Евгений Евтушенко: "Если бы Пушкин воскрес, его могли убить заточками"

Первое интервью после тяжелой операции известный поэт дал "Комсомолке".

Фото: Евгения ГУСЕВА.

Евгению Евтушенко - с 1991 года он живет в США, преподает в университете города Талса (штат Оклахома) - недавно была сделана операция - ему ампутировали правую ногу ниже колена. Дозвониться до поэта было непросто: его мобильный телефон уже много недель выключен. "Комсомолке" помогла жена классика Мария. И вот в трубке слышу бодрый, такой знакомый голос... Мы беседовали, когда в Москве была ночь, а в Талсе - день. 
 
"Чего вы народ пугаете? Было несколько операций..."
 
- ...Здравствуйте, Евгений Александрович!
 
- Чего вы народ пугаете?
 
- Так читатели же волнуются: как чувствует себя поэт Евтушенко после операции?
 
- Короче говоря, у меня их было несколько, Саша. Так что я даже не знаю, как я себя чувствую. Но во всяком случае… Я на врачей бочки не качу. Они сделали все. Понимаете, после предыдущих операций они меня предупреждали, что не нужно ездить далеко. Мало ли что? И так далее… Может инфекция попасть. Но я почувствовал себя выздоравливающим. И врачей не послушался. То, о чем они предупреждали, случилось. Короче говоря, сделали и эту операцию… Ее нужно было сделать. Ничего страшного нет. Это не самое страшное.
 
А вот человеческая жизнь… Потеря жизни. У нас нет большей драгоценности, чем эта. Вот. 
 
- Вам рано думать об этом.
 
- Нет! Не рано. Просто невозможно! Потому что у меня очень много дела. Дел! Много очень ненаписанного, несказанного. И много того, что я знаю. И не знает никто.
 
- Это точно. 
 
- Так уж моя жизнь сложилась... И потом - я здесь не бездельничаю...
 
"Комсомолка" напечатала меня первой - еще в 1948-м!"
 
-Что сейчас пишете?
 
- Роман. Половина уже написана. Сейчас у него условное название. Может, так и оставлю - "Город желтого дьявола". Из Горького, если вы помните. Но это роман не об Америке. А о чем? Он будет как бы в двух действиях идти - параллельно. Первое действие - мои приключения в 1941-м, когда с одной девочкой мы решили бежать на фронт сражаться с гитлеровцами, когда они подошли к Москве. И второе действие - 1961 год, когда я впервые поехал в США. То, что мне казалось когда-то совершенно непредставимым. У нашего поколения был украден этот кусочек жизни, это был как бы другой земной шар.
 
- А стихи сейчас рождаются, пишутся?
 
- Конечно. Я пишу и стихи. 
 
- А можете что-то почитать? 
 
- Я столько сейчас пишу... А стихи как-нибудь прочитаю. И пришлю даже вам их, чтобы опубликовали. Не забуду.
 
Кстати, "Комсомолка" напечатала меня первой - еще в 1948-м! Правда, в обзоре... писем трудящихся - был тогда такой жанр. Мне было 16 лет, я послал в редакцию свои стихи - дали аж две строчки! Так что "Комсомолке" я благодарен. Поэтому и первое большое интервью после операции - вам!
 
- А о чем стихи-то были?
 
- А вот о чем - не помню...    
 
"Если бы Пушкин воскрес, он мог быть убит заточками"
 
- У нас всегда происходила борьба так называемых западников и славянофилов. И на это уходило очень много времени. Если сейчас мы посмотрим на всякие политические дрязги, которые продолжаются, - они все по этому поводу. Грубо говоря.
 
Идеал здесь - Пушкин, который впитал все лучшее из западной культуры, был необычайно образованным человеком. И, кстати, даже написал пророческую статью о расизме в США. Тогда! Он же был, называя советским языком, невыездной. Он был одновременно и славянофилом, и западником, если говорить грубо. Это нормальное и здоровое слияние. У Пушкина была всемирная отзывчивость. А у нас - нет. Это наша болезнь.
 
Посмотрите, что делается в интернете! В июле 2005-го в Лондоне взорвали метро. И погибли совершенно невинные люди. И тогда "Эхо Москвы" проводило опрос радиослушателей. Чаще всего они произносили злорадное: "Так им и надо!" Я ужаснулся просто!  Написал об этом стихи...
 
...Наш доморощенный 
сталинский Рим
вычеркнул слово "пощада",
тыча в арену пальцем 
кривым:
"Так им и надо! Так им 
и надо!"
...И не накажут ли 
муками ада 
нас за постыдное - "Так им и надо!"?
 
Понимаете, в советское время я был воспитан на том, когда передавали из рук в руки негритеночка маленького… 
 
- Кинофильм "Цирк".
 
- Да. И когда весь народ в зале вставал. Вы знаете, что этот мальчик - Паттерсон - стал поэтом?
 
- Да. Мы писали об этом.  
 
- И вдруг я его встречаю… Я узнаю, что он уехал в Америку. И я его спрашиваю: "Скажи мне, что с тобой случилось? Почему ты уехал?" Он говорит: "Знаете, Женя, стало совсем невозможно. Меня никогда не оскорбляли в детстве! А сейчас, когда я уже седой, стали оскорблять за цвет кожи".
 
Понимаете, а если бы Пушкин сейчас вышел… Воскрес и вышел из своего домика на Мойке, то он мог быть бы вполне убит заточками.
 
- Да ладно...
 
- Как убили знаменитого кубинского сворачивателя сигар. Он приехал в Санкт-Петербург показывать просто, как это делается. Это уже почти потерянное искусство. Он выбежал из ресторана, который его пригласил и делал его шоу, потому что за окном начал падать снег. Он никогда не видел снега. И вышел, чтобы зачерпнуть и попробовать его на вкус. И в это время шла шпана какая-то, вооруженная заточками. И его на месте убили. Это происходило в городе, где стоит памятник Мандельштаму… И есть там много любителей поэзии.
 
- А вас когда ждать на родине? 
 
- Когда поправлюсь и начну ходить, не хромая, без палочки… И я хочу совершить огромное путешествие вместе с антологией, с собственными стихами от Калининграда до Чукотки... 
"Что такое сердце поэта? Это кусочек территории собственной страны". Евгений Евтушенко в Москве. 2005 г. Фото: Анатолий ЖДАНОВ.
 
САМОЕ НОВОЕ 
 
Через несколько дней после наших ночных разговоров Евгений Евтушенко, как и обещал, прислал по электронной почте это стихотворение с припиской: "Самое новое". И с таким вот замечанием: "Прошу редакцию сохранить разбивку лесенкой, как в оригинале, а не подбивать строчку под строчку". Что мы и сделали. 
 
ПОЧТИ СКАЗКА 
 
Посв. Вене Смехову.
 
Когда, скажи, мой друг старинный Веня,
мы полного достигнем откровенья
о том, что мы воспитаны страной,
где даже Пушкин был невыездной?
 
Опальная "Таганка" гастролировала
в Париже, обалдевшем в первый раз.
Любимов выглядел мятежным Кастро,
Лиром,
а 
был Джабраильчик мини-дикобраз.
Он самый крошечный актер был в труппе,
а вот читатель самый был большой,
всегда приберегаемый на трюки,
да с необерегаемой душой.
А я хозяйку кабаре "Распутин"
К ним пригласил на горьковскую "Мать".
Мадам шепнула мне: "Я вся распугана.
Вдруг они здесь начнут Париж ломать?
Но это говорит капиталистка.
А мне, девчонке, росшей на бобах,
признаюсь я, до чертиков все близко -
и крик "Долой!",
и все эти ба-бах!"
Понравилось мне странное словцо
"распугана" из уст миллионерши,
и даже что-то захотелось нежно
шепнуть в ее девчоночье лицо.
Она такою стала на мгновенье -
удачливая дочь своей беды,
а мать и сестры все погибли, Веня,
там, в медных рудниках Караганды.
Любимов интервью давал на сцене
из "Франс-суар" какому-то хлыщу
и на вопросец:
"Что ж вас Кремль не ценит?" -
ответил:
"А я добрый.
Я прощу".
Когда театр вернулся в "Шереметьево",
произошел с "Таганкой" зверский шмон.
Все странность Джабраильчика заметили -
вцепившись в книгу,
вчитывался он.
Он двигался,
немножко заторможенно,
как будто кто-то за руку ведет,
но честно -
прямо в сторону таможенников,
не пряча жгущий руки переплет.
Да, было чем таможне поживиться
и сразу дистанцировался "пипл"
от букв на переплете "Солженицын
Архипелаг Гулаг"
"Вот, дурень, - влип!"
"Простите,
а откуда эта книжица?" -
заметив, что к нему опасность движется,
таможенник спросил, чуть побледнев.
"Подбросили!" -
вмиг выразила гнев
небритая мордашка Джабраильчика,
похожая на ангельское личико.
"Сдаю вам под расписочку,
печать.
Ведь надо же врагов нам изучать!"
 
Победно улыбаясь, Джабраильчик
таможенника хлопнул по плечу:
"Жаль, там осталось несколько страничек,
Когда все разрешат, я и дочту..."
 
Жаль, потерял наш Александр Исаевич
момент из жизни книги потрясающий.
А что Любимов?
Наплевав на "кочетовость"*,
повесил он приказ, что за находчивость
полставкой Джабраильчик награжден.
Такой была "Таганка" тех времен.
 
В "Таганку" мы с тобой вернулись, Веня,
Срастаются разорванные звенья,
Пророком оказался Джабраильчик,
о том, что "Выйдет Все", предупредильчик.
Само искусство выжить вам велело.
В нас навсегда Володя и Валера,
Все те актеры, кто себя не спас,
опять играют все спектакли в нас.
В нас - в зрителях - "Таганка" не распалась,
как на лоскутья не распался парус,
который и в погоде никакой
сам-
буря.
И находит в том покой.
 
Р. S. А Вы, хотя Вас и не переспоришь, вернулись бы в театр, Юрий Петрович.
 
Евгений Евтушенко. Сентябрь, 2013 г.