Закончился рабочий день, коллеги планировали завтрашний, о чем-то спорили. А я смотрела на улицу и понимала, что не буду спать четвертую ночь. С Луганском неделю не было связи. Никакой. Только новости из зоны АТО. Бомбят, бомбят, бомбят.
Вдруг звонок с незнакомого номера и родной голос: "Аня, я в Сватово". "Мамочка", - единственное, что смогла выдавить из себя.
Мама потерялась на пять дней, когда в Луганске бесповоротно пропала телефонная связь. Я звонила на все номера родителей, соседей, друзей - а в ответ только "пи-пи-пи". Гнала прочь мысли о ракетах и бомбах и расчетливо прикидывала, на сколько дней ей хватит лекарств от давления и диабета, без которых не прожить. Пять, четыре, три дня. В глазах темнело и до тошноты.
За это время я нашла карты бомбежек, изучила тропы к бомбоубежищам и договорилась с водителем отвести меня под Луганск - к войскам армии. А от них я уже разработала маршрут, как пешком идти за родителями. Узнала, что "ВКонтакте" народ ведет перекличку. Кто дозвонился своим в город с "большой земли", описывает обстановку. Сухо и по делу. Поначалу это сильно выручало, а в последнюю неделю перекличка превратилась в общий стон. Все писали "люди, родненькие, что на Гаевого, Степном, Южном, Камброде?" Пропали бабушки, дедушки, мамы, папы, братья и сестры. И лишь вопросы и ни одного ответа.
Раньше я так злилась, когда родня дергала по телефону. А теперь пялюсь в темный экран мобильника и жду. "Хоть бы букву написал кто-то. Пусть разговор будет десять секунд, пусть скажут "алло" и связь разорвется. Ну, хоть что-то, Гос-по-ди". И так живут все, у кого родные остались в забытой Богом зоне АТО.
Я не знаю, что с моими подругами, их детьми, моими братьями, сестрами, их семьями, моими одноклассниками и сокурсниками. Большинство из них разъехались до самых худших дней и значит живы.
Мама отказывалась уезжать из Луганска до последнего. И уехала только из-за отсутствия лекарств. Почему она так долго там сидела и почему другие остаются? Думаю, что многие "взрослые дети" вроде меня задают такой же вопрос своим родителям.
Я знаю, что большинство оставшихся - из частного сектора. Люди не хотят бросать дома. Не разбомбят, так ограбят. А всю жизнь копил, строил, ухаживал. К дому прикипаешь, он становится еще одним ребенком в семье. Его не можешь бросить даже под угрозой смерти. Поэтому, пожалуйста, не осуждайте и не критикуйте. Пока есть хоть немого сил, сидишь в подвале и терпишь бомбежки. А потом ползешь по гуманитарному коридору.
За неделю через него из Луганска вышли две тысячи человек. Это так мало - значит еще где-то 100 тысяч остались в городе. Среди них мой отец и родной брат, но как хорошо, что мама уже едет ко мне.
После ее звонка долго рыдала. А когда успокоилась, пришел такой же, как и я, луганчанин Руслан Меженский. Он ничего не сказал, а только вдумчиво посмотрел. Он разделил мою боль и понял ее, а ведь многие не понимают.