Алла Демидова: "Слава богу, меня не узнают на улице!"

Актриса, которую легко можно назвать великой, 29 сентября отметила юбилей.

Алла Демидова любит лениться, лежать, созерцать - и удивляется сама, как успела столько сделать. На сцене, в кино... Фото PHOTOXPRESS.

Мы нередко печалимся, что наши артисты, даже выдающиеся, не считаются звездами мировой величины. Алла Демидова - считается. 

Начав с Театра на Таганке и сыграв там целый ряд значительных ролей, от Милентьевны в "Деревянных конях" и Раневской в "Вишневом саде" до Электры в "Электре", она - с распадом театра - покинула его, открыла свой театр "А", в котором играла цветаевскую "Федру" в паре с Дмитрием Певцовым.

Потом были уникальные проекты: от ахматовских "Реквиема" и "Поэмы без героя" до пушкинской "Пиковой дамы", от расиновской "Федры" до шекспировского "Гамлет‑урока". Владимир Спиваков и Евгений Колобов - соавторы ее представлений, Антуан Витез, Джорджо Стреллер, Теодорос Терзопулос - режиссеры. С ней работают мировые знаменитости, потому что мировая знаменитость - сама Демидова.

В канун юбилея актрисы вспомнилась одна наша с ней беседа. Подобные разговоры не случаются часто...

"Я ДЛЯ СЕБЯ РЕШИЛА, ЧТО МОЯ РАНЕВСКАЯ - ЛЮБОВНИЦА ЮНОГО ПИКАССО"

- Алла, вы могли себе представить в детстве, что станете известной актрисой?

- Оля, я вам абсолютно искренне говорю, что не считаю себя известной. Не то что я кокетничаю, я это просто не принимаю в расчет. Я не принадлежу, слава богу, к актрисам, которых узнают на улице. И я никогда не загадываю, не заглядываю вперед и не оборачиваюсь назад. Живу не то что сегодняшним днем - привыкла принимать жизнь такой, как она есть.

Внутренняя жизнь моя не меняется. У меня нет каких‑то свойств, которые нужны для карьеры: тщеславия, честолюбия, энергии для подготовительного периода. Когда уже все решено и поезд пошел - вот тут он идет под откос. А до этого у меня все атрофировано, к сожалению.

Я ленюсь, люблю лежать, читать. Писать. Впрочем, все свои книги написала по заказу. Удивляюсь, что при своей атрофии что‑то могла сделать. Изначальная установка - не слишком отчаиваться и не слишком радоваться. Я уже не помню, когда хохотала от чего‑либо.

- Я видела вас в разных ролях, знаю, что вы можете, но для меня наиболее пронзительной остается роль Раневской на сцене Таганки, даже один эпизод, когда Раневская узнает о продаже вишневого сада и сгибается так, будто ей в живот нож всадили.

- Вы знаете, это действовало на зрителей, лишь когда до этого шел монолог Высоцкого ‑ Лопахина. Потом Эфрос возобновил спектакль, играл другой актер, это перестало так действовать, и я даже изменила рисунок...

В репетиции вдруг роль отслоилась от текста, и я увидела Раневскую. К тому моменту я уже хорошо знала Париж. О ней говорят: "Мама живет на пятом этаже". На пятом этаже жили молодые художники. А она уже немолода. Значит, богема. Я для себя решила, что она любовница по меньшей мере молодого Пикассо, а не какого‑нибудь коллежского асессора.

У меня два любимых кафе в Париже - "Флер" и "Ле Дё Маго", оба очень французские, богемные, я там провела много часов. И эта атмосфера, "пятый этаж", "она порочна, это видно в каждом ее движении", стремительность...

У меня все уже было осознано, а приносят совершенно другие костюмы - не для стремительности. Не для "мороз в три градуса, а вишня вся в цвету", а для "мороз в три градуса, и вишня вся еще в снегу" - серые суконные платья. И мы с художником Аллой Коженковой перед зеркалом вырезали прямо на мне лишние куски ткани. Отсекали, как по Родену. И получилось летящее платье. После чего Вивиан, тогдашняя жена Кончаловского, подошла ко мне и сказала: "Алла, у вас осталось лекало вашего платья?"

- Вы вспомнили Париж. А что вы там делали?

- Там у меня друзья. И, поскольку у меня не так уж много друзей, я каждый год ездила туда. Надолго. Иногда на три месяца. Как позволяло время...

"Я СКОРЕЕ ФАТАЛИСТ, НО БЫЛИ СЛУЧАИ МИСТИЧЕСКИЕ..."

- Ваша жизнь теперь сложилась так, что вы живете с Бродским, Ахматовой, Пушкиным, с Олегом Чухонцевым…

- Не будем так говорить, Оля, а то одна девочка написала в интервью моими словами, что я пью чай с Ахматовой и Цветаевой.

- А мне нравится этот образ!

- Стихи я любила всегда. Итальянский режиссер Джорджо Стреллер задумал такой проект "Голоса Европы", пригласил меня и сделал мой поэтический вечер "От Пушкина до Бродского", с моими импровизационными комментариями: их переводил синхронный переводчик, а стихи нет. Стреллер нашел музыку, поставил пюпитр, приказав мне только читать, как по нотам. С тех пор в такой манере проходят мои поэтические вечера.

Помню, с уникально талантливым дирижером Евгением Колобовым мы сделали вместе "Пиковую даму". Он сказал: мне надоел Модест Чайковский на сцене, давайте Пушкина, а я подберу музыку. Мы сделали три манекена на сцене, один одет Германом, другой - Лизой, третий - старой графиней. Три пюпитра и совсем сбоку столик со свечой - как бы авторский. В зависимости от того, чей текст я читаю, я перехожу от манекена к манекену, чтобы зрителя не запутать. А Колобов нашел музыку не Чайковского. К сожалению, спектакль прошел только один раз, потому что Колобов - умер.

- А вы мистический человек?

- Да. Хотя скорее фаталист. Но были мистические события. Один случай абсолютно мистический. На международном проекте в Греции актеры всех стран читали на своем языке стихи о Греции. Под Акрополем, в самом большом театре. Режиссер сказала - никаких постановочных средств, просто все сидят со своими папками на камнях, каждый выходит и читает или поет стихи, кто как хочет.

Поскольку я близорука, а линз тогда не было, я выучила мои стихи наизусть. Пушкин: "Не плачь, гречанка, он пал героем…", "Софокл" Ахматовой, "Гомер, тугие паруса…" Мандельштама, пять стихов. Все с папками, оратория, я тоже с папкой, в которой ничего нет, потому что я не вижу.

Тут начинают барахлить микрофоны. Ужас. Я молюсь. А поскольку мне сказали, что до реинкарнации я была в Древней Греции актером, то молюсь своим богам и греческим: помогите, чтобы мой микрофон не работал. Голоса у меня вполне достаточно, акустика изумительная. И мой микрофон отключается, поэтому голос звучал естественно и хорошо.

И вот Пушкин - и я понимаю, что не помню это стихотворение. Сейчас я бы прочла что угодно, "птичка прыгает на ветке": кроме Любимова, там не было никого русских. Но, поскольку началась паника, я сказала своим богам: спасайте. Встала - и началась мистика. 

Не мой голос читал стихи. Не скажу, хуже или лучше, а другой. И каждая строчка отдельно. Потом мне сказали, что я делала цезуры древнегреческие. Они были, потому что я не знала, что дальше.

И - первые аплодисменты. А до того всех слушали молча.

5 лучших фильмов Демидовой

✔"Дневные звезды"

✔ "Шестое июля"

✔ "Зеркало"

✔ "Письма к Эльзе"

✔ "Настройщик".