Леонид РЕПИН, обозреватель "КП", рассказывает о своем любимом художнике:
Между Богом и людьми
- Христос на этом портрете встречает ваш взгляд спокойно и задумчиво. Его глаза широко раскрыты, в них читается сосредоточенное желание постигнуть мир, который он сам же и создал. И который сложился совсем иным, чем он задумывал. Кажется, еще немного - и он печально улыбнется…
Только это вовсе не Христос. Это сам художник. Альбрехт Дюрер. Таким он видел себя - в в образе Христа. И потом во многих картинах на библейские темы он будет вписывать свои автопортреты - как бы ставя себя между Богом и людьми.
Когда Дюрер написал автопортрет, ему было 27 лет. Работал он над этой картиной в Мадриде, куда не мог не заехать, путешествуя по Европе.
К концу того путешествия он уже знал: весь просвещенный мир живет в ожидании конца света, который неминуемо, как предвещала святая церковь, был должен наступить через три года: когда настанет 1500 год.
Ждал ли сам он Апокалипсис… Некого спросить. Но как художник-гравер и живописец не мог не отозваться на ожидание конца. В том же году, что и "Автопортрет", на 16 больших листах он создает гравюру на дереве "Апокалипсис", трагичную необыкновенно.
Но так ведь и до него пытались изобразить последние минуты жизни на Земле… А он их всех затмил! Потому что сумел таинственное, неведомое опустить на землю и превратить в реальность. В этом - смысл задуманного им. Он выплеснул последнюю человеческую драму на улицу средневековых городов, в тот мир, который окружал художника и всех, кто жил рядом с ним, - в привычный мир вещей.
И в этом - Дюрер весь. Божественные образы, почерпнутые из Библии, он делает такими, что, стоя подле картин, поневоле испытываешь ощущение, будто где-то и когда-то встречал этих людей. Он дал им жизнь еще одну - когда его уже не стало.
По замыслу отца один из его 18 сыновей должен был стать ювелиром. Потому что если мастерство могли унаследовать многие, то стать наследником мастерской мог лишь один. И выбор его пал на Альбрехта. А тому и впрямь нравилось мелкоскопное и мелкотравчатое дело. Хотя более всего тянулся он в свое свободное время к кисти, краскам. Отец невольно терпел, но в один прекрасный день все же понял, что сыну лучше не перечить, и отправил пятнадцатилетнего мальчика на три года в обучение к лучшему из живописцев Нюренберга. Герр Вольгемут, к счастью, оказался превосходным педагогом, а юный Дюрер - лучшим из учеников, которые когда-либо побывали у него.
|
Однако и ювелирное дело он прежде постигал не зря: граверные работы в живописной мастерской, которым мастер уделял немало времени, выявили истинный, редчайший дар ученика. Теперь отец не сомневался, что правильно поступил, когда отдал сына в школу живописца. А дальше - больше: отправил Альбрехта учиться далее - в Италию.
Она ошеломила молодого человека. Венеция в особенности. Здесь и вспыхнула - иначе не сказать - его любовь к библейским и историческим сюжетам. Но он уже понимал, этот рассудительный немецкий мальчик: писать он станет по-другому. По-своему. И гравировать, сказать кстати, - тоже.
В Болонье Дюрер познакомился с великим Леонардо, и тот сдержанно, но все же высоко оценил работы молодого немца. Дюрер, вдохновленный, возвращается домой, весь во власти итальянских впечатлений, пишет "Адама и Еву" - как скажут современники, "с идеальным пониманием красоты", создает трактат - "Наставление в способах измерений с помощью циркуля и линейки линий, поверхностей и целых тел - на пользу всем любителям искусства", а также сочинение "О человеческих пропорциях".
Он оставил также несколько стихотворений, 194 гравюры на меди, несколько сотен рисунков и ряд картин. Но и сейчас нет-нет да и возникают из небытия его неизвестные, на счастье, найденные творения.
Больше о "Великих художниках" читайте здесь>