- большой выдумщик и острослов. Это именно он подарил нам «Обыкновенное чудо» и много других кино- и театральных чудес. Накануне юбилея мы расспросили «мага и волшебника» о его жизни.
«У меня есть любимчики»
- Марк Анатольевич, признайтесь, ощущаете себя гением?
- Нет. У меня очень развита самоирония и все благополучно с мозгами. Я вот сейчас был в Петербурге на гастролях, у нас был тысячный спектакль «Юнона» и «Авось», я вышел и потерял серьез, мне стало смешно. Зал так заорал, вот так Ленина встречали на 3-м съезде. Артисты знают, что я к этому отношусь с иронией, заулыбались... Она, слава эта, вещь опасная.
- Работа, театр - это что для вас?
- Чехов говорил в «Чайке»: неси свой крест и веруй. Конечно, иногда он тяжелый становится, крест. Театр - это вообще очень нестойкое заведение, непрочное, оно легко разрушается. Но наши артисты понимают ценность «Ленкома». Стараемся беречь этот дом свой.
- У вас есть любимчики?
- Самый ваш смелый эксперимент в театре?
|
- Он выстроил свою систему, она работает. Но я не считаю, что уход на съемку фильма - это вред. Я нелегко отпускаю, но съемки полезны и для актера, и для театра. Даже если человек снимается в рекламе - я понимаю, что, может быть, это и не самый лучший способ зарабатывать деньги, но, значит, есть необходимость.
- Но вдруг это имиджу театра повредит?
- Разгильдяйство, необязательность на сцене могут повредить имиджу. Вот еще что может повредить: актерская профессия публичная и этим рискованная. Ты подписал негласный контракт - назвался артистом, значит, ты интересен не только на сцене, за тобой могут наблюдать, как ты едешь в метро, как ты ведешь себя в общественном месте... Пытаюсь объяснить своим артистам, что с журналистами нужно дружить.
Марк Захаров: "Ради успеха на сделку с сатаной не шел" Беседовала Анна Велигжанина |
- Когда ставите спектакль, обращаетесь к Богу?
- Нет, у меня есть какое-то смущение. Может быть, это перенесение чисто человеческих эмоций на небесную сферу, но я считаю, что с моими делами обращаться к Богу - нет.
- А как насчет пойти ради успеха на сделку с дьяволом?
- Лучше не идти! Я не шел.
- Бывает, люди настолько фанатично настроены, что на все готовы ради победы...
- Раньше у меня был какой-то максимализм, и я восхищался, например, актрисой, играющей на сцене в день смерти ребенка. А теперь я к этому отношусь по-другому. Возможно, трагический уход Александра Абдулова повлиял на меня. Теперь думаю, что здоровье и здоровье близких - это самое дорогое. И важнее всех профессиональных забот.
- Чего не ожидали от какого-либо любимого артиста?
- Не ожидал, что Абдулов после «Обыкновенного чуда» станет артистом трагикомического большого диапазона. Развил в себе такую энергию, что у него глаза иногда менялись, становился другим человеком, когда играл Александра Ивановича из «Игрока». В спектакле «Юнона» и «Авось» играл пылающего еретика - с факелом танцевал. Мы были в Америке со спектаклем, и местные пожарные с трудом разрешили использовать открытый огонь, но сказали, что надо актеру факел браслетом металлическим к руке приковать, мол, у артиста безумный глаз, он бросит когда-нибудь этот факел в зрителей. Я говорю: «Он комсомолец, сознательный человек!» «Да нет, мы же видим, у него глаза безумные! От него можно всего ждать». И пришлось Абдулову делать браслет. И действительно он был как сумасшедший в этом спектакле, такая энергетика.
«Жить надо, как Черчилль»
- Самое большое чудо в вашей жизни?
- То, что я стал режиссером. Я зависал на таких волосках, так все было зыбко, меня преследовала цензура, закрывали мои спектакли... Поэтому то, что получилось в результате, и вот «Ленком» - театр, в котором уже я долго, - это чудо, кто-то тут помогал мне.
- А страхи у вас есть?
- Наверное, есть. 75 лет - уже такое... понимаешь, что это заключительная фаза жизни.
- За что себя ругаете?
- За лень. Я иногда ленюсь, не знаю, чем заняться в первую очередь, какая должна быть очередность в моих поступках, встречах, делах. Ругаю себя, что иногда дергаюсь излишне - направо, налево, кругом. Как-то поспокойнее надо. Черчилль никуда не торопился, он один из моих любимых героев в истории.
- Вам приходилось в жизни идти на риск?
- Да, однажды я ходил сдавать английский язык за одноклассника при поступлении в институт. Сначала я этим очень гордился, а потом стал как-то с ужасом вспоминать. А одноклассник стал потом свободно говорить на этом языке и выполнял даже поручения Комитета госбезопасности на территории США. Но это было давно, поэтому об этом можно сказать.
«Я оптимист. Временно»
- Самый лучший для вас отдых?
- Какое потрясение в вашей жизни было самым сильным?
- Я смотрел, как рушат дом рядом с Красной Пресней, где была коммунальная квартира, в которой я прожил 20 с лишним лет. Вот это сильное ощущение. Хотел бы я там жить? Нет. Ни в коем случае. Но я почувствовал такое, чего никогда не чувствовал раньше и позже этого момента.
- Вы оптимист или пессимист?
- Скажем, вы выберете ромашковое поле под солнцем или полнолуние?
- Я выберу среднерусскую равнину, чтобы лес был вдалеке, какие-то овраги, поля. Но чтоб не было пятиметровых заборов, мимо которых едешь, как в туннеле. Вот это меня лично угнетает.
|
Как вы могли заменить Караченцова?
- Хотелось бы вам снять продолжение ваших сказок, например, «Обыкновенного чуда»? И вообще почему сейчас не снимаете ничего?
- Не очень верю в успех продолжений уже снятых сказок. Обычно это завершенные истории, не требующие продолжения. Почему не снимаю? Думаю, снял уже достаточно всего. Чтобы погружаться в съемки, нужно оставить театр. А театр я бросить не могу.
- Вам приходилось делать в жизни нелегкий выбор?
- Когда мы попали в сложнейшую ситуацию - была травма Караченцова, несовместимая с его работой, - у нас был месяц в запасе. За этот месяц почти все СМИ выступили с мыслями, как нам дальше жить, что делать, какой должен быть распорядок, - все решили поучаствовать в жизни нашего театра. Такое бывает иногда со СМИ. А некоторые позволили себе говорить, мол, все надо отменить.
...Я говорю на репетициях о гипнотическом даре большого артиста, о его нервном воздействии на зал, умении формировать единое биополе, настроение, энергетику. В этом есть некое таинство.
«Люблю наблюдать за собаками»
- В жизни у вас есть причуды?
- У меня дома две собаки. Одна очень умная и трусливая, другая очень умная и смелая. Одна прячется, когда гром гремит. А другая выходит на улицу смотреть, где молния. Я люблю наблюдать за ними и очень удивляюсь, как по-разному можно воспринимать явления природы.
- Можно узнать ваши бытовые привычки?
- Люблю, чтобы много было еды в холодильнике. Даже больше, чем надо. Больше всего люблю котлеты, которые когда-то делала мама, теща. Такие старомодные, сегодня редко встречающиеся.
- А сами что-нибудь готовите?
- Нет, честно говоря. Умею только яичницу. А фирменное блюдо - жареная картошка и огурцы соленые.
- Вам приходится врать? Как Мюнхгаузену?
- Мюнхгаузен был больше сочинитель, поэт и придумал вещи, которые были неудобны для некоторых людей. Нет, вы знаете, я стараюсь последние лет 10 - 15 не врать, а говорить только правду. А придумывать - это моя профессия. Каждый спектакль, каждый театральный проект - это, конечно, придумка.
- Вы родились 13-го! Говорят, несчастливое число...
- Я не суеверен. Я к этому числу хорошо отношусь. Особенно потому, что других это пугает.
- А если кошка черная перешла дорогу?
- Я это замечаю, но не боюсь. Есть суеверие профессиональное - роль не надо ронять на пол. Или пьесу целиком. Плохая примета. Надо обязательно после этого сесть на нее и посидеть. И тогда вроде все будет более-менее благополучно.
- Спасибо большое, Марк Анатольевич. Еще раз - с юбилеем!
- Спасибо вам за внимание и терпение. Будьте здоровы.
О РОЗЫГРЫШАХ
За что Захарова не любили жены Андрея Миронова?
Из книги М. Захарова
Отчасти подуставшие, мы собрались у машины, когда уже начало светать.
- Ох и намучаемся мы с ней! - сказал я искренне.
Все расценили эту фразу не просто как на редкость остроумную. Ширвиндт вместе с Червинским восприняли ее прежде всего как мудрую и даже провидческую».