Владимир Гостюхин: На съемках у Бондарчука я чуть не умер от боли!

С Владимиром Гостюхиным, сыгравшим в новом «Тихом Доне» брата главного героя Петра Мелехова, мы встретились на киностудии «Беларусьфильм». И хоть общаться с прессой Владимир Васильевич не охотник, поговорить о «Тихом Доне» согласился сразу.

 

- Первую серию я посмотрел и скажу честно: увлекся, сопереживал. Итальянские актеры были очень убедительны, - предугадывая первый вопрос, признается Владимир Гостюхин. - Когда снимался этот фильм, были сомнения: как иностранные актеры смогут сыграть шолоховских героев? Смогут ли почувствовать строй шолоховской мысли? То, что я увидел, меня убедило.

 

Я очень люблю герасимовскую картину - это выдающееся достижение советского кинематографа. Но и «Тихий Дон» Бондарчука смотреть буду. Это совсем иное кино. Сегодня так уже никто не снимает. Я запрограммировал свой видеомагнитофон на все серии вперед. Он запишет, даже если я посмотреть не смогу.

 

 

 

- Не думаю, что это именно то, чего хотел Бондарчук. Сергей Федорович - грандиозная личность, и никто не может знать, как в его представлении все должно было получиться. Я бы сказал, что это вариации на тему фильма Бондарчука... К тому же в картину попал далеко не весь материал, я же вижу. Еще когда участвовал в озвучании, понял, что кое-что пропало. Такое ощущение, что некоторые сцены смонтированы из эпизодов. Набирали картину из лоскутов...

 

 

- Да. В это же время Краснопольский звал меня сниматься в картине о Ермаке, но я принял приглашение Бондарчука. Сергей Федорович купался в материале, он завораживал своим знанием актеров. И всегда знал, чего хочет. Я готовился серьезно: читал роман, погружался в него. А параллельно с Сергеем Федоровичем мы, так сказать, насыщали роль: много раз встречались и говорили, говорили, говорили... О характере Петра, об атмосфере того времени, о неспокойных 90-х годах... Фильм-то начали снимать еще в 1991-м, когда Советский Союз был, а закончили, когда Союза уже не было. Бондарчук очень остро переживал это время. Но когда началась работа над фильмом, он ушел с головой в работу. Ведь были задействованы колоссальные финансовые и человеческие ресурсы.

 

 

 

- В какой-то степени языком я, конечно, владел. Ведь бывал за границей, приходилось с людьми общаться. А на съемках «Тихого Дона» довел свой английский практически до совершенства. Но свою первую сцену я, можно сказать, завалил. После команды «Мотор!» забыл все слова! Мюррей Абрахам надо мной подсмеивался, но я не обижался. «Если бы ты играл на русском, я бы тоже смеялся», - отвечал ему. Кстати, именно с Мюрреем мне приятнее всего было работать.

 

 

- И водку, и коньяк, и вино - все употребляли. Отец Абрахама, например, православный сириец, а мать - итальянка. Мы с ним даже в церковь в Вешках ходили, Рождество вместе отмечали. Он все хотел «Левшу» Лескова поставить. И, как мне недавно наши общие знакомые передали, все-таки поставил.

 

 

- Языком я и по ночам самостоятельно занимался, и с консультантом. И на кассете роль была надиктована.

 

 

 

- Снимали в 35-градусный мороз. Я стоял босиком на снегу. В перерывах на меня, конечно, накидывали тулуп и давали валенки.

 

Видимо, от мороза у итальянского пиротехника «отказали» мозги: пистон, который должен был взорваться на теле и имитировать ранение и кровь, он вставил наоборот. В итоге пистон разорвался прямо мне в сосок. Это была несусветная боль! Под одеждой сразу образовалась огромная гематома, такое черное пятно. Но мы продолжили съемку. В следующий раз пиротехник зарядил пистон уже нормально. Но сцена все равно давалась очень тяжело. Все иностранные актеры сбежались посмотреть: выживет актер или помрет. А как все сняли, завели меня в теплую избу, растерли водкой. Сергей Федорович пришел поблагодарить за то, что выдержал. Мы с ним тогда по стакану водки подняли. Хотя я-то сцену уже отыграл, а ему вроде как нельзя было - работа продолжалась.

 

Я бутылку водки потом еще выпил. Удивительно, что не заболел на морозе. Наверное, был тот же эффект, что и на войне: люди не болеют, потому что организм находится в крайней степени напряжения. А адреналина у меня в тот момент хватило бы на десятерых. Я считаю, что эта сцена - моя удача в «Тихом Доне».

 

 

- Дублей всегда надо столько, сколько надо. У меня, например, третий дубль получается. Это неправильно, когда пленка дороже, чем артисты. Бондарчук на пленке не экономил.

 

 

 

 

 

«Тихий Дон», как известно, снимался на английском. Те, кто готовил его к эфиру в России, должны были сделать русский дубляж. Понятное дело, Гостюхин, Алена Бондарчук и большинство других русских артистов дублировали себя сами. А вот главных героев озвучили Максим Суханов (Григорий) и Марина Зудина (Аксинья).

- Дублировать роль было трудно, - вспоминает Марина. - Ведь приходилось произносить не просто русский литературный текст, а классические диалоги Шолохова. Еще одна проблема - ритм английской речи не совпадает с построением русской фразы. Приходилось как-то подстраиваться, и от этого, возможно, страдала эмоциональность. Еще одна трудность - рядом не было режиссера фильма, только режиссер дубляжа, пусть даже очень профессиональный.

- Режиссер объяснил нам задачу и строго следил, чтобы мы произносили мягкое «т» - «идуть» и характерное «г» - «Хрихорий». Мы говор не утрировали, но обойтись без него не могли. Чистая русская речь в «Тихом Доне» явно была бы неуместна!

- Для меня важна была чувственная сторона, поэтому на казусы я не смотрела - моей задачей было играть отношения Аксиньи и Григория. Но знаю, например, что Сергей Федорович был против того, чтобы Аксинья, замужняя казачка, ходила по хутору с распущенными волосами. В те времена такое было невозможно! Но режиссер ничего не мог, видимо, поделать - трудно было убедить актрису-француженку повязать голову платком... Вообще Бондарчук был в тяжелой ситуации - он снимал «продюсерское» кино, и ему, видимо, трудно было приспособиться.

Я старалась полюбить героиню, которую я озвучиваю. Неблагодарное это дело - искать недочеты, вместо того чтобы прожить роль самой и постараться «обрусить» французскую Аксинью!

- Для меня Бондарчук - фигура, а его фильмы - веха. Мне важно было помочь сделать его фильм близким и понятным нам всем... А на фильме Герасимова я выросла. Но он снимал ленту в 1958 году, а с тех пор поменялись ритмы, манера актерской игры, роли трактуются по-другому, и новое поколение по-другому воспринимает кино. Глебов в зрелом возрасте в общем не годился на молодого Григория - такой выбор Герасимова тоже был явным упущением. А ведь теперь мы готовы канонизировать те образы прошлого поколения!

Вот знаете, что я заметила: в старом «Тихом Доне» в любовных сценах было гораздо больше чувственности и эротики. Даже взгляды Быстрицкой и Глебова были гораздо сексуальнее, чем любовные пассажи Эверетта и Дельфин Форест. Француженка явно отдувалась за двоих, но страсти все равно было маловато. А вот поцелуй Григория с Петром - это было пикантно. (Смеется.) Мне, наверное, было гораздо легче дублировать свою героиню, чем Максиму Суханову рафинированного Руперта Эверетта. Ему пришлось постараться, чтобы компенсировать недостаток мужественности английского Гришки Мелехова!

 

 

 

 

Фильм Сергея Бондарчука вызывает множество споров. Вот мы и решили поинтересоваться мнением о новом «Тихом Доне» у родственников автора произведения: насколько точно режиссер в своей картине и героях передал дух и страсть казачьего края?

 

- Сериал принципиально не смотрю. Не хочу расстраиваться, в моем возрасте это очень вредно для здоровья, - говорит 80-летняя дочь Михаила Шолохова Светлана. - Первую серию насилу досмотрела до половины и выключила телевизор. Не выдержала. Ну что это за полудохлый Григорий и цыганка какая-то Аксинья? Это «клюква» для Запада, а не кино для русских. Хотя уважаю Сергея Бондарчука и его сына. Они провели большую работу.