Мустанги

Возможно, не всем известно, что мустанг - всего лишь обычная одичавшая лошадь. К давней свободе, когда не надо было держать на хребте седока или ходить в упряжке, возвращаются лошади очень быстро.  

 

Америка - родина лошадей. Отсюда по перешейку, соединявшему некогда Азию и Америку, они перешли и широко расселились в степных районах Земли. У себя же на родине в ледниковый период лошади вымерли. До времен Колумба континент был полностью безлошадным. Лошадей на эту землю по деревянным трапам с деревянных каравелл свели конкистадоры. Лошадь помогала европейцам покорить новую землю и все, что на ней обитало. Ацтеки, увидев всадников, посчитали, что человек и лошадь - это одно странное беспощадное существо. Индейцы других племен быстро поняли, что лошадь может служить им так же, как и пришельцам. Они стали превосходными всадниками, даже более ловкими, нежели бледнолицые. 

 

Лошади между тем норовили уйти из-под седел и бледнолицых, и краснокожих. Отбиться от рук и скрыться было очень легко, земля для лошадей как будто и была предназначена - на тысячи миль безлюдные вольные степи. Лошадь вернулась на давнюю родину и нашла свое место среди оленей, бизонов, степных птиц и волков. Человек тоже тут расселялся. Объездить мустанга, вернуть лошадь в послушный табун была высшая аттестация для ковбоя. А поскольку профессия эта слабых людей не терпела, редкий пастух не мог похвастать укрощенным мустангом.

 

Табуны дикарей, в свою очередь, похищали у пастухов покорных и преданных лошадей. Чуть отбилась кобыла, табун ее диких подруг призывно ржал, и древний инстинкт свободы брал верх… Такая игра с человеком продолжалась лет триста - четыреста. Романтическая дикая лошадь стала частью американской истории. Сегодня газеты, касаясь судьбы мустангов, снабжают статьи ироническими или сердитыми заголовками: "Слишком они свободны…", "Прекратить бойню!", "Мы теряем страницу нашей истории". На специальной карте только пустыни помечены значком присутствия там мустангов.

 

Ловелл - местечко в северной части Вайоминга. Оно лежит в разрыве подковы высоких гор. За ночь мы одолели хребет и днем в кафе с названием "Дикая лошадь" ждали проводников.

 

"ВЫ ИХ узнаете сразу. Зайдут два ковбоя - пояса, шляпы, джинсы, сапоги с высокими каблуками…" Мы сидим лицом к двери, готовые в каждый момент подняться. 

 

Наконец-то… Это, ясно, они. Пояса, джинсы, шляпы, высокие каблуки… Здороваемся… 

 

Да, оба они, и Вилли Питерсон, и Джин Нан, имеют отношение к мустангам. Раньше ловили - "улучшить породу своих лошадей", теперь охраняют мустангов. ("Конгресс принял закон: охранять!") Тут, в диких местах, не вся земля частная. 70 тысяч гектаров неудобных, бесплодных земель принадлежат государству. Вилли Питерсон - управляющий этих земель, Джин Нан ему помогает.

Мустангам землю тут отвели потому, что только они способны на ней прокормиться.

 

- Их примерно сто пятьдесят…

 

- Иногда я думаю: не воздухом ли они питаются там, в горах?..

 

О мустангах эти два человека знают много, и не только по нынешней службе.

 

Судьба мустангов чем-то напоминает судьбу индейцев. И тех и других истребляли и теснили вглубь территории. Когда и до новых земель доходила колючая проволока собственности, мустангов и индейцев теснили дальше. Лошадей могла сохранить только выносливость. С травянистых степей остатки их скрылись в гористых пустынях и поразительно приспособились к жизни. 

 

Но их находили и тут. Убийство мустангов называлось "спортивной охотой". Доконало их промышленное убийство. Уже не на лошади, а на крепком фордовском вездеходе мчались за табуном стрелки. Иногда на лошадь бросали лассо с привязанной на конце шиной. Можно представить отчаянный бег мустанга с таким "автоматом преследования". Лошадь в конце концов падала. Ее тащили на грузовик, добычу доставляли на живодерню. По шести центов за фунт (на консервы для кошек, овчарок и пуделей) продавалась былая романтика.  

 

Когда мустанги поняли, что их спасение только в горах, охотники стали применять самолеты. Оснащенный сиреной или просто связкой жестяных банок под крыльями, самолет сгонял лошадей на равнину. А в засаде был все тот же фордовский грузовик, все те же веревки с не знающей устали шиной.  

 

После минувшей войны каждый год их ловили примерно 100 тысяч. Владелец частного самолета в Неваде, некий Честер Утер по прозвищу Чаг, признается: "За четырнадцать лет охоты я поймал 40 тысяч мустангов. Я делал аукцион. Хочешь - купи на мясо, хочешь - держи на ранчо, а хочешь - отвези, выпусти. Находились сентиментальные, выпускали".  

 

Газеты писали о добром старике Роберте Брислоу (прозвище - Вайомингский козленок). Жалея мустангов, старик открыл для них загородки своего ранчо. Вид человека внушал им панический страх, но к старику они доверчиво подходили и "брали овес из шляпы". 80-летний Вайомингский козленок давал гонимым приют, передышку. На большее сил у него не нашлось.

 

НЕ ТАКОЙ оказалась Вильма Джонсон - Дикая лошадь Анна (без прозвищ американцы не могут!). Увидев однажды ручеек крови, 60-летняя жительница Рино пожелала узнать: что же такое везет грузовик? Она-то и рассказала американцам, какие консервы покупают они собакам и кошкам. О мустангах заговорили как о "части американской истории". "Мустангов под охрану закона!" Напор был сильным, и конгресс принял закон, запретивший охоту на лошадей. 

 

Тут, в Ловелле, еще до принятия закона на "мирские деньги" был учрежден некий приют для мустангов - ранчо "Дикая лошадь". Вилли Питерсон и Джин Нан следят на нем за порядком…

 

- Хотите увидеть… - Вилли Питерсон смотрит на нашу обувку. - Это в горах. Есть змеи. Много колючек. И к тому же это ведь дело везения… Согласны?.. О’кей!

 

Едем небыстро. Холмы да дороги местами разрыты. Красная осыпь скрывает гребни, где может мелькнуть силуэт жеребца.  

 

Но мы их увидели!.. Увидели жеребца. На красном глинистом гребне он стоял в позе чуткого стража. 

Издалека делаем несколько снимков и разделяемся. Двое с машиной занимают высокую точку - приковать внимание жеребца. Его можно как следует рассмотреть метров с двухсот. А вон и те, кого он так бережет. Внизу, на полоске зеленой травы, у подножия холмов, пасутся лошади. Одну из них сосет жеребенок. Обычные лошади. Мирно щиплют траву, и кажется странным, что надо подбираться к ним осторожно. 

 

Поднимись сейчас над кустом - жеребец подаст им сигнал. Вольная дикость сквозит в этой темной фигуре. Полчаса на одном месте, не поменял позы, кажется, не переступил даже. Как изваяние!

 

Кобылицы и жеребенок внизу пасутся. Замечаешь теперь: нет в них спокойствия привычных тебе лошадей. То и дело поднимают от травы головы, слушают. Жеребец пока не считает нужным их потревожить - фигура стоящего на холме Джина загадочная, но неопасна как будто…

 

ПОСМОТРИМ теперь, что будет. Подъем во весь рост, взмах рукой Джину - "двигайся вдоль каньона!". Жеребец сразу увидел опасность, и очень большую. Громкое ржание! Там, внизу, встрепенулись, заметили Джина, с оглядкой, медленно двинулись по лощине. И только теперь, на ходу, поняли, что есть опасность и более близкая. Жеребец не покинул холма. Ржание почти беспрерывное и притопывание на месте заставили кобылиц ответно заржать. Они могли бы галопом пронестись по каньону. И хотелось, чтобы они показали, на что способны. Но был у четырех кобылиц жеребенок - неокрепшая, тоненькая лошадка. Они почти прижались друг к другу, прикрывая с двух сторон жеребенка. Крадусь, упругой рысцой лошади миновали опасное место и скрылись за поворотом. Только теперь жеребец мог подумать и о себе. Но он не спешил, хотя видел: прямо к нему бежит человек… Человека и лошадь разделяют примерно сто метров. Снизу на фоне неба дикий конь походил на пружину, сжатую до предела. Спокойное ржание из-за холма, по-видимому, означавшее: "все в порядке", распрямило пружину… 

 

Подошел Джин. В свои пятьдесят с лишним лет сколько лошадей, укрощенных и диких, видел этот пастух, однако он тоже взволнован.

 

- Бьютифул хорс…

 

С такой же интонацией произносится русский вариант этих слов:

 

- Красивая лошадь… Очень!

 

Фотограф садится вытряхнуть из ботинок колючки и камни, прикладывает губы к ссадинам на руках. Джин, улыбаясь, хлопает по своим сапогам с высокими каблуками: "Вот что надо для этих мест!" Потом он манит фотографа пальцем и тычет в землю носком сапога - между пучками сухой травы лежит, туго свернувшись, змея. Без объяснения ясно, что это гремучка - кончик хвоста похож на трубку противогаза, кольца жесткие и подвижные. 

 

Четыре часа охоты. В Пестроте красноватых оттенков земли находим глазами букашку-автомобиль. С холма на холм, пугая сереньких ящериц и пугаясь зловещих змеиных трещоток, выходим к дороге. 

 

Вилли сразу включает мотор и везет нас к ручью. Первый раз за все путешествие пьем воду не из бутылки, не из стакана, а из ладоней. До чего ж хороша эта вода, не побывавшая в трубах, не подслащенная, ничем не сдобренная, вода из дикого ручейка…

 

На обратном пути Вилли вдруг резко притормозил. Достает бинокль. 

 

- Смотрите…

 

Знакомый нам силуэт. Но далеко-далеко. Сейчас на ветрено-красном закате неподвижная черная лошадь кажется нарисованной тушью.

 

- Наш?..

 

- Нет.

 

Вилли и Нан считают, что там пасется другой табун. В нем два жеребенка и пять кобылиц.

 

- Ну как, стоило их сохранить? - Вилли это спрашивает просто так, заранее зная ответ.