Остатки лета

Для меня приход осени - это время, когда в палисадниках появляется буйство цветов с названьем золотой шар и когда дикие груши за оградой стадиона «Динамо» в Москве начинают осыпаться на тротуар и хрустят под ногами прохожих

Для меня приход осени - это время, когда в палисадниках появляется буйство цветов с названьем золотой шар и когда дикие груши за оградой стадиона «Динамо» в Москве начинают осыпаться на тротуар и хрустят под ногами прохожих.

Лето прошло, но какая радость в сентябре видеть остатки его! Дни прохладны. Но тихо. И видишь вдруг в лесу на поляне солнечный мир: шмелей, после холодной ночи оживающих на цветах, и стрекоз, как на печке, греющихся на тёплых железных перилах мостка. Лето словно бы пряталось где-то в кустах и вдруг явилось проститься. Тихо попискивают синицы, сойка, услышав шаги человека, роняет с испугу несённый в кладовку жёлудь. А отважный, неунывающий поползень вниз головой бегает по стволу ясеня - прячет на зиму в щели коры козявок и лесные орехи.


У огорода.

У деревни Зимёнки по давней привычке сажусь на скамейку со знакомой старушкой. Она, кивнув, с ходу начинает порицать август: «Непутёвый был месяц. Погляди, как всё высушил...» На лугу обгорелыми факелами торчат кусты конского щавеля, трава топорщится жёлтой щетиной. «Воды не стало в колодце», - жалуется Ефросинья Семёновна. Я поддакиваю. «Всегда говорил: август благословенный, а в этом году говорю: август неистовый. Такого отродясь не было». Но собеседница вдруг говорит: «А кому-то жара на пользу. Вон, погляди-ка на яблоки - такого урожая не помню». Семёновна ведёт меня под навес, где ссыпана гора антоновки: «Ну что с ними делать? Говорю соседке: бери. Не берёт, свои деть некуда».

Но сады уже опустели. Белая коза ищет в космах жёлтой травы и хрумкает скособоченным ртом твёрдые яблочки. Рассказываю бабке, как в детстве в осенних садах мы, вроде этой козы, прилежно искали и находили либо на ветках, либо в траве «спрятавшиеся» яблоки и лежалые коричневые груши. Они, умытые холодной росой, казались более вкусными, чем те, что лежали в амбарах. «Да, да, - радостно соглашается Семёновна, - и у нас под Рязанью так было...»


В погожий день.

Молчим, пригревшись на солнышке. Семёновна вдруг спохватывается: «А вон ещё погляди, что сделал август!» У забора живописная куча тыкв - жёлтые, белые, ярко-оранжевые. Любознательная коза подходит и, как будто увидев всё это впервые, вместе с нами разглядывает наследие жаркого лета, пытается даже крайнюю тыкву поскоблить зубом, но потом всё-таки удаляется снова на поиск яблок.

У пустующего дома соседей Семёновны угол рубленого амбара украшен плетью мелких зрелых томатов. «Обыкновенно под плёнкою вызревают, а в этот раз прямо на грядке краснели».

Под окном у соседей уже потрёпанная осенью клумба. Цветы на ней срезаны, увезены в город. Остатком лета белеют астры. Им начальные холода осени не страшны - гордо держат на крепких стеблях нарядную белизну. Умиляет дикий цветок ромашки, с опозданием дотянувшийся к свету из темноты брошенной старой баньки. Маленьким солнышком смотрит стойкий цветок из окошка. Ромашка и в других местах расцветает иногда в сентябре. А тут на тоненьком стебле цветок выглядит посланцем ушедшего лета.


Поздний цветок и мухоморы вблизи воды.

В заключение разговора Семёновна уходит в сени и появляется с круглой корзиной, полной лесных орехов. «Небывалый урожай в этом году. Возьми в карман на дорогу...»

В лесу то и дело находишь «остатки лета». Грибов почти не было. Лишь жёлтые брызги лисичек, высохших до состояния надёжного пороха, напоминают: грибы тепло любят, но влажное. Вблизи лесного заросшего бочага спаслась от жары семья мухоморов. Ярко-красные шапочки предупреждают: «Мы ядовиты!» Но ползают по грибам какие-то мухи, и даже мохнатый червячок то ли греется, то ли захотел пообедать на шапке гриба.

У воды зеленеют осока, рогоз, кусты ольшаника и верба, у которой листву, похожую на маленьких рыбок, морозы заставят осыпаться, не желтея. Наперекор всем порядкам в природе смело цветёт шиповник, заставляя предположить: вблизи бочага стояла когда-то лесная сторожка.


На пользу жара была тыквам.

В сентябре убавился птичий мир. Без суеты, тихо и незаметно уже давно улетели к теплу иволги и кукушки, посидев стаями на проводах, улетели и ласточки. Скворцы ещё тут. У Семёновны над дуплянкой нашей беседе вторил негромкой песней скворец. Это было прощание с летом - пение не азартное, как весной, а как тихое воспоминанье. А дрозды никуда не спешили - с беззаботным щебетом обирали рябину.

День очень заметно убавился, и непрерывно на пять минут в сутки становится длиннее ночь. При хорошей погоде кажется, что звёзды опустились ниже к земле и светят ярче. Луна тоже стала заметней, и ночью на фоне неё в бинокль иногда можно увидеть силуэты пролетающих птиц.

С малыми промежутками от времени листопада услышишь вдруг грустные посвисты снегирей и «свирканье» свиристелей. Это гонцы уже идущей с северных далей зимы.