Представляем 22-й том. Алексей Толстой: «Князь Серебряный», «Семья вурдалака», «Упырь»

Андрей ДЯТЛОВ, заместитель главного редактора, ответственный секретарь «КП» - о своей любимой книге.

«...Я увидел страшного Горчу, который опирался на окровавленный кол и, не отрываясь, смотрел на меня глазами гиены... Его невестка, тащившая за собой своих детей, швырнула ему одного из мальчиков, а он поймал его на острие кола. Действуя колом, как пращой, он изо всех сил кинул ребенка мне вслед. Я уклонился от удара, но гаденыш вцепился - не хуже настоящего бульдога - в шею моего коня, и я с трудом оторвал его...»

- Отдай мое сердце!!! - заорали бы дурным голосом в пионерлагере ночью, читая этот роскошный финал «Семьи вурдалака» пера Алексея Толстого, флигель-адьютанта Александра II, умеренного славянофила и поэта.

Чего графа потянуло в прозе на вурдалаков - непонятно. Но в начале сороковых годов пушкинского века он вдруг выдал один за другим два мощных бестселлера: «Семья вурдалака» и «Упырь». После Гоголя с его «Вием» это было круто!

Наверное, можно считать, что все наши современные страшилки выросли из По или Стокера. Ради бога! Но, кажется мне, все эти Маски Красной Смерти - они шибко западные, ходульные. А Толстой пишет с какой-то чисто русской широтой! Так сказать, э-ге-гей!..

Суть: некто маркиз д’Юрфе случайно останавливается в какой-то деревушке под Яссами в семье старика с гортанным именем Горча, где живут еще два дедушкиных сына, Георгий и Петр, красавица Зденка и веселые внуки. Горча уходит мстить поганому псу Алибеку и наказывает сыновьям:

«- ...Коли на десятый день не вернусь... значит, убили меня. Но ежели... (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. ...Приказываю вам - забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину... - значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь!»

И надо же - возвращается, подлец, с пулей в сердце! И понеслось: выпивает кровь у внучат, те у мамы, мама у папы... В общем, из-за этой вурдалацкой «репки» наш бедный маркиз оказывается уже среди тучи вампиров! Тут-то и происходит чудная сцена с метанием внуков кольями, чтобы они выпили кровь у улепетывающего в ужасе д’Юрфе.

Но это я вам коротенько пересказал. А в детстве, пока пробирался сквозь строки Толстого, шевелюрка моя ходила волнами:

« - Мертвец! - обратился Георгий к старику. - ...Отдай мне сына, мертвец!

...Старик смотрел на него злым взглядом и не двигался.

- Кол! Где кол? - крикнул Георгий...

В тот же миг мы услышали веселый звонкий смех меньшого мальчика, и он тут же появился верхом на огромном колу...

Глаза у Георгия так и вспыхнули. Он вырвал у мальчика кол и ринулся на отца. Тот дико завыл и побежал в сторону леса...»

Но не все так ужасно, там и про любовь было:

« - ...Погоди, погоди, милый! Ты дороже мне души моей, спасения моего!.. Твоя кровь - моя!

И меня сразу же коснулось холодное дыхание, и Зденка сзади меня прыгнула на лошадь.

- ...Вижу одного тебя, одного тебя хочу..!

И, обвивая руками, она пыталась опрокинуть меня назад и укусить за горло»...

Эх, это вам не Дракула - жалкий вампир-одиночка с мотором!

Критики могут и мне перекусить яремную вену, но я уверен, что именно из Толстого с его упырями выросли многие наши герои книг. Вурдалак Альфред, который «не чай пьет» у Стругацких в «Понедельнике...». А уж о «Ночном Дозоре» и говорить нечего. Правда, там их Хабенский ищет кровососов с фонариком, а у Толстого рецепт в «Упыре» проще: «Каким образом узнавать упырей? Заметьте только, как они, встречаясь друг с другом, щелкают языком. Это по-настоящему не щелканье, а звук, похожий на тот, который производят губами, когда сосут апельсин...»

К чести графа, вурдалаками он не ограничился. Он написал историческую повесть (нынче сказали бы - гламурную) «Князь Серебряный», десятки стихотворений и поэтический шедевр «Средь шумного бала, случайно...». А еще он - один из «отцов» Козьмы Пруткова, суперстеба XIX века.

«Совершенно удивительный был человек!» - написал о нем Бунин.

...Алексей Константинович Толстой умер в 1875 году, случайно отравившись морфином, который вынужден был принимать, мучимый астмой.