именами. Помните, когда о сексе рассказывали на примере пестиков и тычинок? Вот все оттуда. Мы же строим новый мир, думаю, лучше объяснить почему так и откуда это берется. Когда ребенок, человек будет понимать, как использовать мат, зачем и где он уместен, вот эту самую уместность и важно объяснить, все будет круто тогда. А лицемерить, краснеть – я этого ужасно не люблю во всем.
- В соцсетях вы пишете то на украинском, то на русском. Но за русский сейчас многих травят. Как нам быть с языковым вопросом, по крайней мере в этот период?
- Языковой вопрос – это очень сложный вопрос в Украине, потому что его трактуют по-разному. Так уж исторически сложилось, и это уже никогда не переделаешь, что его положила на алтарь русская пропаганда. Единственный момент, что в русской пропаганде многое не сходится, – спасая русскоговорящие города, они стирают их с лица земли. Поэтому русский язык в данном случае – это просто повод. Не было бы языка, нашли бы другой повод. В действиях российского режима нет смысла.
Но я прекрасно понимаю людей, которые с рождения украиноязычные или с рождения русскоязычные, а стали украиноязычными даже в быту, и которые делают какие-то замечания и раздражающе реагируют на эту историю. Я с ними, возможно, исторически и как-то ментально не согласен в смысле развития современного государства. Но я понимаю их реакцию. И такая реакция абсолютно нормальна с точки зрения психологии.
Мы должны признать, что это будет болезненный, сложный вопрос, и мы должны его прожить, переварить, преодолеть. По канату нужно ходить очень осторожно. Украинизация сейчас идет очень быстро. Вместе с тем миллионы людей все еще будут говорить по-русски в быту, это не происходит так быстро. И надо думать, как это правильно конвертировать, а не выстраивать какие-то стены.
Я хорошо помню, как Герман Гессе описывал резкое неприятие немецкого языка после Первой мировой войны. Так реагирует психика. Этим вопросом на самом деле должно заниматься большое количество исследователей разных отраслей во власти.
- Когда запускали канал Freeдом, где вы тоже один из ведущих, тоже писали - зачем нам вещание на мир на русском, надо на украинском, пусть учатся понимать наш язык. Хотя мы понимаем, объективно, что весь мир не бросится учить украинский язык. Почему это вещаение сейчас важно?
– Я слышал такое. Есть три категории людей, которые так воспринимают. Первая категория людей просто до конца не понимает, зачем это. Слышит русский язык и сразу так реагирует. Вторая категория – это люди, которые знают, понимают, разобрались, но они считают, что это неуместно и не ко времени. И третья категория людей – это те, которые вообще не хотят думать над этим вопросом. Всех понять можно, у всех своя правда, у всех свое понимание, но такой концепт иновещания – он направлен на очень широкую русскоязычную аудиторию по всему миру.
Надо увидеть, какими мы стали после войны, каковы наши травмы, как мы их проработали, что мы хотим от жизни, кто мы - эти люди, которые остались в Украине.
Язык в таком случае выступает просто как инструмент донесения информации, мировоззрения и ощущений, о чем я постоянно говорю в эфире: «Мы хотим, чтобы вы не только проверенные факты услышали, но и почувствовали, что мы ощущаем здесь». Это тоже важно.
Эффективно это или неэффективно? По просмотрам – неплохо как для молодого проекта. Поздно – не поздно? Наверное, везде поздно. Но работая на телевидении и зная, как все устроено, уверенно могу сказать, что раньше ни один канал такого проекта не запустил бы. До войны мы были в очень хорошем состоянии – мы все боролись за большой телевизионный рынок, чтобы быть зависимыми от зрителя и рекламодателей больше, чем от инвесторов канала. Мы над этим работали, бились и вышли на это. И это прекрасное достижение. Поэтому лишние деньги на иновещание никто бы не давал.
А сейчас мы вынуждены и, дай Бог, будем работать. Если хоть один человек нас услышит и поймет – это уже победа.
- Какое будущее ждет телевидение? Будем строить все сначала?
– Все зависит от того, когда страна сможет приступить к восстановлению. Только тогда. Мы должны найти какую-нибудь нулевую точку, откуда должны все это вычислять. К сожалению, здесь не нужно быть специалистом, чтобы сказать, что потеряно очень многое. Многое придется начинать сначала.
Мы ведь на самом деле еще не знаем ни математики, ни нашей психологии после войны. А это важно, это коммуникация, это очень чувствительная история. Надо увидеть, какими мы стали после войны, каковы наши травмы, как мы их проработали, что мы хотим от жизни, кто мы – эти люди, которые остались в Украине. Медиа – это же адресный контент, о чем-то для конкретной аудитории. А мы не знаем, какой будет аудитория. Поэтому пока мы не вышли из войны, этот вопрос очень философский и очень условный.
Фигово объявлять о начале войны
– Кстати, перед стартом телеканала вы писали, что вспомнили свой опыт общения с родственниками и друзьями из России. У вас какой опыт? Кто там еще есть зрячий?
– Есть. Кстати, такие люди даже появляются в эфире телеканала Freeдом. И они – люди достаточно смелые, потому что прекрасно понимают, чего это им может стоить.
У меня есть разный опыт. Есть опыт общения с родственниками, которые были как в шорах. Пробивался через личное. Говорил: «Смотри, мы уже проговорили какое-то время о бандеровцах, НАТО и так далее, а ты еще ни разу не спросила, как я, как моя мама, виделись ли мы, вместе ли мы, в безопасности ли». И на самом деле после таких простых вещей что-то щелкает в голове. Но, к сожалению, ненадолго.
Общаясь с подобными людьми и слушая, как и все, перехваты СБУ о том, как российские военные общаются со своими родственниками, очень четко понимаешь, что оно такое. Для них эта идея великой россии абсолютно материальна, потому что ничего больше в их жизни нет. У них нет нормального материального мира вокруг, у них нет надежды, как правило, у них сломаны судьбы, это не успешные люди. И чувствовать себя частью чего-то великого – это единственное, что у них есть. Поэтому они так упорно это защищают. Они у нас физически отбирают дома, родственников, друзей, а мы у них отбираем очень иллюзорное чувство принадлежности к чему-то великому.
Многие друзья выехали в первый или второй день войны, написали мне эсэмэски: кто - из Берлина, кто - из Парижа, кто – из Нью-Йорка. Это были и публичные люди, и не публичные. У них было абсолютное непонимание, что происходит, отчаяние. С одной стороны - понятно, но с другой – меня удивляет, как, например, журналисты, исследователи не могли не заметить, что в твоей стране такая катастрофическая разница между людьми.
- Вы признавались, что самое страшное – говорить друг с другом только о войне. Хотим или не хотим, но сегодня наши разговоры все равно сводятся к войне. О чем вы, например, говорите с родными и близкими?
– Я пытаюсь процентное отношение менять не в пользу войны. Конечно, с людьми, с которыми давно не виделись, я не могу не поговорить о войне, пока не узнаю, как и что, и это нормально. Но с людьми, с которыми мы регулярно видимся, разговоры могут быть разными. О книгах, например. Фантазируем много о будущем – а что может быть, а как, а где.
– Вы обмолвились о книгах. Может, что-нибудь интересное посоветовали бы почитать?
– Будет странно, если я буду советовать. Для меня это сложная личная история – я практически не могу сейчас ничего читать. Тем более у каждого разная психика и каждый по-разному адаптируется. Поэтому советовать книгу или фильм могу только адресно, когда знаю хоть немного человека, чтобы чувствовать, что ему зайдет. А то посоветую что-то – а человека это просто добьет морально, потому что все пережили разное и у всех сейчас разное восприятие.
– Вам пришлось в эфире оповестить страну о войне. И вы говорили, что фигово с таким жить. Значит, точно оповестите и о победе, думаю, 1+1 должен отдать это право вам для баланса. Что вы скажете в этот день зрителям?
– Победа – это очень условная вещь. Что сказать людям и себе после того, как была кровавая бойня в твоей стране? С одной стороны, поздравить, с другой, ударить по больному месту, потому что страшной ценой далась победа.
Да, фигово объявлять о начале войны, наверное, так же фигово объявлять и об ее окончании и победе. Найти какие-то слова очень тяжело.
Когда все началось, я пытался идти по журналистским стандартам и потом несколько раз сам себя за это поблагодарил, потому что старался очень четко выверять каждое слово. Пока не было четкого объявления от власти, что это война, я это слово не проговаривал в эфире. Я пытался быстро овладевать информацией, и каждое неправильное слово могло совершенно вырубить людей.
Победа – это очень условная штука. Что сказать людям и себе после того, как была кровавая бойня в твоей стране?!
Сейчас мне многие люди со всей Украины пишут и говорят, что тогда был ключевой момент, благодарят, что мы смогли спокойно и взвешенно донести информацию. Думаю, такая же взрывная история будет и во время победы.
Каждое слово должно быть направлено на созидание, мы должны прокрутить все, что у нас было, а у всех было разное перед глазами. И если до войны я понимал более или менее наших зрителей, их взгляды, их страхи, ценности, то сейчас каждый из них пережил разное, все они разные. Это очень сложная история.
Очень нужно быть взвешенным и главное - дать людям знак, что хотя мы все разные, пережили разное, у нас были разные судьбы, разные истории, но должны объединяться в одно великое целое.
В ТЕМУ
Угроза торговли людьми – это реальная опасность для украинцев
- Наших людей приютили многие страны Европы, за что европейцам огромное спасибо. Но есть и те, кто хочет воспользоваться уязвимостью украинцев во время войны, чтобы обмануть, нанести вред, – говорит Егор. - Мы должны признать, что угроза торговли людьми во время войны – это реальная опасность для украинцев. Нельзя быть легкомысленным, и стоит владеть информацией, чтобы защитить себя и спасти жизнь себе и тем, кто рядом. Поэтому наш «Сніданок з 1+1» и мы с Людой Барбир присоединились к информационной кампании, которую запустил Европейский Союз совместно с Международной организацией по миграции (МОМ). В эфирах и соцсетях мы даем советы, как обезопасить себя, анонимно рассказываем истории украинцев, которых пытались обмануть мошенники. Все, кто нуждается в совете, может обратиться на анонимную горячую линию по консультированию мигрантов – 527.