Миф о специальной военной операции, которой не стоит бояться мирным украинцам, истлел с первых дней войны, но сегодня пылает даже пепел. Ужасающие кадры смертей и разрушений из Бучи, Гостомеля, Ирпеня заставили содрогнуться весь мир.
И если раньше говорили, что за эту агрессию отвечает только руководство РФ, то сегодня поднимается вопрос об ответственности всей армии, которая нарушает мыслимые и немыслимые правила ведения войны. В частности, об этом прямо заявил федеральный канцлер Австрии Карл Хегаммер, назвав расстрелы гражданских людей военными преступлениями.
О том, как собираются факты, чтобы, кроме высокопоставленных командующих, можно было привлечь к суду исполнителей, «КП в Украине» беседует с бывшим начальником Управления спецрасследований Генеральной прокуратуры Украины Сергеем Горбатюком, который сейчас служит в одной из частей Вооруженных сил Украины.
Будет зафиксирован каждый эпизод
- Сергей, как в военное время происходит сбор доказательств преступления?
- Методика расследования военных преступлений, с точки зрения следственных действий, фактически не отличается от методики расследования в мирное время. УПК один. Вопрос только в возможностях их проведения, доступа к месту совершения преступления и безопасности. Создаются специальные следственные группы (или подразделения), проводится осмотр с фотографированием, видеофиксацией, собираются показания очевидцев, записи видеокамер, если они сохранились, назначаются экспертизы и т.д. Но все это с поправкой на военное положение, которое требует учитывать фактор безопасности.
То есть, если место преступления может быть заминировано, то сначала работают саперы, а потом следователи. Если продолжаются обстрелы, то приходится ждать и делать работу, которая возможна дистанционно. Все зависит от оперативной обстановки.
Но максимально важно при наличии возможности проводить фиксацию преступлений непосредственно на месте их совершения - осмотры тел, расстрелянных автомобилей, поврежденных больниц, школ, жилых домов. Я надеюсь, что наши правоохранительные органы это делают по максимуму.
- Обстановке в Буче позволила вскрыть братскую могилу мирных жителей города. По предварительной информации, найдено 280 жертв, и их список ширится. По каждому убитому должно открывается отдельное дело или будет одно – по массовым расстрелам?
- Известно, что Офис генерального прокурора зарегистрировал производство по нарушению методов ведения войны (ст. 438 УК), и там далеко не один случай, факты все время добавляются. Может расследоваться одно большое дело, но все равно в нем будет зафиксирован каждый отдельный эпизод. И по каждому эпизоду должен быть проведен комплекс следственных действий исходя из возможностей и соображений безопасности.
Установить всех причастных
- Для Международного суда в Гааге все эти эпизоды тоже будут иметь значение как отдельные преступления? Или все войдет в комплексе доказательств против высшего руководства России?
- Все собранные доказательства касаются как верхушки Кремля, так и исполнителей. Даже если будет расследоваться дело против высшего руководства, то и прокурор Международного уголовного суда, и сам суд в Гааге станет базироваться на доказательствах, собранных по конкретным случаям.
Берется эпизод, когда в братской могиле найдены мирные люди со связанными руками, смертельными пулевыми ранениями. Фиксируется, когда это произошло, какая воинская часть находилась в Буче в момент расстрела. Называется, в чьем она была подчинении, кто был командующий, кто Верховный главнокомандующий.
- То есть армия агрессора не будет восприниматься как общая безликая масса? Конкретная воинская часть будет взята во внимание?
- Безусловно, это большой вопрос об установлении всех причастных к агрессии и незаконным методам ведения войны. Международный уголовный суд не имеет такого штата, чтобы заниматься каждым отдельным военным, он расследует дела относительно руководителей.
Но это не значит, что национальные органы пострадавшего от агрессии государства не должны собирать доказательства и привлекать к ответственности исполнителей среднего звена и ниже.
Все факты, все действия должны стать объектом изучения и оценки. А для этого необходима качественная фиксация следов преступления – убийств, пыток, разрушений. Чем крепче мы зафиксируем это на месте, тем больший вес будут иметь доказательства.
Ничего невозможного нет
- Сегодня следователи могут работать в Буче, Гостомеле, Ирпене. Но не могут в Мариуполе.
- Конечно, в Мариуполь, исходя из обстановки, они пока не могут попасть, но это не значит, что работа невозможна. Следователи должны брать максимальную информацию из интернета, использовать перехваты, спутниковые снимки. Кода Мариуполь освободят, этот комплекс доказательств дополнят теми, которые соберут на месте под протокол.
- Чисто теоретически можно выяснить, кто именно стрелял в гражданских? С командирами понятно. Даже если они не давали прямой словесный приказ убивать, то инициировали преступления молчаливым одобрением. Но были солдаты, которые стреляли в людей, не могущих оказать сопротивления.
- Процесс установления сложный, но осуществимый. Вы видите, как Голландия расследовала крушение «Боинга» в Донецкой области. Россия не давала никаких данных, однако следователи объявили, что гарантируют защиту и поддержку тому, кто вызовется дать показания. И якобы уже есть несколько человек, которые согласились говорит правду.
Так и в нашей ситуации. Есть перехваты СБУ, нужно смотреть, кто чем похвалился, поделился, пожаловался, что сослуживцы то-то и то-то сделали.
У погибших российских военных были телефоны, в которых, возможно, сохранились фотографии, смс-общения. Мобильные операторы фиксируют звонки. Если их изучить, то могут сохраниться привязки к дате, местности. Даже если говорил не убийца, а просто свидетель, будет известно, кого допрашивать. Допустим, звонок в Россию, по этому адресу живет такая-то семья. Полагаем, что звонил родственник, ищем, кто из этой семьи служил в армии зимой – весной 2022 года.
Безусловно, если в России изменится власть и она будет против войны, работа упростится. Мы берем воинскую часть и допрашиваем всех, кто там служил или служит.
Но если власть не изменится, проводим более сложный следственный комплекс. Международный суд тоже может огласить призыв к свидетелям с гарантией конфиденциальности, защиты и вознаграждения. Ничего невозможного нет.
Даже заочный суд имеет смысл
- Некоторые юристы говорят, что война тем и выгодна, что простой солдат не несет ответственности за убийство, насилие, мародерство.
- По международным положениям о правилах ведения войны каждый солдат имеет право отказаться от явно преступного приказа. А если он его исполнил, то он несет ответственность. Убивать гражданских запрещено, а если мы говорим про связанные руки, то даже с военнослужащим, когда он обездвижен, ничего нельзя делать, кроме как его охранять.
Речь идет либо о явно преступном приказе, либо о явно преступной инициативе.
- По ситуации на сегодня более реально говорить о заочных судебных процессах над исполнителями. Они дадут результат?
- Даже если реального наказания пока добиться сложно, то заочные процессы должны вестись. Чтобы были установлены все причастные к военным преступлениям.
Безусловно, исполнение судебного приговора упирается в страну, где находится обвиненный. Россия ничего не захочет исполнять, пока не изменится власть. Но осужденный окажется пожизненно заточен в пределах РФ, потому что в любой другой стране ему будет грозить арест.