О чернобыльской трагедии, случившейся в 1986 году, уже много рассказано. Вроде нечего добавить. Но у каждого из тысяч ликвидаторов аварии была своя драматическая история тех дней. Многие из чернобыльцев уже никогда ничего не расскажут. Тем дороже воспоминания оставшихся в живых. Генерал-лейтенант в отставке Евгений Махов - один из них.
БОЕВАЯ ТРЕВОГА
- Евгений Николаевич, с чего для вас начинался Чернобыль?
- В тот период я был членом Военсовета - начальником политуправления Прикарпатского военного округа. 26 апреля 1986 года находился на полигоне Яворов, под Львовом. Только закончились сборы руководящего состава. И мы заметили нервозность у руководителей Минобороны. Не можем понять, что случилось. Даже начальник Главного политуправления генерал армии Алексей Лизичев, обычно охотно отвечавший на любые вопросы, уклонялся от разговора. А поздно вечером командование Прикарпатского округа пригласили к министру обороны СССР маршалу Сергею Соколову. От него мы и узнали, что произошла авария на Чернобыльской АЭС. И получили приказ - объявить полную боеготовность полкам химической защиты и инженерно-саперному. И призвать резервистов. Полки должны совершить марш своим ходом в указанный район и сразу приступить к работе.
- Чем занимались в Чернобыле?
- Инженерно-саперная часть закапывала в глубокие карьеры и траншеи то, что было заражено: автобусы, легковые машины, вплоть до детских колясок. Общая группировка химических войск насчитывала более 10 тысяч человек. Нашим полкам наметили места дислокации… практически в километре от взорвавшейся станции. Замер уровня радиации показал, что это недопустимо. Полки отодвинули на несколько километров. Но это не спасало людей от облучения.
ПОД ГРИФОМ "СЕКРЕТНО"
- Как вели себя солдаты и офицеры в те самые страшные дни?
- Большинство выполняло задачу добросовестно. Несмотря на смертельную опасность. Но попадались и ловкачи. Нашлись такие, кто не выезжал близко к реактору, а отдавал свои дозиметры тем, кто работал в зоне. Те просто клали их на броню, а по возвращении из зоны отдавали их владельцам. Дозиметры накручивали рентгены. А если у человека доза достигала должной отметки, его отправляли домой.
- Рассказывают, что долгое время информация об аварии была засекречена.
- Да, такое было. О соблюдении секретности всем, кто вступал на чернобыльскую землю, напомнили с первого дня. Что-то записывать на совещаниях нельзя. А о фотографировании и речи быть не могло. И за то, что я все-таки имею памятное фото тех дней, спасибо генерал-лейтенанту Николаю Васильевичу Гончарову. На фото видно, как течет расплавленный бетон. Все, что ни бросали в это пекло, превращалось в текучие материалы. И когда Николай Васильевич мне это фото отдал, предупредил: "Никому!"
Этот человек потом скончался от известной болезни чернобыльцев.
- У вас в тот момент уже было представление о масштабе беды?
- Ежедневно на огромном листе ватмана обозначались границы радиации в прилегающих к Чернобылю областях Украины, Беларуси, России. А они расползались как пролитое чернильное пятно.
ЧУДОДЕЙСТВЕННАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- Как же люди боролись с радиацией?
- Откуда-то как ветерок по камышам прошелестело - мол, только чистый спирт или водка способны задержать заражение радиацией. И началось... Водку нигде не купишь. Это же был самый пик антиалкогольной горбачевской кампании! Но у солдат смекалка на высоте. По вечерам "партизаны" уходили в самоволку и наладили поставку самогона от редких сельских жителей, не захотевших уезжать из родного дома. Развился настоящий самогонный бизнес. Сначала самогонка была хорошего качества. Местные гнали его как для себя. А когда запросы увеличились, пошли варианты из картошки, а далее - вплоть до соломы и опилок.
У меня всегда в машине была фляжка медицинского спирта, кусок украинского сала и черный хлеб. То же самое и у других начальников. Вера в чудодейственную силу спирта, сала и черного хлеба была сильнее других увещеваний.
КАК ЭТО БЫЛО
Булькающий реактор успокоили каучуком
Наш собеседник вспомнил еще один драматичный эпизод ликвидации ядерной катастрофы.
- Уже начинало смеркаться, я хотел возвращаться в свою опергруппу на "черной" (т. е. радиационно грязной машине), но мне вдруг предложили вертолет. Дали Ми-8. Взлетели. Вдруг ко мне подошел один из пилотов:
- Товарищ генерал! Вас просят вернуться на базу.
- Что случилось?
- Не знаю. На ваше решение.
Я подумал, что вертолет нужен срочно руководству. Но тогда был бы приказ. А здесь "на мое решение". Приземлились. Винты не выключают. В вертолет впрыгнули два человека в спецодежде. Первый мне говорит:
- Легасов.
Я опешил. Это же выдающийся ученый!
Легасов раскрыл мне цель своего полета. Надо было посмотреть, как себя ведет каучук. Его утром засыпали в реактор. Я дилетантски спросил:
- Это ядерный взрыв?
- Нет. Пароводородный.
- Что делать?
- Будем делать саркофаг.
- Теперь выхлопа не будет.
Я спросил его:
- Долго ли будет разлагаться то, что в саркофаге?
Он ответил: 2000 лет.