В нашей беседе принял участие супруг и соавтор Киры Георгиевны – художник Евгений Голубенко. В память о Кире Георгиевне мы публикуем это интервью.
Снимать фильмы больше нет сил, но мне снятся съемки
– Кира Георгиевна, вы как-то сказали, что вам настолько нравится заниматься кино, что даже странно, почему за это платят деньги...
– Да, было такое чувство, особенно поначалу. Не понимала, за что мне платят, это я должна платить за удовольствие снимать!
- Есть ли среди ваших работ (15 полнометражных и 3 короткометражных фильмов - Авт.) – та, которую можно было бы окрестить любимым детищем?
– Нет… Вы знаете, это меняется. В какой-то момент я думаю, что вот этот больше люблю, потом – вот этот, а потом думаю: "Да ну их все!". (Смеется). Сколько раз уже смотрела, потом вдруг решаю пересмотреть и понимаю, что забыла что-то… Одно время я любила фильм "Увлеченья". Про лошадей, про ипподром… Он очень веселый, там нет большой печали. А сейчас не знаю... Обычно люди говорят, что любят последние фильмы, как младших детей. Но я так не могу сказать…
Я очень люблю, когда у меня что-то получается. Мне это тогда так нравится, что я считаю, что это всем понравится, ну это не может не понравиться, это же замечательно! Но это глупость, конечно же. Это свойство оптимиста, это врожденное. Я вообще сначала думала, что меня все любят, уважают, но нет, оказалось не все. И за дверь выставляли, и на лестнице говорили подождать, или в чуланчике посидеть…
– А о чем хочется снимать кино сейчас?
– Я фильмы уже не снимаю… Нет сил... Это очень трудоемкий процесс. В нем – физическая, нервная, умственная, эмоциональная составляющие... Вот фильм "Мелодия для шарманки" потребовал много физической силы, он меня "ухандохал". Все съемки были ночью, в мороз, на улице или в супермаркетах... Знаете, есть такое выражение "стакан наполовину пустой или наполовину полный". Вот я себя считаю полуживой-полумертвой после этого фильма…
– Не скучаете по съемкам? Может, снится, как снимаете?
– Скучаю... Мне снятся сны со всевозможными моментами моей съемочной деятельности, смешанными с другими всевозможными фантастическими вещами… Скучаю, но просто знаю, что уже не могу. Не чувствую в себе сил. А когда у человека нет сил, здоровье ушло, то он внушает себе (или же это так связано в организме): "Ну, я и не хочу!".
– А сценарии?
– Сценарий я хотела писать для кого-нибудь… Но вот что-то со мной случается, что захочу, а на следующий день думаю: "Да не стоит оно того, я же писала всегда только для себя". Хотя это неправда. Сценарий, по которому потом был снят фильм "Увлеченья", я написала по заказу Галины Лазаревой, которая тогда работала редактором на Одесской киностудии. Она хотела так меня поддержать… И по "Детям подземелья" ("Среди серых камней") тоже не себе писала. Кто-то хотел снять, но не подошло; так же и с "Увлеченьями". Я написала, мне заплатили, но сценарии лежали, просто лежали. А после перестройки я сама их и сняла. Получается, что писала их не для себя, но сейчас уже говорю, что писала только для себя... (Улыбается).
В кино нужно, чтобы был такой человек, которому ты доверяешь
– Но все-таки зритель вам нужен?
– Как я всегда говорила, зритель мне нужен для того, чтобы мне дали снимать следующее кино. Нет, конечно, мне, как и любому другому нормальному человеку, приятно, когда люди подходят и говорят, что нравится, но это не главное. Это даже не второе и не третье, может, десятое...
- А награды, премии?
- Премии ко мне не липнут. Я очень узкий человек, всю жизнь занимаюсь только кино. Это главная для меня на свете вещь"
– Что тогда для вас успех?
– Успех – это когда мне давали снимать кино, давали на него деньги, а в идеологические времена не мешали мне снимать кино беспрерывно, не вырезали, не сжигали, не увольняли меня со студии. Вот это был для меня успех. Я даже в какой-то момент, когда отправляли фильмы на полку или в подвал, не знаю, куда их кладут, говорила: "Ну и кладите, только дайте мне снимать кино, и пускай они там себе лежат". Поэтому, когда произошла перестройка и все это вынули, я так удивилась! Я знала, что это когда-нибудь произойдет, но не думала, что при моей жизни… Считаю, что я дитя перестройки. Большую часть фильмов сняла после нее, когда появилась свобода слова. Свобода слова – вот это для меня успех! Когда человек в любой форме может сказать то, что он хочет сказать.
Евгений: Сейчас тема успеха обсуждается в Интернете. Вот какой Занусси более успешный: тот, который делает стиральные машины, или тот, который снимает кино?
Кира: И тот, и тот, конечно!
Евгений: Все-таки, мне кажется, более успешен тот, который делает стиральные машины…
Кира: Это общепризнанный успех. Вы хотите общепризнанный успех? Это деньги. Я никогда не умела делать фильмы для большинства. Но как всякий человек оптимистического склада, а я себя всегда считала таким человеком, я себе придумала такую формулу: есть Моцарт, Бетховен, Бах, их слушает очень маленькое количество людей, но это количество будет всегда. Ну, вот я считаю, что тоже к ним примыкаю: маленькое, но всегда… Наверное, успех – это когда тебя смотрит большинство. Но я к большинству не имею никакого отношения. Главное, чтобы ты мог делать то, что тебе приносит удовольствие. А там уже хоть кладите фильмы на полку, хоть не смотрите их никогда.
– А мужу нравится все, что вы делаете? Помогает или иногда критикует?
– Он мне больше помогает, конечно. Все время, когда я снимала, Женя мне помогал, а сейчас, считаю, что я ему помогаю. Во-первых, суп варю (смеется), во-вторых, говорю о его картинах то, что думаю. Конечно, я не думаю, что он должен с этим считаться, но какую-то помощь, может, я ему оказываю.
Евгений: Огромную! Она сокращает процесс творчества, сразу замечает, что надо поправить. Так же и в кино: когда несколько человек смотрят в одну точку, больше вероятности, что заметят, когда что-то не так.
Кира: Вообще, в кино нужно, чтобы был такой человек, которому ты доверяешь. Снял кадр – и посмотрел ему в глаза.
Евгений: Раньше ведь не было видеоконтроля, монитора. Сейчас проще все отследить, отмотать. Когда этого не было, то при наличии большего количества пар глаз ускорялся процесс. Можно было решить вместе, снимать еще дубль или не снимать.
В Украине можно было снимать без оглядки на цензуру
– У вас не раз возникала возможность сменить место жительства. А вы остались в Одессе. Почему?
– Потому что я, как камень: куда закинули, там и лежу. Я считаю, что все причины всего, что происходит с человеком, находятся внутри него и от перемещения ничего не изменится, он все эти причины принесет с собой туда. Сначала покажется, что их нет, но потом они будут прорастать и будет все то же самое… После фильма "Долгие проводы" здесь был такой обвал – меня уволили из Одесской киностудии, дисквалифицировали и так далее… И я поехала на "Ленфильм". Там была очень продвинутый, прогрессивный редактор Фрижетта Гукасян, она могла позволить себе пригласить разных людей, которые ей казались интересными. Пригласила и меня, и дала мне снять фильм "Познавая белый свет". Я, конечно, очень рада, что сняла этот фильм. Но то, что начало твориться потом! Когда фильм стали рассматривать, резать и так далее… Мне же вначале показалось, как в Питере все по-другому: какие интеллигентные редакторы, так умно разговаривают, читают сценарий, не то, что в Одессе. А там все пошло, как и везде. Все ориентировались на Москву, и внизу страховались еще больше.
Я могла жить в Москве. У меня была одна покровительница из бюро пропаганды, которая посылала нас повсюду, устраивая творческие встречи со зрителем. Чтобы мы по этим закоулкам заработали немножко денег и вообще как-то жили… Так вот, эта Лидия Михайловна Васильева втайне от меня устроила как-то мой переезд в Москву, видимо, у нее были связи и возможности. Звонит и преподносит это как подарок: мол, уже разрешено! А я в ответ: "Да я не хочу!"… А что мне там будет иначе? Будет все то же Госкино и все остальное… Не думаю, что от перемены мест слагаемых меняется не то что сумма, а и сами слагаемые. А сегодня вообще можно только радоваться, что я тогда не приняла это предложение.
– Действительно, в Украине в последние 25 лет вы могли снимать без оглядки на цензуру. Но ведь диктат денег был? Вернее, их отсутствия…
– Диктат денег в кино пришел не сразу после перестройки. Когда возникла свобода слова, был период, когда деньги государство давало и разрешало при этом делать то, что ты хочешь; тебе не говорили постоянно: "Мы тебе дали деньги, делай, как мы сказали". И только потом, через некоторое время, возник диктат денег. И то не полный, потому что все равно была возможность найти деньги от человека, который заинтересуется и не будет тебе мешать. Вот это главное… Я всегда говорила в обратном случае: "Ну, поставьте свою фамилию в титры, раз вы все время говорите, как надо делать, что вырезать, что оставить, как надо видеть мир…". Но я же не одна такая, таких было много, и были те, которых загнобили, которые просто погибли от этого. А я вот как-то выжила...
- Но ведь приходилось искать средства как-то?
Я вообще не умею организовывать что-то, даже с собой. Когда начались эти деньги-деньги-деньги, мне говорили ходить самой и искать. Я очень быстро увяла, когда попробовала. Пошла к очень богатому человеку, он со мной очень мило разговаривал, но денег не дал. Пошла еще к одному очень богатому человеку, он тоже со мной очень мило разговаривал, но денег не дал. И я решила, что больше ходить не хочу. Но мне посоветовали обратиться к Гриневецкому (Сергей Гриневецкий – политик, народный депутат, член Комитета ВР по вопросам национальной безопасности и обороны, член комиссии по помилованию при Президенте Украины – Авт.). Я попросила его порекомендовать мне человека, который бы дал денег на кино, а он предложил профинансировать от области. Я так обрадовалась! Сергей Рафаилович – единственный человек, который так отреагировал по первой просьбе.
Евгений: Кино же было дешевое…
Кира: Я вообще не снимаю дорогое кино. У меня так сложилось вначале и осталось в крови, что уже не могла снимать что-то дорогое. Из ничего хотела сделать нечто…
- Но ведь, кто деньги платит, тот и музыку заказывает?
Евгений: Надо сказать, что все наши фильмы после перестройки, кроме совсем последнего, были сняты с участием Министерства культуры Украины. И они никогда не ставили никаких условий цензурного типа… Могли только говорить, что денег нет или их мало, но как-то пытались нас поддержать. Мы еще снимали на малые деньги и со скрипом в Украине то, что хотели, а в России к этому моменту уже начали контролировать тематическую сторону: "Мы вам даем деньги, значит, снимайте то, что хотим мы". Там уже начался этот крен в сторону патриотизма… В Москве со средины 90-х уже было бы хуже, чем здесь. А сейчас так вообще там вся малина кончилась… Главное, что есть такой обман и лицемерие: они говорят, что "мы вам даем деньги, и вы должны нас обслуживать", тогда как грамотный человек понимает, что это деньги налогоплательщиков.
Кира: У них же это выражение было всегда: "Это вам не частная лавочка!"… А мне всегда хотелось спросить: "Где она, эта частная лавочка? Я бы туда пошла!". (Смеется).