- В Театре на Таганке сегодня пройдет вечер памяти Валерия Сергеевича. Был бы он жив, как бы отметил день рождения?
- Скорее всего, обошлись бы без отмечаний. Валера, наверное, работал бы весь день. Он видел в работе смысл и вообще все счастье жизни. Свадьбы, крестины, отмечание дней рождения - это все не о Валере. Если юбилей, то тут уж, конечно, Валера отвертеться не мог и отмечал пару раз в театре. Вечер и небольшие посиделки. Все скромно. И без славословий.
- Вот и мне кажется, что он всякому застолью предпочел бы свою йоговскую гимнастику - стоя на голове. Почему, кстати, он так много значения придавал этим упражнениям? Теперь говорят, что это могло повредить, спровоцировав опухоль.
- Могло или не могло, никто знать не может. А Валера делал эту гимнастику всю жизнь и верил в ее благотворный эффект. Он надеялся, что упорные занятия здорово отодвинут неизбежный финал. Даже если это был эффект плацебо, ну и что же. К тому же Валере нужно было держать себя в форме, и гимнастика - первое средство. Он же актер - и считал себя обязанным все время хорошо выглядеть, следить за своим весом. Он говорил так: "А вдруг надо будет играть какого-нибудь революционера или патриота? А я себе толстый живот наем? Толстый патриот - это же нонсенс!" Он измерял себя брюками. У него были эталонные - с 65-го года, те, что он надевал на спектакль "Десять дней, которые потрясли мир". И носил один и тот же размер всю жизнь - в 70 лет сохранял те же габариты, что и в тридцать с небольшим. Чуть эталонные брюки становились тесноваты - все, жесткие ограничения в еде!
- Он боялся возраста?
- Да, конечно! Этого боятся все, и тем более актеры - люди тщеславные. Для них возраст - трагедия. Как это артисту стареть - это же ужасно! А Валера был артистичен до мозга костей.
|
- А какие поздравления и подарки он больше всего любил?
- С подарками у нас всегда была проблема - они были часто идиотскими, и Валера очень стеснялся как-то выказать свое отношение. Он старался дать понять, что ему все очень нравится, чтобы никто не заподозрил, что он не знает, куда их девать. Он рассовывал их по даче и по дому. Валеру очень смущало и огорчало, когда было очевидно, что подарок дарят, чтобы отдариться. "Ни уму ни сердцу", - говорил. Валера был очень щепетильный и деликатный - никогда не выбрасывал подаренное. Но настроение портилось, если он чувствовал неискренность. А от того, что подарено с любовью, у него светились глаза.
Была у нас одна ваза несуразная. Подаренная. Они с Валерой стали врагами. Валерий ее без конца задевал - случайно, конечно. Но ваза была стойкая и биться отказывалась. По-моему, они уже ненавидели друг друга, но Валера настолько с ней сроднился, что если бы ваза разбилась, он бы горевал. Вот эта ваза его пережила. На эту вечную кучу подарков злилась, конечно, я, а не он. Это же мне надо было придумывать, куда все убрать и поставить. А Валера был выше быта.
- Может, он сам что-то заказывал на день рождения, как это делают практичные люди?
- Нет-нет! Никогда в жизни такого не было. Он совсем другой человек.
- Тамара, а вы-то как?
- А что я? Была женой Золотухина. Теперь вдова. Какое я имею значение? Он замечательный актер и хороший человек, а я... обо мне вспоминают только в связи с ним. Об Ире Линдт будут говорить больше - она и сама актриса, и о Валере охотнее рассказывает. Мне плохо без него. И с каждым днем все хуже. Во всех смыслах - и в духовном, и в физическом, и в материальном. Я не знаю, что будет дальше со мной.
- А наследство, может, осталось?
- Мне - нет. Он содержал две семьи - Линдт с сыном Ваней и старшего сына Дениса с шестью внуками. Так что все, что Валера зарабатывал, уходило на содержание этих двух семей.
- А друзья Золотухина вас поддерживают?
- Ну какие друзья? Они исчезли. И этого следовало ожидать. Все друзья известного человека после его смерти в большинстве своем испаряются. Сначала говорят какие-то слова, потом эти слова становятся фальшивыми, а потом все прекращается. Буквально на третий день.
Я не верю ни во что. Не знаю, как жить, я теперь совсем одна. Работать я не могу, я больной человек, да и куда я пойду? Есть, правда, надежда, что, может, в Театр на Таганке, которому Валера отдал всего себя, меня возьмут. Там я буду к нему поближе.