Лидер группы "Крематорий" Армен Григорян: "Когда бросаешь пить и курить, начинаешь звереть"

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

- Что сегодня будет на концерте?

 - У нас вышел новый DVD. Он готовился 2 года. Мы в свое время провели такой обширный праздник, посвященный 25-летию группы. И сняли такой фильм, в котором оживили наших  персонажей. Наверно, это шоу было самым грандиозным за все время.  2 года мы монтировали. Сегодня будет презентация этого DVD, крнцертная программа будет носить праздниичный характер, т. е. это будет ретросперктива. Ничего нового  мы показывать не будем, пройдемся по историческим местам нашего ансамбля.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

 - Некоторые рок-группы составляют свои рейтинговые списки по интернету. Вы пользовались этим? Какие Ваши песни в первом списке рейтинга?

 - Мы однажды решили не играть где-то около 15 песен, которые избежать невозможно. Т.е. есть набор джентельменский, который нужно сыграть обязательно. Мы пять раз выходили на бис. Поэтому мы сейчас не играем с публикой в какие-то такие игры... Мы играем те вещи, которые стали программными. Они живут сами по себе. И, честно говоря, я  даже не уверен в том, что мы их исполняем. Такое ощущение, что они исполняют нас. И слава Богу, что они существуют и живут так долго. В этот условный хит-парад могут войти где-то 20 песен. И мы их обязательно сыграем, чтобы никто не остался недовольным.

 - Как Вы можете описать свою аудиторию?

 - Если быть откровенным, то наши поклонники разделились на две неравные части. Те, которые любят старый "Крематорий" и те, которые стали его слушать после выхода альбома "Амстердам". "Амстердам", в основном, потебляет интернет публика, молодая публика. Когда у нас был последний концерт в Москве, скрипач у меня спросил, не беспокоит ли меня, что так много маленьких девочек на концерте. А там, действительно, девочкам 16-18 лет. И  думаю, что это, как раз хорошо. Мы смогли, существуя 27 лет, зацепить какую-то такую молодую поросль.  И есть публика, которая любит старые песни. Это такие долдоны, которым надо обязательно "Безбразную Эльзу", "Мусорный ветер", "Маленькую девочку", "Таню", "Хабибуллина" и т.д.  А эта публика больше клюет на "амстердамовские" песни. Так что, действительно, для нас это в какой-то степени тоже был некий рубеж. До "Амстердама" мы в течение 6 лет не выпускали вообще ничего. Накопилась какая-то информация, новое мышление и получился новый альбом. Поэтому у нас публика абсолютно разная. И в каждом городе мы это прослеживаем. Есть такая полоса, которая разделяет на две части.

 

"НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ЗАНИМАТЬСЯ САМОПЛАГИАТОМ"

 - Почему была такая большая пауза в 6 лет?

 - И сейчас тоже. У нас в 2008 году вышел альбом. Я полагаю, что, имея за плечами 14 альбомов и достаточно долгую историю, не имеет смысла заниматься самоплагиатом. Выпуская альбомы каждый год, по-любому это происходит. У нас есть очень много примеров наших коллег, которые уже просто выпускают их для того, чтобы создать информационный повод. Мы все-таки стараемся сделать то, чего не долали раньше. А для этого нужно время. И ни в коем случае не совершать никакого насилия над собой. Нужно ждать, пока внутри появится огонь, и вот тогда уже… Как стремление к сексу: иногда хочется, а иногда – нет. Нужно чтобы женщина возникла в таком образе, чтобы у вас появилось желание. То же самое относится к музыке.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

- Как сочиняется музика? Что первично: слова или мелодия?

 - Я, как правило, сочиняю музику. А потом по ассоциациям появляются тексты. Это, собственно говоря, не стихи. Но слова.

 - Где Вы берете сюжеты для Ваших сюрреалистических песен?

 - Это, как говорится, попей с моё.

 - Вы бросили курить. Как Вам это удалось?

 - Я бросил курить очень просто. Как-то совершенно внезапно я подумал: я курю сигарету, вдыхаю дым, мне становится плохо, когда я тушу сигарету. Потом, когда мне становится хорошо, я опять беру сигарету, чтобы мне стало плохо. И вообще,  сам процесс выдувания-вдувания в себя дыма…Сознание вдруг стало работать. Потому что раньше это все как-то было привычно, просто надо подержать сигарету в руках. Потом я перешел на сигары. Некоторое время курил сигары. Дошел до сигар под названием Avo. И случилось так, что я в Москве не мог их найти. А курить другие марки мне не хотелось. И вот так все это закончилось. И сейчас начинается другая полоса. Потому что когда при мне курят, если девушки, не дай Бог, курят, это вызывает неоднозначную реакцию.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

"КОГДА БРОСАЕШЬ ПИТЬ И КУРИТЬ, НАЧИНАЕШЬ ЗВЕРЕТЬ"

 - Раньше такого не было?

 - Нет. Я был толерантен. Ну, вообще-то, когда бросаешь пить и курить, начинаешь звереть.

 - А  с алкоголем как обстоят дела?

 - Алкоголь в небольших количествах. Вы знаете различие между пьющими странами и не пьющими? Пьющая страна – это Франия. Там, действительно, достаточно много алкоголиков, причем в северной части, где пьют "Кальвадос". И там очень маленький процент душевнобольных людей. А в Японии все наоборот. Не очень много пьют, но очень много душевнобольных. Поэтому, чтобы не уехать в Японию, я иногда чуть-чуть употребляю.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

 - Не задумывались ли Вы над тем, чтобы написать рок-оперу? Если бы все-таки взялись за это дело, то какой сюжет бы выбрали?

 - Прямо в точку! У меня возникла идея сделать музыку без текста. Я много экспериментировал. И ко мне напросился один драматург. Он жил в Таллине. В результате он заказал мне музыку для балета. Я, конечно, долго думал, как это сделать, но сегодня у меня это уже находится в какой-то стадии, я понимаю сюжет. Я уговорил его создать балет на пьесу Эжен Ионеско "Носорог". Это крайне интересная по своей абсурдности пьеса. Но, тем не менее, если откинуть все вот эти диалоги, разговоры, то получается очень классная сюжетная линия. С одной стороны это театр абсурда, с другой стороны – вполне возможно, что каждый из нас испытывает нечто подобное в какой-то определенный отрезок времени, когда вдруг вам кажется, что люди вокруг вас начинают меняться: сначала один, потом другой. И вы видите, что вокруг вас одни носороги. И в результате мы сейчас пишем эту музыку на эту замечательную пьесу. Я не знаю, будут ли какие-то постановки в театрах, но то, что это будет какая-то интернет-форма, это точно.

 - Это будет балет?

 - Это будет совмещенное искусство. Это, конечно, не классический балет, а современный. Но я думаю, что мне все-таки удастся немножко смешать жанры. Возможно, что-то впихнуть туда из других жанров. Возможно, частично будут какие-то оперные вставки. Думаю, что имеет смысл и поработать с костюмами, т.к. у нас очень хорошие отношения с Егором Зайцевым и мы долго работаем. Возможно, будет еще и какое-то костюмированное действо. Пьеса заставляет преображаться людей. Поэтому это будет какая-то такая смесь – смесь жанров.

 - Вы будете выступать только в качестве композитора? Или и артиста тоже?

 - Нет. Главную роль, я думаю, не потяну. У меня балетных тапочек нет. Но в роли композитора мне было бы интересно. Во всяком случае сегодняшний материал, который у меня есть, подразумевает то, что я по частям уже всю эту пьесу разбил. Теперь нужно найти хорошего саунд-продюсера. Эжена Ионеско нельзя изображать при помощи симфонического оркестра. Там нужно совершенно новое и абсолютно технологичное воплощение. И в этом плане нужен человек, который сможет использовать современные компьютерные технологии.

 - У Вас уже был один артистический опыт. В кино больше не собираетесь сниматься?

 - У меня было 2 опыта. Недавно вот тоже звонили. Но вообще я наотрез отказываюсь появляться не только в киношных тусовках, но и в телевизоре. Это связано с таким отвращением, которое я сейчас испытываю ко всем этим съемкам. Это совершенно не то. Что такое музыка? Музыка – это достаточно быстрое воплощение. Вы выходите на концерт, за 1,5 часа "рвете" зал и уходите. Как ракета, заполненная топливом: вы взлетаете и улетели. А кино – это долгая история. Вы сидите, к вам подходит гример, он вас малюет. Причем одной и той же кисточкой он малюет всех. После чего у меня были очень большие проблемы, поэтому я больше не гримируюсь. Одной и той же кисточкой! Любая болезнь, которая вокруг, она попадает к вам. Потом к вам подходит сценарист и что-то вам шепчет. Потом подходит ассистент режиссера, потом режиссер, говорит, как надо воплотить. Потом выставляют свет. Ходит куча всякого народа. Потом 15 секунд – хоп! И потом опять то же самое. Вы сидите, к вам подходит гример, режиссер. И все это долго и нудно длится. Это не для меня. Я не могу так.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

- У Вас терпения не хватает?

 - Не хватает терпения абсолютно. Как-то это очень тяжело. И еще я считаю, что то телевидение, которое существует на сегодняшний день – нужно делать все, чтобы показать свою непричастность к той культуре, которая там процветает.

 "МЫ - СУГУБО НАЦИОНАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ"

 - Если раньше рок-музыканты собирали стадионы, то сейчас перешли на клубные концерты. Чем Вы можете это объяснить? Почему все меньше людей слушают рок-музыку?

 - Хорошая была статья у нашего бас-гитариста Николая Коршунова. Он на эту тему красиво изложил. Это можно найти в интернете. Мне кажется, что на сегодняшний день просто не имеет смысла даже пытаться собирать стадионы. И те группы, которые собирают, рано или поздно это все будет сходить на "нет". Потому что мы, видимо, отстали уже навсегда от той музыки, которая существует в цивилизованном мире. Мы – сугубо национальное явление. И с каждым годом это море будет превращаться в озеро и, возможно, закончится лужицей. За все это время ни одна команда и в России, и на постсоветском пространстве не смогла создать мирового брэнда. Так, чтобы пробить эту стену. Поэтому, другого и быть не может. Мы замкнуты в национальных рамках. И, соответственно, если уровень населения будет и дальше падать, то они будут потреблять ту музыку, которая сегодня им навязывается – это шансон, это Стас Михайлов. И все это "…твоя рука в моей руке..." - все это будет продолжаться. Рок будет превращаться в сугубо культовое явление. Может быть его постигнет судьба джаза. Когда-нибудь это будет вообще такая маленькая атмосфера.

 - Лично Вам не обидно? Нет ностальгии по тем временам, когда рок был на пике?

 - Нет. Просто было время, когда это было нужно. Тогда это воспринималось естественно. Сейчас другие времена. И мы должны прекрасно понимать, что вернуться в те времена, когда вы покупали пластинку какую-то и доставали фотографии музыкантов, и у вас не было абсолютно никакой информации, невозможно. Сравнить с тем временем, которое сейчас – нажать кнопку и получить всю эту информацию. Это было таинственное, романтичное время. Те наши коллеги, с которыми мы встречались на фестивалях – такие буйные, веселые, драматические пьянки! Их сейчас вернуть невозможно. Это все будет искусственно, потому что сейчас люди живут совершенно другими интересами.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

- Почему так произошло?

 - Это зависит от общества. Как меняется общество, так меняемся мы. Понятие профессионализм у нас носит очень локальный характер, у нас нет профессиональных музыкантов. Их очень мало. Ну, представьте себе, если бы у нас рок развивался так, как он развивается там, то мы имели бы огромное количество разных жанров. У нас сейчас все зажато в этой колоде карт. И в  этой колоде половина  - это те музыканты, которые начинали 20-30 лет назад. И ничего нового не происходит. Я буквально вчера в Луганске у детишек спрашивал, что им нравится, а они говорят: "А нового-то ничего нет". Все варится в собственном соку. Это такой плавильный котел, где ничто не втекает, ничего не вытекает. Просто что-то такое варится и все. Поэтому когда-нибудь, возможно, рок с попсой соединится и будет у нас такая общая каша. Безкультурная.

 - Как Вы оцениваете молодые российские и украинские группы, играющие рок? Есть ли сейчас исполнители, способные достичь уровня популярности Вашей группы и других монстров русского рока?

 - Я наверно застыл на уровне "Океана Эльзы", "Воплей Видоплясова". Меня этот период еще задел. А сейчас молодые украинские группы я даже и не знаю. Их просто нет. Когда у нас были длительные гастроли, у нас было примерно по 17-18 концертов в месяц. Мы привозили пачки компакт-дисков, которые нам давали музыканты. Когда вы прослушиваете все это, вы не находите ничего. Это все настолько вторично и неинтересно, что зацепиться не за что. И вот резюме: к сожалению, потенциальная энергия этого рок-н-ролла оказалась настолько слабой, что в результате мы получили маленький паровозик, который ездит туда-обратно и все. У нас не получилось шикарной железной дороги. А просто чуть ли не детская. И продолжения никакого не будет. Не то, чтобы рок умер. Конечно, он будет существовать, потому что нужно сделать все, чтобы из этого рок-н-ролла все вытащить. Мы не хотим, чтобы нас считали рок-н-роллной командой, мы просто хотим быть сами по себе. Желательно, и пока у нас это получается, чтобы вы были настолько самобытны, чтобы у вас не было никаких последователей, чтобы никто не мог вас повторить. И для какой-то части населения, пусть 10-15%, с кем вы можете вести диалог, не опускаясь при этом до плинтуса, то это та публика, с которой вы будете двигаться по жизни. Для которой вы можете создать некий мир, который будет отличаться от реального. Мир, где есть порядочность, где есть ценности, где есть любовь, где есть дружба, где вы можете дать слово и всегда исполнить его. Т.е. нужно бежать из этого мира, потому что все остальное, что я вижу, включая все властные структуры сверху донизу –это, конечно, мир совершенно другой. Это криминальный мир, это мир подстав, ужасов, издевательств над личностью, над индивидуальностью.

 - Скажите, Вы аполитичный человек или интересуетесь политикой? Как Вы относитесь к современным украинско-российским отношениям? Хотели бы Вы объединения наших стран в единое государство?

 - Я тут буду совершенно консервативен, потому что я считаю, что нужно в какой-то степени идти по пути Европейского Союза и объединяться  каким-то образом. Я не говорю, что мы должны вернуть Советский Союз, мы должны вернуть империю. Но какие-то связи, более человеческие, а не так только, как "Газпром": мы назначим сегодня вам 200 долларов и все. Есть какие-то вещи, которые нужно решать очень гибко, очень тонко, как это делает Европейский Союз. У нас пока процветают, к сожалению, родо-племенные отношения. И все, что касается государства, то это людоедские режимы везде. И поэтому людоед с людоедом разговаривает на своем языке. Я думаю, что когда-нибудь прогресс все-таки произойдет. Люди начнут общаться, и какое-то объединение все-таки возможно.

 

 - Вы сказали, что сейчас ездите только в мини-гастрольные туры. Есть ли такие города, куда Вы ездите на гастроли с удовольствием и такие, куда бы Вам больше не хотелось приезжать?

 - По роду деятельности я очень много летал в Калифорнию и обратно. И на сегодняшний день у меня, наверно, такая серьезная болезнь: я не могу переносить большие расстояния. Если я перелетаю 5-6 часовых поясов, то у меня начинаются проблемы со здоровьем. В первую очередь, бессонница. И поэтому мы сейчас ограничили себя границами вокруг Москвы, куда мы ездим. И не более 3 городов. Потому что мы еще пытаемся сохранить вот эту любовь к концертной деятельности. Иначе дальше все это превращается в какой-то чёс. На четвертом концерте уже  "похмелье" музыкантов возрастает и играть уже не так интересно. Поэтому я люблю те города, которые находятся в этом радиусе.

 "ЗА МОЕЙ СПИНОЙ НИКОГДА НЕ ВИСЕЛО НИ ОДНОГО ФЛАГА"

 - Что для Вас рок-музыка – стиль жизни или же способ зарабатывания денег?

 - Давно уже не стиль жизни. Но, собственно говоря, спросите у любого артиста.  Он выходит на сцену для того, чтобы зарабатывать деньги? Ну, может быть, да. Есть еще и другое. Попытка все-таки превратить эту сцену в искусство. Это тоже есть. Мы, конечно, профессионалы, я не буду кривить душой, мы зарабатываем только музыкой. У нас нет фабрик, заводов. И мы не вхожи в политику. За моей спиной никогда не висело ни одного флага. Поэтому, мы не играем в игры, мы пытаемся жить своей жизнью. Автономно.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

 - Вы на концертах сжигаете свои шляпы. У Вас большая коллекция головных уборов? Какой из них самый необычный?

 - Мы сейчас уже не сжигаем шляпы. У нас был тур, посвященный сожжению. Мы успели сжечь 34 шляпы. Потом случилась трагедия в Перми и пожарные стали нас мучить этими шляпами и не давали нам их сжигать. Но вообще коллекция большая. Есть, например, очень интересная фуражка, которая осталась от одного мента. Он зашел к нам с проверкой, но после того, как потребил пол-литра, уполз, оставив жезл и фуражку. Вот жезл с фуражкой висят, напоминая об этом милиционере. Он больше не возвращался, видимо, он забыл, у кого он был. Или, например, есть такая иудейская шапочка. Тоже к нам зашел один мой приятель Антон Носик, и тоже мы с ним пили, пили, пили… Потом мой приятель стал к нему приставать: "Зачем вам эта нашлепка?". В религиозные ударился чувства. Довел его до такого состояния, что он подарил ему эту ермолку. Она до сих пор тоже висит. Есть шляпы ручной работы. Но в основном, это подарки. Мы с удовольствием принимаем в дар подарки- шляпы и открывалки. У нас коллекция шляп и открывалок. За каждым предметом стоит какой-то человек, история.

 "Я ЛЮБЛЮ БОЛЬШИХ РОМАНТИКОВ"             

 - Вы посещаете мотоциклетные тусовки? Есть ли у Вас мотоцикл?

 - Мотоцикла нет. Меня однажды прокатил мой хороший тогдашний приятель Сашка Залдостанов, сейчас более известный, как Хирург. Но, честно говоря, проехав метров 200, я чуть… если были бы памперсы, то все б случилось. Это такая очень серьезная тема – мотоциклы. Я вообще предпочитаю быть на четырех колесах. Но почему мы поддерживаем это движение и ездим играть концерты к байкерам, потому что память детства. Когда они начинали, это были молодые рыцари, преисполненные романтизма. И существовали какие-то свои правила, кодекс поведения, кодекс чести. И до сих пор это все остается. У них нет полиции, нет дружинников, но какая-то такая атмосфера радостного хаоса всегда присутствует. Поэтому  я люблю больших романтиков. Они уже стали взрослыми, но эти юношеские романтические отношения до сих пор остались. Будь это любовь к собственному мотоциклу или к окружающему миру, но у них есть какая-то такая порядочность, которая до сих пор вызывает во мне уважение.

 - Принимаете ли Вы участие в рок-фестивалях?

 - Принимаем иногда, но тоже выборочно. Есть фестивали, на которых приятно играть, а есть… Если за фестивалем стоит какая-то политическая организация – неважно, правая, левая или посерединке, то мы в таких фестивалях не участвуем. Последний раз это было в Челябинске, там был фестиваль, в котором мы принимали участие.

 - С кем из коллег по рок-цеху поддерживаете отношения? Чье творчество Вам ближе всего?

 - Когда-то мы, действительно, в этих гостиницах, которые если не под ноль были снесены, но ущерб наносили большой. Сейчас музыканты редко слушают друг друга. Если только по радио что-то услышишь. Каждый нашел свою нишу и в ней живет. Такого объединения по-моему на сегодняшний день не существует. Хотя я с большим уважением отношусь ко всем старым рокерам, которые смогли временем доказать свое право на существование, на какой-то пьедистал. Ко всему, что касается этих музыкантов и групп, я отношусь с большим уважением.

 - Как Вам удается на протяжении стольких лет поддерживать такой высокий уровень популярности?

 - Мы ничего для этого не делаем. Как это ни странно, у нас нет PR-отдела такого, который мог что-то распространять. Мы просто концертируем, иногда выпускаем какие-то альбомы. У нас есть сайт, на котором появляется какая-то информация. Но мы себя не популяризируем. Т.е. когда-то было принято очень правильное решение. Если вы одного и того же человека видите в течение какого-то времени, ваш глаз начинает к нему привыкать, то этот человек начинает действовать вам на нервы. Нужно сделать так, чтобы не исполнитель искал зрителя, а, напротив, зритель искал исполнителя. И для этого существует очень хороший паровоз под названием интрнет, где можно найти все. Если вас то-то зацепило, вы можете узнать об этом артисте больше. Но ни в коем случае не… Вот эту Аллу Пугачеву невозможно уже видеть. Она прекрасная дама, возможно, у нее хороший дыхательный аппарат до сих пор, но вот невозможно. Поэтому нужно вести себя гораздо скромнее.

 - Какой из Ваших альбомов Вы считаете наиболее удачным, а какой провальным? Мне кажется, что в начале Вашего творчества было больше куража.

 - Что касается первых альбомов, я считаю, что они были не просто провальными. Если бы это было в нынешнее время, мы бы их, конечно, не выпускали.  Это было сборище собутыльников, и никаких репетиций не было. Просто появилась возможность в Москве записать и сделать магнитоальбом. Так же, как это делали в Питере. И собрав соседей, знакомх, буквально за столом, все это было записано. Тогда хватило наглости все это дело выпустить. Хотя сейчас я это слушать не могу. А когда появился профессиональный состав, когда пришли профессиональные музыканты, эти альбомы уже можно квалифицировать, как музыку, как уже что-то осознанное. С оранжировками, с какой-то идеей, с концептуальностью и т.д. Поэтому, с 1997 года за каждый альбом я готов постоять. Мне больше нравятся, конечно, "Живые и мертвые", "Зомби", мне нрваится "Трилогия", которая включает "Танго на облаке", "Текиловые сны" и "Ботанику", мне нравится "Амстердам". Остальное – так… Я иногда слушаю и думаю: "Сколько ж нужно было выпить, чтобы вот такое написать!". Сейчас уже немножко сознание поменялось.

Фото МУРАВЬЕВА Андрея

 

- Когда Вашим поклонникам ждать очередной альбом?

 - Если бы я был Господом Богом, я бы сказал. Но я, пожалуй, промолчу.

 - Ну, работа в этом направлении ведется?

 - Работы никакой нет, просто ожидание. Нужно ждать. Мы же не можем вручную сделать восход солнца. Нужно подождать, пока оно само взойдет.