А у Ленки руки еще гладкие и в трехкомнатной квартире одна комната пуста, с грязно-зелеными потертыми обоями (от прошлых жильцов остались). Говорит - это под детскую. Как пойму, кто родится, так и буду ремонт делать.
Время зачатия
А близорукому гинекологу Авету Ашотовичу как будто все равно, что у Ленки руки и обои. "Я вам еще раз говорю - возраст критический, плюс у вас гены, бедра узкие и резус отрицательный. Быстрее надо зачинать, быстрее. Пока еще хоть какая-то возможность есть", - и глядит так на Ленку долго-долго, спустив очки на кончик носа. Нос у него, кстати, знатный, длинный. А Ленка смотрит на него и улыбается, смотрит и улыбается. Она прям вот сейчас бы вскочила и побежала зачинать, да не с кем.
Возможность непорочного зачатия она отрицала (где та Мария и где она), да и порочное по всем параметрам - оно как-то приятнее.
Хороший этот доктор, Авет Ашотович. Имя его означает "благовест". Но для Ленки пока ни одной благой вести.
Женщина ждет. Женщина ждет всегда. Даже когда уже не ждет - все равно ждет. В этом ее сущность, в этом она вся. Ждет с работы, ждет на зябком перроне, в очереди к кассе, на лавочке в Александровском, у ворот школы, за столиком кофейни, у дверей реанимации... Женщина ждет. Каждая своего. Ленка ждет, когда уже сможет содрать те ненавистные старые обои.
Она все знает наперед
Леночка не уродина. Я бы даже сказала - симпатичная: коленки острые, запястья тонкие, с синими прожилками, волосы кудрявые, рыжим пухом вокруг лисьего личика. Глаза... Ну, глаза у нее... Глаза как глаза. Обычные, человеческие. В голове тоже места пустого нет, из КПИ с красным дипломом в теплое кожаное кресло, работа крепкая, платят исправно, ну а дальше, как пишут в объявлениях для знакомства: "Великолепное Ч/Ю, отменно готовлю, обожаю детей, предпочитаю активный отдых, имею собственную жилплощадь".
Мужики Ленку любят. Крепко и быстро. Раз полюбят, два полюбят, а потом пропадают.
"Ну что, Лен, звонил?" - первый мой вопрос при очередной встрече. Улыбается краешком губ, смотрит мне в межбровье: "Обещал через пару дней набрать, возможно, шестнадцатого, у него работы много, он же архитектор, а там эти чертежи и измерения… Он не любит, когда его отвлекают".
Ни мне, ни себе Ленка не признается, что все чувствует наперед. А мне и не надо. Я-то знаю, что архитектор не позвонит ни после шестнадцатого, ни после семнадцатого, ни после стотыщпятьсотвосемнадцатого... Возможно, 31 июня и позвонит. Но это уже сказка. И самое ужасное, что в сказки Ленка верит.
Старые песни о главном
Бабы, они, как известно, дуры. Особенно дуры те, кто много читает и пытается думать. Как говорит одна моя знакомая: "Хочешь быть счастливой - научись хорошо жарить мясо, молчать и делать минет. Больше ничего не надо". В этом тоже есть своя правда.
Каждая наша встреча с рыжей завершается примерно одинаково: темного рома остается на донышке, обсуждаем ее последнего, она читает Бродского монотонным голоском, потом на ватных ногах тащимся в ларек за ментоловым Vogue, курим на детской площадке, признаемся друг другу в вечной любви, а потом такси. Вглядываясь мутными глазами в расплывающиеся ночные огни, я много чего придумываю, что бы ей такого в следующий раз ответить архитектору и как посмотреть на него… И еще обязательно расскажу, чтоб наутро надолго не задерживалась, а исчезала как легкое видение. Главное, перед этим коварным исчезновением попшикаться духами в его квартире, чтоб флер остался. Это я в одном французском кино подсмотрела.
Жаль, что нельзя посмотреть фильм, где Ленка в главной роли, промотать немного вперед. Очень мне интересно посмотреть, какого цвета обои у нее будут в той комнате.