Хозяйка лошадиного приюта "залюбила" до полусмерти целый табун

"Не издеваюсь, а спасаю. Если бы не я, бедняги давно пошли бы на колбасу", - парирует она.

 

Мы решили разобраться, почему приют Быстровой прозвали "Освенцимом для лошадей" и так ли там все плохо. 

 

Скандал разразился, когда в Интернет попали жуткие фотографии: грязный полуразрушенный барак, а в нем - лошади-скелеты, несчастные ослики и коровы. Фоторепортаж буквально взорвал форумы зоозащитников и коневодов. 

 

- Я видела лошадей в плохом состоянии, сама не одну такую выходила, но это же настоящий лошадиный Освенцим! - возмущается общественница Ирина Ананченко, автор того фоторепортажа. - Животные истощены донельзя, некоторые даже на ноги подняться не в силах - просто лежат. Все в язвах и пролежнях. Более-менее прилично выглядели только те, которые недавно выкуплены. Моя подруга рыдала. Табун в тридцать голов, а еды - на день-два, и то - простое сено.

 

Полтора года назад "КП" писала о "коньцлагере" на Хортице (см. сайт kp.ua). Неужели еще один? Едем на место.

 

…Поселок Новая Долина - в 15 км от Одессы. Здешнее животноводческое хозяйство при Союзе славилось на весь район. А сейчас от него остался лишь ржавый остов огромных ворот да несколько десятков разваливающихся коровников и свинарников. Кругом - сколько хватает глаз - разруха и запустение. И лишь где-то в глубине этого гигантского кладбища теплится жизнь - в том самом "лошадином Освенциме". 

 

Направляясь сюда, я ожидал встретить ушлую, хитрую женщину-манипулятора, беспринципного садиста-живодера - такой образ сложился после общения с общественницами. А встретил избитого жизнью, бесконечно преданного своему делу романтика. Сутулая фигура, узловатые, огрубевшие от тяжелого труда руки, высохшее обветренное лицо. Живые на нем лишь глаза, в которых вспыхивает то ребяческий задор и надежда, то тоска и отчаяние. Такие бывают у матерей, борющихся с тяжелым недугом своего ребенка.  

 

 

В день моего нежданного визита в приют в нем помимо самой Ирины суетились еще два парня. Оба выгадали пару свободных часов и приехали помочь - просто так. Приезжают уже полгода. Но бывают они лишь на выходных, в остальное же время за огромным хозяйством следит Ирина и ее дочь. Рук катастрофически не хватает. 

 

- Я ветеринар с многолетним стажем, - говорит Ирина. - Лошадей люблю больше чем людей и прекрасно знаю, что им необходимо. Девицы эти пробрались без спросу в карантин. А там содержатся старенькие лошадки, многие - после тяжелых травм. Часто ли вы видели упитанных стариков? Вот и с животными так же. Мы ухаживаем за ними до последнего, лечим. Если бы не я, их бы давно забили на бойне. 

 

Кони у Ирины действительно худущие, но как тянутся к хозяйке, как ее встречают - палачам так не радуются… А лошади фальши не терпят и обид не прощают. Но все же главный вопрос: почему набрала столько питомцев, если ни сил, ни возможностей не хватает? - Ирину обидел и расстроил. 

 

- А я не могу иначе, - вздыхает она. - Не могу спокойно смотреть, как их убивают. Потому и в долги огромные залажу, имущество свое продаю, лишь бы еще хотя бы одного с бойни выкупить. Хотя бы на несколько лет ему жизнь продлить.

 

- Но всех ведь все равно не спасти, - недоумеваю я. - Какой смысл?

 

- Ошибаетесь, - стоит на своем Ирина. - Это имеет смысл для тех, кого я спасаю. 

 

 

- Она такой всегда была, - рассказывает экс-сотрудница Одесского ипподрома Любовь Ковальчук. - Еще при СССР мы, молодые девочки, отработали смену и - бегом по своим делам. А она оставалась. Звери ее всегда любили, терлись возле нее. Мы же ее ненормальной называли. А спустя много лет я увидела, как она под грузовики ложилась - не позволяла отвезти лошадей на мясокомбинат. Тогда поняла: это мы ненормальные, а не она. 

 

Когда-то Ирина Быстрова была одним из лучших конников Одесского ипподрома. Именно к ней в группу родители старались отдать на обучение своих деток. Знали: и на седло посадит, и обучит искусству общения со скакуном. У нее, говорят, какое-то особое чутье. Обычно коней после травм списывают, а Ирина умудрялась и сама без травм работать, еще и раненых и обреченных "на колбасу" рысаков в строй возвращать. 

 

А потом все рухнуло. Конный спорт перестал всех интересовать, ипподром лишился многих специалистов (включая Быстрову), а последние лет десять отбивается от попыток коммерческих структур развернуть здесь строительство элитного жилья. 

 

После увольнения - когда были деньги и наработанная клиентская база - Ирина руководила конной школой. Но любовь к лошадям сыграла с ней злую шутку: вместо того чтобы вкладывать заработанное в развитие, она выкупала с бойни скакунов и выхаживала их. Позже от школы пришлось отказаться, а для питомцев искать место с максимально дешевой арендой. Последняя "точка" - тот самый полуразрушенный коровник в Новой Долине. Денег нет, закладывать уже давно нечего. Переживут ли нынешнюю зиму лошади - большой вопрос. 

 

- У них организм устроен таким образом, что, когда им холодно, они или больше едят, или берут энергию, "съедая" собственные мышцы и мясо, - объясняет Ирина Ананченко, та самая общественница, поднявшая бучу. - А в приюте и холод, и голод. Вот простая арифметика: коню в сутки необходимо сена и овса на 20 гривен, для поголовья приюта - 600 гривен. С учетом необходимых добавок это 21 тысяча в месяц, или 84 тысячи до конца марта. Где госпожа Быстрова возьмет такие деньги?   

 

 

Ирина старается избегать таких разговоров. Она все надеется на чудо: на то, что ей все-таки удастся отыскать свою лучшую ученицу - знаменитую одесситку Александру Николаенко, которая замужем за американским миллиардером Филиппом Раффином, и та не откажет в помощи. Или же удастся достучаться до чиновников. 

 

- Я уже много лет обиваю пороги администраций - пытаюсь получить разрешительные документы для открытия здесь конной школы, - рассказывает Быстрова. - Но не поучается. Мне говорят: мол, ваш приют официально не существует, какая школа? Договор аренды я заключала пять лет назад, когда тут еще колхоз был. Потом территорию распаевали, а договориться с новыми владельцами территории не получается. Замкнутый круг. А ведь я могла бы зарабатывать на уроках верховой езды. А там можно было бы постепенно выкупать или брать в аренду соседние коровники, оборудовать их в конюшни... У нас в стране ведь целые конные заводы закрываются, сотни породистых голов на мясо собакам идут. Кто это все возрождать будет? 

 

…Маленькая заплаканная женщина с большими мечтами, одна в огромной промозглой конюшне, до которой никому нет дела. Над такими обычно смеются, называют ненормальными. Но ведь именно на таких держится мир. Понятно, сама Ирина не справится - и коней заморит, и сама вместе с ними погибнет. Но ведь и помочь ей можно! Есть состоятельные люди, имеющие частные конюшни и тратящие на своих двух-трех породистых любимцев большие деньги. Они искренне и очень болезненно реагируют на то, что где-то кони содержатся в плохих условиях. Но ни спасать, ни помогать почему-то не хотят. А есть люди, которые и рады помочь единственному в регионе лошадиному приюту, но не могут - заведение не оформлено, некуда деньги перечислять. Чиновники же искренне удивляются: мол, какой приют, первый раз слышим! А приют уже пять лет существует. И проверки там регулярно бывают… Но этот замкнутый круг вот-вот лопнет. Потому что самое слабое звено здесь - те самые бедные лошади, которые вряд ли смогут пережить эту зиму. 

 

 

 

- Какой приют? - недоуменно переспросила председатель Новодолинского сельсовета Людмила Слинчук. - В нашем поселке нет такого. Если вы имеете в виду то место, где в заброшенном свинарнике содержатся кони, то могу вам сказать лишь одно: к нам за официальными документами никто не обращался. 

 

В прокуратуре Овидиопольского района сказали то же самое: никаких разрешительных документов у приюта нет.