Олег Табаков: "Меня пытались извести"

В этот мемуарный автопортрет вошло все: от трудного детства Лелика до нынешнего его 77-летия. "Комсомолка" публикует отрывки с разрешения автора.

 

 

Я появился на свет желанным ребенком. Родители в ту пору были очень счастливы. Маме, Марии Андреевне Березовской, исполнилось 32 года, отцу, Павлу Кондратьевичу Табакову, - 31. Хотя много позже… мама призналась, что, поскольку она училась на пятом курсе медицинского факультета, в ее планы не входило заниматься деторождением. Меня старались, как бы это сказать… извести. Но не тут-то было.

 

В конце 1942 года мама заболела брюшным тифом... из-за истощения мама долго не могла встать на ноги, потому что каждый съестной кусочек совала мне или Мирре. Помню, как приходила баба Катя, приносила в кастрюльке бульон, сваренный из четверти курицы, скармливала его маме, сидела рядом, наблюдая, чтобы мама съела все сама и не отдала бы этот кусочек курицы мне.

 

…Мирра приносила из школы сладкие коржики для мамы. Однажды я... спер один корж. И слопал. Со мной потом долго не разговаривали. С кражами вообще получалось неудачно. Однажды баба Аня пригласила нас на пирог. Так вот, я просочился на кухню и украл сладкой посыпки - наслюнявил руку, прижал ее к пирогу и обли­зал. А вот разровнять поверхность не догадался. Так и был изобличен по отпечатку ладони. Позор был жуткий… С тех пор, пожалуй, я завязал с воровством раз и навсегда... Я выучился делать "кашу с мясом"… заставлял пшенку подгорать, потом выскребал, перемешивал, и она получалась как будто бы с мясом.

 

 

…При всей растиражированности "Семнадцати мгновений весны" я очень ценю работу в этой картине. После первого просмотра меня отвел в угол Ю. В. Андропов и почти прошептал: "Олег, так играть - безнравственно". Я как-то присел… Потом мне племянница Вальтера Шелленберга открытку прислала: "Спасибо Вам, что Вы были так же добры, как был добр дядя Вальтер". Что она имела в виду, мне так и не удалось узнать...

 

 

До встречи с ней я думал о себе много хуже. Но все изменилось с появлением этой круглолицей, темноволосой девушки, пришедшей в Дом архитектора, где мы прослушивали абитуриентов. Марина Зудина предложила нам свой репертуар, увенчанный рассказом о злоключениях Зои Космодемьянской. Что-то странное было в ней. Даже мое горькое знание настоящей истории Зои Космодемьянской, а также совершенно немыслимой судьбы ее матери, рассказывавшей о своих детях Зое и Шуре, не зачеркнуло того, что делала эта абитуриентка. Скорее, наоборот - история про Зою со всей очевидностью продемонстрировала внутреннюю потребность и готовность Марины обливаться слезами над вымыслом. С этого начинается актер... Конечно, я ее взял на курс. Много лет спустя выяснилось, что... когда Марина собиралась поступать в театральный вуз и ее уже разочаровали на нескольких просмотрах, ее мама, Ирина Васильевна, сказала: "Вот, Табаков набирает. Если он тебя не возьмет, тогда тебя никто не возьмет"... У Пушкина: "Но узнаю по всем приметам болезнь любви…" Я заболел этой болезнью, кажется, в ноябре восемьдесят третьего…

 

В нашем неласковом театральном мирке ей досталось полной мерой. Не замечали ни очевидности ее дарования, ни даже достоинств экстерь­ера: говорю об этом сейчас с некоторой долей… спокойствия. Тогда-то нам обоим было больно.

 

Роман, длящийся почти тридцать лет, - что-то непостижимое для меня, прежнего. Конечно, бывало всякое: на заре этого романа Марина не раз писала мне письма, подытоживающие наши отношения - после того, как я… пытался убедить ее, что ей надо решать свою жизнь без меня… А потом все начиналось снова.

 

Еще не будучи моей женой, Марина бывала со мной в разных странах, где я работал. От тех поездок сохранились... яркие воспоминания. Воскресное празднество на берегу Финского залива, когда в небе парили многокрасочные шары-монгольфьеры. Или собирание грибов в городе Лахти - двух килограммов по дороге на репетицию и еще полутора - на обратном пути...

 

Вина театра перед Мариной в том, что у нее остался целый блок несыгранных ролей… Все встало на свои места, когда Марина сыграла в фильме "Немой свидетель"…

 

…По-моему, она наизусть знает все рецепты, которые необходимо применять к Маше и Павлу в случае любой их хвори… Другие дети орут "Не надо! Не хочу!", а эти глотают, глотают, потому что мать воздействует на них магнетически.

 

У Павла терпимость и системность - от Марины, а все остальное, касающееся… жуликоватой изобретательности в достижении цели, - это от меня. Павлик прекрасно знает, на какие именно надо кнопки нажимать, чтобы чего-то добиться от человека. Бульдозерность - моя, а склонность драматизировать события - это от матери. Маша - настоящее дитя любви, несущее эту любовь в себе… Иногда мне кажется, что это счастье дано мне не совсем по заслугам…