7-8 лет назад «КП в Украине» посещали модульные городки для переселенцев из горячих точек Донецкой и Луганской области – в Харькове, в Днепре. И вот – словно дежавю – снова истории людей, лишившихся крова и родных мест. Теперь уже во Львове.
Пустынный городок
В первом модульном городке во Львове для людей, вынужденных бежать из-под обстрелов, уже нашли пристанище 250 переселенцев.
88 пластиковых домиков-контейнеров, выстроенных по периметру небольшой площади, рассчитаны на 350 человек. Столько же поселят в еще двух таких городках, которые вот-вот откроют в Сыховском и Франковском районах Львова. Монтаж одного домика занимает пару минут, так что «строительство» идет быстро. Также обустраивают душевые, уборные, организовывают питание. Места выбирают удобные – рядом с парками, магазинами, рынками и детскими площадками, транспортом.
На подходе к городку переселенцев поневоле представляешь себе шумный лагерь с детишками, который вот-вот вынырнет из-за зеленеющих деревьев и кустов. На самом деле в разгар выходного дня территория выглядит пустующей.
- Кто на обеде, кто гуляет, кто отдыхает. Стирка, уборка, по домикам сидят, - отвечает курящая возле мусорных контейнеров брюнетка со стрижкой каре. – Вечером приходите. Здесь люди из Донецкой, Луганской областей, Харьковской. Есть из Мариуполя.
Наталья: У нас накануне было жарко, как летом, впереди – весна, лето, вещи взяла соответствующие. А тут ночью минус, и прогноз – гололед. Коньки не брали.
Изредка площадь между домиками-контейнерами, выстроенными буквой П, пересекают бабушки, чтобы отдохнуть за единственным столиком с двумя лавочками от духоты пластиковой комнатушки. Время от времени наискосок через квадрат асфальта гоняет группка мелких ребятишек, выныривающих откуда-то из-за пластикового угла и исчезающих за таким же. Один мальчишка, лет четырех-пяти, не выпускает палку из рук и норовит ею «огреть» кого-то из взрослых. Никто замечаний не делает.
- Я из Лисичанска, – разворачивается, не обращая внимания на маленького агрессора, одна из бабушек на лавке. – Там страх что творится сейчас… Я с дочкой, зятем и тремя внуками приехала – вот в том домике нас шестеро. Нас 4 апреля волонтеры забирали и везли от дома аж до Львова, передавая из рук в руки.
- А я из Лимана, там тоже воюют сейчас, - присоединяется к разговору ее соседка. – Привезли 6 апреля – два дня добирались. Тут хорошо, нас не обижают, кормят. Домой все равно хочется. Но там война.
«В 2014-м решили: начинают стрелять - едем. Так и вышло»
В это время из одного домика выходит женщина, кутающаяся в теплую кофту. Посматривает в нашу сторону.
- Холодно нам у вас будет, - все же подходит к нам, ежась, хотя на улице +19. На вид ей - лет 45-50. – У нас уже градусов 25-27 в это время... Хочется раздеться, весны! Но выходишь – прохладно. Вот вчера вроде тепло было, разделась, сегодня встаю – уже протянуло. Не понимаю климата еще, надо подстроиться…
Представляется Надей из Донецкой области. Надя не хочет фотографироваться, называть фамилию, впрочем, как и прежнее место жительства. Может, боится за оставленное имущество – мародерам только дай знать, откуда точно люди уехали.
- Мы вот там – Славянск, Краматорск, Доброполье, - объясняет Надежда. – У нас опыт с 2014 года. Но тогда все угомонилось, нас не тронули. Но нам хватило. Решили – только начнут стрелять, мы едем. Так и получилось. Район начали обстреливать. Чего нам было дожидаться?
«Поджилки еще трясутся»
Надя уезжала с мужем, 27-летней беременной дочерью, 22-летним сыном и двумя маленькими внуками. Младшему Мише – два годика. Приехали месяц назад.
- Наш район уже бомбили. Очень, ужасно страшно. Представьте - двое маленьких детей, погреб, сирены, - поеживается от воспоминаний Надежда. - Плачут дети, сам плачешь… Ребенок спит, его собираешь, он орет, сирены орут, ор стоит в погребе… Приехала сюда - еще поджилки трясутся…
Всю семью поселили в один домик. Тесновато.
- Третья внучка уже здесь родилась, так что мы уже пустили львовские корни, - Надежда находит в себе силы улыбаться, да и вообще выглядит бодрой и оптимистичной. – Главное, что все вместе.
Возле городка появляется скорая. Сегодня в больницу забирали маму с мальчиком.
- Ощущение такое, что скорая тут уже дежурит, - смотрят в сторону машины с красным крестом «местные». – Вчера кого-то забирали… То одного, то второго, то третьего…
Что у кого – особо не интересуются, проблем у всех достаточно.
В это время мимо к группке женщин медленно подходит молодая стильная мама с девочкой лет десяти за руку.
- А как здесь поселиться? Где-то администрация есть? – спрашивает.
Ее отправляют на регистрацию в специальный пункт – там надо узнавать. Он по этой же улице. В городке никакой администрации нет.
Во Львове переселенки родили 210 детей
Недавно в городке было две беременных женщины, сейчас осталась одна. Для дам в положении и мам с новорожденными во Львове строят два двухэтажных деревянных дома со всем необходимым – спальнями, кухнями, душевыми, прачечной, игровыми комнатами и зонами отдыха. Их обещают закончить к середине июля. Там поместятся чуть больше сотни женщин. За время войны переселенки родили во Львове 210 детей.
- Я поэтому и подошла, услышав, что вы львовский журналист. Нам жилье нужно, хотя бы комнату в общежитии – внучка новорожденная слабенькая, - делится тревогами Надежда. – Здесь влажность, да и нет условий для малышей. Дочка еще в роддоме, говорит, дают гуманитарную помощь, даже обещают коляску. Только где ее ставить, а если еще манеж? Впереди зима…
Ее опасения понять можно – у девочки уже обнаружили пневмонию...
«На нашей боли делают яркое шоу»
На площади люди стихийно, но как по звонку, собираются в небольшие группы что-то обсудить и тут же «рассыпаются» по комнатам.
На «пришельцев» в городке особо не смотрят. Здесь не только женщины и дети – есть молодые парни, есть среднего возраста и постарше. В глаза бросаются «патриотичные» - вот крепкий мужчина с прической, похожей на казацкий чуб, в рубашке с орнаментом, или еще один - невысокий, крепкий, с трезубцем на футболке.
- Журналисты приходят каждый день, арабские, польские, - отмечает осторожная Надежда, оглядываясь на подошедших оператора с журналистом, устанавливающих возле входа в лагерь камеру. – Говорят: «Расскажите вашу историю. Мы покажем ее Европе, миру»… Моя история - почти как у всех. В то же время есть исключения. Все, видевшие то же, что и я, точно так же живут, как и я. Для них это – картинка в телевизоре, а для нас - вся жизнь. Вот идут люди по парку, и я понимаю, ЧТО я потеряла и что у них есть… Я же мужа еще здесь похоронила во Львове… Онкология. Не хотела говорить. Все было нормально, когда выезжали. Переживания дали свое – если б были дома, он бы жил еще много-много лет. И тут внучка рождается… Преждевременные роды. Такие перемены большие – война, переезд, смерть, горе, рождение, радость... А на нашей боли хотят сделать яркое шоу… Отвлечься помогают простые занятия – сходить в магазин, следить за детьми, гулять, помыть пол.
В этот момент как раз из соседнего домика выглядывает раскрасневшаяся брюнетка с тряпкой и ведром в руках – вымывает жилище.
«Вы считаете нас глупыми людьми?»
Надежду «держит» беспокойство о дочке с новорожденной внучкой. Насущные проблемы не дают увязнуть в мыслях о будущем, страхе и печали за прошлым. И еще – «умные» книжки и психотерапия. С психотерапевтом познакомилась случайно – уже во Львове. Общаются по мессенджерам, когда есть необходимость.
- Вот журналисты спрашивают: «Почему вы выехали?» - прорывает Надежду. - Вы что, считаете нас глупыми людьми? Я выехала, потому что хочу сохранить детей, себя, внуков. Когда округу обстреливают, слышишь эти «бахи», становится достаточно понятно, что происходит… У человека есть право выбора. Если он хочет оставаться, и он вынесет это… У людей разный порог чувствительности. Зачем я буду сама над собой издеваться, а также над всеми окружающими?
- Многие не уезжают из-за жилья, боятся бросать, боятся, что уже некуда будет возвращаться… Или что все разграбят.
- Ценность – это жизнь моих детей и внуков. Это самая большая ценность, которую мне никто не компенсирует. И моя жизнь, - Надежда не понимает тех, кто делает выбор остаться ради всего нажитого.
Дочь-выпускница хотела бежать с 6-летним братом
Возле одного из домиков стоит грустная Наташа из Днепра. Она в яркой розовой кофте и зеленых домашних штанах. Работница кондитерской фабрики. В ее глазах – слезы, которые нет-нет и заливают порозовевшие щеки. Наташа не хотела бросать дом, а сейчас там осталась ее старенькая мать.
- Дочка сказала: «Собираю вещи, забираю шестилетнего брата и уезжаю», - пытается успокоиться Наташа. – Она только школу окончила. Младшему сынишке – шесть. Куда я их пущу одних… Мы здесь уже вторую неделю. А мама осталась.
Наташа говорит, что тут спокойнее. Хотя видно, что на душе у нее совсем не спокойно.
Наташа жила в 20 км от Днепра – в поселке Илларионово Синельниковского района. Там постоянно слышны обстрелы.
Надежда: Главная ценность – жизнь. Дом потеряю? Я дом купила - я еще его куплю, заработаю денег. И замуж выйду.
- Каждый день стреляют, иногда через день. В Днепре на работе мы этого не слышали, а дома у нас очень хорошо слышно и видно, - сквозь слезы говорит Наташа. – К нам ближе аэропорт, вот это все, куда они стреляли. Ракет много, просто красное зарево…
Мимо пробегает дочь Наташи – серьезная, собранная. 17 лет и не дашь.
- Она в этом году собиралась ехать за границу работать, попробовала уже - работала с подругой, - провожает дочь взглядом Наташа. Держит дочкин стаканчик с кофе, который та ей всунула в руки, забегая в домик: – Сейчас тоже говорит – надо за границу уезжать. А я не хочу...
Опять – всхлипы и с трудом сдерживаемые слезы.
«Кажется, что война за дверью идет»
Наташа на переезд решалась долго, больше месяца.
- А вышло так, что за два часа собрались. У нас накануне было жарко, как летом, впереди – весна, лето, вещи взяла соответствующие – все же не потащишь, - говорит Наташа. – Приехали – а тут ночью минус, и прогноз – гололед. Коньки не брали.
Первая скомканная улыбка за все время.
- У нас список был продуманный - насколько его можно продумать, - отмечает Надя из Донецкой области. - Насколько можно предусмотреть смерть? Просчитать ранние роды, неожиданность? Никто этого не может. Всегда надо быть готовым повернуть налево, поворачивая направо.
- Тут хорошо. Дочка, как приехала, сразу поехала в центр Львова, - продолжает Наталья. - Говорит, там очень красиво. В прошлый раз она только проездом была. А я за меньшим бегаю.
Радуется за мать – та сажает огород, а значит, не изводит себя новостями дома. Хорошо, что не зима.
- Обстреливают рядом возле нас, попадает и в дома. Стреляют в какой-то завод, там уже этого завода нет 30 лет, - почти все время Наташа смотрит под ноги. – И окна трясутся, и двери… Тут – леса, а у нас там поля, и слышимость такая – кажется, что война за дверью идет. Ничего такого стратегического там нет абсолютно. Больница, маленький завод консервный.
«Ценность – это жизнь. А дом я новый куплю»
Мимо носятся дети, время от времени подбегая к мамам и бабушкам.
- Дети уже стали поспокойнее. Младший, Миша, истерики каждую ночь закатывал, не мог уснуть, - вздыхает Надежда. – Когда регистрировались, увидел очень много народу - как начал орать, как закатал истерику… И после этого неделю или две каждая ночь - такая вот. Сейчас сам спит – тишина. Чувствует, что семья рядом. До этого мы в Дрогобыче неделю жили. По приезде на вокзале спали – и это было счастье, на полу в комнате матери и ребенка.
О работе, выплатах никто пока не думает – не все еще даже оформили нужные справки и документы. Не было времени, возможности – на новом месте заботы совсем другие.
- Знаете, к этому, наверное, жизнь готовит, - продолжает Надежда. - У меня опыт был и хуже, наверное. Я попадала в такие ситуации, что идешь налево, будь готов повернуть направо. Все уже понимали и знали, что будет. Главная ценность – жизнь. Дом потеряю? Я дом купила - я еще его куплю, заработаю денег. Еще что-то? Я еще что-то куплю, я еще что-то сделаю… И замуж выйду. Будет возможность - мы вернемся, а если нет – мы будем ее искать.