Это была пресная телевизионная острота эпохи развитого социализма: «Всем книгам на свете он предпочитал сберегательную».
Юморист, косивший под сатирика, так бичевал пережитки прошлого. Критикуемое время переполняли свинорылые мещане, скупые и глупые, готовые пахать в три смены, лишь бы напихать побольше денег в кубышку… Накопительство - порок! Каждому - понемногу благ, но непременно поровну!
Хотя история помнит: революционная простота накрылась медным тазом нэпа. Законы экономики, подобно законам природы, грозили гибелью тем, кто не желал их признавать. И в 1922 году Совет Народных Комиссаров возобновил при Госбанке СССР систему сберкасс, процветавшую при царизме. Номер прошел на ура. Народ еще не успел забыть выгоды отношений с банками в виде процентов. Держава получала из простодушных кошельков средства, которые смело закладывала в госбюджет и финансировала народное же хозяйство. Но вслух на «одной шестой части суши» следовало отзываться с иронией о владельцах пухлых сберкнижек. Ишь, в богачи прутся! Хотя именно эти граждане своими трудовыми доходами, доверенными стране, и держали ее на плаву. Пока СССР не пришел конец. И конец надеждам - собрать на «Москвич», на отпуск в Сочи, на кооператив…
Кстати, вряд ли украинские олигархи, вызывающие у общества сложный комплекс чувств негодования и зависти, хранили свой стартовый капитал на серой книжечке в сберкассе. И ни разу я не встречала нищего экс-партаппаратчика или бывшего советского чиновника, а также их потомство. Они оказались умней, поскольку знали обманную изнанку государственных обещаний.
Не без юмора замечу, что и моя личная сберкнижка не требует нынче от хозяйки никаких действий. Деньги я тратила, о «черных днях» не думала - ну и не получила их. А вот покойные родители заботились обо мне и внуке… Старые записи в графе «приход» - малые, но регулярные, с учительских зарплат, - рвут душу яростью. Маме и папе пришлось бы сейчас переживать еще унижение очередями, регистрациями, уравниловкой? А то и благодарить новую власть за заботу?
Пусть правительство не тревожится. Я за «наследством» не пойду. И точно знаю, что не позволю ни одной государственной машине сделать меня своим послушным винтиком.