С 26 февраля каждый день или ночь Вадим Карпьяк выходит в прямой эфир информационного телемарафона «Єдині новини» от канала ICTV. Живет ведущий «Свободы слова» в настоящее время в редакции своего проекта, потому что родной дом – в Буче. В дом попал снаряд – сделал дыру прямо в спальне. Но, признается Вадим, все можно починить. Самое трудное сейчас – это слушать живых.
Мы поговорили с Вадимом Карпьяком о работе и жизни во время войны.
Организм не знает, когда ему спать
- Вадим, как изменилась ваша профессиональная жизнь? Как выглядит подготовка к эфиру в военное время?
– Сейчас больше информации, чем можно выдать в эфир и одновременно проанализировать. Безумный новостной поток. Все изменилось в смысле самоцензуры, потому что ты должен учитывать, что можно выдавать в эфир, а что нет, помнить, что человек может сказать, а что нет. Потому что когда мы выводим, например, военных в эфир, ты борешься между желанием что-то узнать и протранслировать это обществу, но одновременно волнуешься, чтобы и не сказали чего-то лишнего. Чтобы не давать людям безосновательных надежд и завышенных ожиданий или не вогнать их в депрессию. Это очень серьезная балансировка, когда ты чувствуешь себя двойным агентом.
Ибо при нормальных привычных условиях я привык к тому, что я – агент граждан и от имени общества расспрашиваю политиков о происходящем и прошу объяснить определенные вещи. Но сейчас я работаю не только на граждан, но и на всю нашу оборону, чтобы не выдавать тайны и не сказать чего-то лишнего, что может быть использовано против людей. Это удивительная роль. К ней нужно привыкать. Я понимаю, что в условиях войны она необходима. Поэтому стараюсь искать баланс между тем, чтобы это была все же журналистика без излишне эмоциональных или пафосных призывов и одновременно - журналистика воюющей страны. Потому что когда приезжают иностранные журналисты, они могут себе позволить вещи, которых, по моему мнению, украинским журналистам лучше избегать.
- Вы – ведущий телемарафона. А это говорит о том, что у вас просто безумный ритм работы. Сколько часов эфира в день – 6?
– Начинали мы с 6-ти. А теперь по 5 часов эфира каждый день для каждой из групп, которые готовят телевизионный марафон. У меня трое суток рабочих, а четвертые сейчас подхватила Яна Брензей, ведущая «Вікон» на СТБ. Она берет ночные эфиры.
Я восхищен тем, как она быстро поймала ритм, темп, стиль. Я ведь действительно начал выдыхаться. Когда у тебя каждый день 5 часов прямого эфира в разные временные промежутки – это сложно. Даже не столько в режиме подготовки, потому что постоянно есть новости в эфире – 2 раза по 15 минут в час. То есть мне остается 30-35 минут эфира. Кроме того, информации больше, чем ты успеваешь перелопатить. Но организм начинает сдавать, потому что это каждый раз в разное время. Организм не знает, когда ему спать. Здесь ты должен спать днем, здесь - ночью, а здесь - под вечер… И вот это сказывалось, потому что я не могу так быстро перестроиться. Но сейчас все вроде бы стабилизировалось. Я выдохнул и очень благодарен Яне за это.
Моя задача – показывать, что жизнь продолжается
– Да, это серьезное испытание. Как остаетесь при ясном уме, держитесь и даже шутите?
– У меня другого выхода нет. Ладно, это жизнь, это высокий уровень адаптивности и стойкости. Смотрите, россия – это страна-агрессор, и не просто агрессор – это страна-террорист. Задача террориста не в том, чтобы добиться своей цели. Его задача – запугать людей.
То, что делает россия сейчас, это устрашение. Стрельба по мирным городам, блокировка гуманитарных коридоров, грабежи... Они же ведут себя не как вооруженные силы по условиям Женевской конвенции, а как орда, которая ставит своей целью не столько покорить, сколько нас испугать, чтобы мы поддались их требованиям. И наша задача - не испугаться. Наша задача – показать, что мы устойчивы, у нас есть наши Вооруженные силы. Если мы испугаемся, то не сможем на все 100% поддерживать наше войско. Нет, я этого не боюсь. И как человек, сидящий в кадре и на которого ориентируются украинцы, моя задача – показывать, что жизнь продолжается.
Жизнь должна быть нормальной. Конечно, слово «нормальная» – очень относительное понятие. После Мариуполя, Чернигова, Харькова… жизнь не будет прежней. Мы никогда не вернемся к этой категории "нормальности". Но мы должны показать, что мы живем. Поэтому в Киеве открываются кафе, ресторанчики, магазины, начинают запускаться бизнесы.
Мы должны жить и работать. Потому что сейчас, в этой военной ситуации, победит тот, у кого сильнее воля к победе. И наша воля должна основываться на наших экономических возможностях. Мы должны обеспечивать функционирование экономики. Поэтому очень хорошо, что все волонтерят, но так же очень хорошо, если люди просто делают свою работу: стригут бороды, делают прически, воспитывают детей в детсадах, пекут хлеб, изготавливают колбасу, меняют разбитые окна. Это все должно функционировать, потому что это то, ради чего мы боремся, – ради жизни.
Дети были готовы, что война возможна
– А как поддерживаете детей на расстоянии? Каждый день созваниваетесь?
- Я стараюсь со всеми регулярно поддерживать связь (Оресту - 8 лет, Марте – 9, Марку – 13. – Прим. авт.). Со старшим сыном мы немного реже общаемся, у него нет нужды так часто созваниваться. С младшими – чаще, конечно, но я не устанавливаю жестких правил вроде того, что обязательно раз в день мы должны поговорить.
Случается, что не синхронизируемся графиками – у меня эфир, а они ложатся спать. Я хочу, чтобы нам было интересно говорить, а не просто мы должны в определенный час выйти на связь и галочку поставить, что мы пообщались. Поэтому здесь я стараюсь держать уровень нормальности. Соскучились – говорим, нет сейчас какой-то насущной темы – мы не созваниваемся.
– Вы говорите с детьми о войне, объясняете картину происходящего?
– Безусловно. Дело в том, что мы до начала масштабного вторжения говорили о войне. Я все-таки ведущий «Свободы слова», и мои дети более или менее хорошо ориентируются в политической жизни страны. Они знают имена политиков, как они выглядят, кто что отстаивает… Знают, что в Украине война с 2014 года. И, кстати, это их постоянный страх. И до 24 февраля у них был страх, что россия пойдет нападать. Потому что мы им рассказывали и о Крыме, и о Донецкой, Луганской областях. Поэтому для детей это не стало шоком. Они были готовы к тому, что это возможно. Тем более последние несколько дней перед войной я вообще каждый день выходил в эфир со «Свободой слова». И нервозность в воздухе висела. Поэтому мы с ними говорим, мы им объясняем все это, и они, как граждане, воспринимают.
- Что сделаете первым делом, когда мы победим?
– У меня нет четкого плана действий. Тем более сейчас вопрос «А что считать победой?» достаточно дискуссионный. И я даже боюсь, честно говоря, об этом думать, потому что очевидно, что часть общества не воспримет победу в том виде, в каком она будет. А второй момент, что я нахожусь физически в Киеве, и когда настанет победа, линия фронта будет проходить вдали от столицы, поэтому к тому времени я выполню значительную часть плана.
Но у меня есть большая амбициозная цель на время после победы – я хочу проехаться по Украине. По тем городам, которые сейчас звучат чаще всего в новостях. О которых я говорю, как о местах раны на украинском теле, обо всех болевых точках – Мариуполь, Мелитополь, Энергодар, Изюм, Чернигов, Авдеевка, Северодонецк… Часть этих городов я представляю, потому что я там был. Но значительная часть этих городов сейчас в моем сознании как точка боевых действий, где погибают люди, где нужно спасать гражданское население, где воюют наши солдаты. И я хочу, чтобы у меня эти города ассоциировались не просто с информационными сообщениями. Я хочу увидеть их своими глазами.
Я осознаю, что они будут не так красивы, как в мирное время, но должен проехаться и посмотреть на них. Для меня это личная задача, потому что мы сейчас изучаем ускоренный курс украинской географии достаточно болезненным способом. А хочется в другой, мирный, чтобы полюбить нашу родную страну еще больше.