20 лет путчу ГКЧП: Почему Ельцин отказался бежать в американское посольство

В августе 1991-го была предпринята попытка государственного переворота.

20 лет назад под льющиеся с экранов ТВ печальные звуки "Лебединого озера" в стране произошел государственный переворот. Изолировав Президента СССР Михаила Горбачева в крымской резиденции, власть захватил ГКЧП, созданный силовиками во главе с руководителем КГБ Владимиром Крючковым, в который входили и некоторые высшие должностные лица - вице-президент Геннадий Янаев, премьер СССР Валентин Павлов.

На днях вышла книга Руслана Хасбулатова (в 1991-м возглавлял российский парламент) "Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву".

Публикуем отрывки из новой книги Хасбулатова, а также из воспоминаний Бориса Ельцина и его помощников.

Из книги Хасбулатова "Полураспад СССР..."

УЛЬТИМАТУМ ГОРБАЧЕВУ

Организационное оформление группы заговорщиков из видных деятелей государства, ЦК КПСС, правительства, КГБ и армии произошло 16 августа 1991 г. на представительской даче КГБ, в конце Ленинского проспекта. Она называлась объект "АБС".

Крючков: - Нам надо слетать в Форос и убедить Горбачева временно передать полномочия президента вице-президенту Янаеву и "комитету по чрезвычайному положению". Пусть Горбачев продолжает отдыхать…

Группа вылетела в Крым 18 августа. Когда члены ГКЧП прибыли к Горбачеву в "Зарю", тот уже был полностью изолирован от внешнего мира.

Горбачеву доложили о том, что его "товарищи" хотят переговорить с ним. Он не принимал. Не дождавшись приглашения, решительно открыли кабинет и зашли к президенту.

Бакланов: - К вам приехали ваши друзья. Ситуация в стране требует кардинальных действий. Либо мы вместе ищем пути выхода, либо Союз разваливается. Поэтому либо делаете то, что нами задумано (через ГКЧП), либо на неделю "отключаетесь" и порядок наводит кто-то другой. Надо срочно вводить режим чрезвычайного положения…

Горбачев: - Это - переворот! 

Варенников (громко, жестко): - Михаил Сергеевич! Вы понимаете, что так продолжаться не может: страна на пороге развала. Если вы подпишете этот так называемый Союзный договор - это конец Советского Союза! Вы не имеете права этого делать!

Горбачев: - Я имею право делать то, что соответствует закону и Конституции. Вы загубите страну!

Делегаты отбыли, как ни странно, в неплохом настроении.

В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

С осени 1990 г. наши две семьи, Ельциных и Хасбулатовых, жили в поселке Архангельское по соседству. Мы часто запросто захаживали друг к другу.

19 августа я встал в 6 часов утра. Зазвонил телефон, поднимаю трубку - жена: "Соседи говорят о том, что произошел переворот, включи телевизор!"

Я бегом направился к дому Ельциных. Вбегаю на второй этаж, открываю дверь спальни - на кровати сидел полураздетый, старый, обрюзгший человек. Похоже, сильно усталый, невыспавшийся. Он даже не реагировал на мое шумное вторжение, голова склонена чуть ли не до колен, безучастен. Я несколько секунд с удивлением смотрел на него, не понимая его состояния, затем подошел вплотную, полуобнял его вялое, крупное тело и сказал, стараясь как можно мягче: "Вставайте, Борис Николаевич. У нас появились новые дела, а времени мало, нужно действовать".

Ельцин: - А что конкретно вы предлагаете? Борьбу с армией, МВД, КГБ? Мы проиграли. Вы - теоретик, ученый, не представляете всю мощь государства и КГБ Крючкова! Все бесполезно!

Надо сказать, он довольно быстро вошел в обычную форму, к нему стала возвращаться энергия, бодрость.

Ельцин: - Вывести народ на улицу? Это было бы хорошо, но вряд ли нам это позволят!

Я: - Поэтому надо быстро на весь мир заявить о сопротивлении Янаеву и его группе. Нашим первым лозунгом должно быть требование вернуть Горбачева в Кремль. Если нас с вами немедленно не арестуют.

Ельцин: - Я не буду защищать Горбачева. Он мне столько крови попортил… Пусть "они" делают с ним что хотят.

Я, откровенно говоря, был удивлен такой примитивностью суждений собеседника.

ЕЛЬЦИН НА ТАНКЕ

Майора Евдокимова (это на его танке выступал Ельцин), который привел свою танковую роту к самому подъезду Парламентского дворца, пресса объявила защитником "Белого дома". Это была откровенная наивность. Ни одно подразделение армии и МВД не ждало в тот период приказа на атаку. Но если бы поступил - они выполнили бы его без колебаний.

Я сказал: "Борис Николаевич, танк, конечно, не броневик (намек на выступление Ленина с броневика на Финляндском вокзале в октябре 1917 года), но выступить можно и на нем. Как вы смотрите на то, чтобы взобраться на эту "трибуну" и обратиться к москвичам? Представляете, какой будет эффект от вашего выступления? Грандиозный! Это - исторический шанс, более подходящей трибуны никогда не видел. От нас люди ждут мощного поступка, действия. Если вы не хотите, пойду я".

Ельцин: - Вы правы - мне надо выступить.

И решительно зашагал широкими шагами к танку. Такого ошеломляющего триумфа у него не было ни до, ни после.

Великий Мстислав Ростропович в "Белом доме" в августе 91-го. Фото Юрия ФЕКЛИСТОВА.

ДОСЛОВНО 

Михаил ГОРБАЧЕВ - немецкому журналу "Шпигель": ГКЧП - идиоты, а мы - "полуидиоты", в том числе и я 

Экс-президент Михаил Горбачев дал интервью немецкому журналу "Шпигель". Публикуем несколько цитат.

О ГКЧП

"Я думал, нужно быть идиотом, чтобы в такой момент пойти ва-банк - ведь сметет их самих. Но, к сожалению, это и правда были идиоты. А мы - "полуидиоты", в том числе и я. За все эти годы я был измотан, устал до предела. Но мне не нужно было уезжать в отпуск. Это ошибка".

О ЕЛЬЦИНЕ

"Он страшно любил власть, был вспыльчив и честолюбив - эдакий властолюбец. Он считал, что его недооценивают. Обижался. Надо было отправить его послом в банановую республику, чтобы он там курил кальян - в тишине и покое!"

О ПЕРЕСТРОЙКЕ

"Я и сегодня начал бы перестройку точно так же". 

МНЕНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ 

А если бы путчисты победили?

Об августе 1991-го мы говорили с автором книги Русланом ХАСБУЛАТОВЫМ.

- Руслан Имранович, а если бы путчисты победили?

- Их пребывание у власти длилось бы недолго. Горбачевская свобода была уже запущена. Горбачев потерпел сокрушительное поражение в экономических реформах, решении национально-этнических проблем, но демократию и свободу он людям дал. Дал Горбачев, а не Ельцин. Путчисты продержались бы у власти от силы пару месяцев. Потом люди свергли бы этих самозванцев. Хотя я уже после подавления путча думал: может, надо было позволить ГКЧП продержаться год? (Смеется.) Пусть бы навели порядок, чтобы все союзные республики забыли, что хотят выйти из СССР. Во время путча замелькала тень сталинской шинели. Страх в республиках появился колоссальный. Пикнуть не смели даже прибалтийские республики, больше всех вопившие о свободе. У меня с Ландсбергисом были хорошие отношения, он был страшно напуган: "Все, кончилась наша свобода".  Не выступили против путчистов ни Украина, ни Казахстан: "Это ваши московские дела".  Все замолкли. Но если лидеры были напуганы, то люди - нет. Они были полны решимости защитить свободу. Люди в Москве хлынули к "Белому дому". Потому путчисты и не арестовали нас. Путчисты долго бы не продержались. По всей России начались бы выступления. 

Сергей СТАНКЕВИЧ, советник президента Ельцина по политическим вопросам: "Президент в августе был в своей стихии"

- 19 августа из тревожно пустого московского аэропорта я поехал в "Белый дом", успев как раз к историческому моменту, когда Борис Николаевич вышел из здания прямиком к группе танков. Он протянул руку командиру танка, спросил: "Ты знаешь, кто я такой?" - "Конечно, Борис Николаевич". - "Ты поддерживаешь президента России?" - "Да, Борис Николаевич". Ободренный ответом, Ельцин поднялся на танковую броню.  

- Руслан Хасбулатов вспоминает, что Ельцина пришлось уговаривать, он боялся.

- Не верю. Для Ельцина это была родная стихия, он был человек конфликта. Стычка его заводила, мобилизовывала. У Ельцина была невероятная интуиция, он точно понимал, как надо действовать, шел напролом, это был отменный боец. В августе 1991-го Ельцин был абсолютно в своей стихии. 

Москвичи пришли к "Белому дому" защищать демократию. Фото PHOTOXPRESS.

Из воспоминаний Бориса ЕЛЬЦИНА: "Таня влетела в комнату: "Папа, переворот!" 

"Разбудила меня в то утро Таня. Влетела в комнату: "Папа, вставай! Переворот!"  

Я сидел, вперившись в телеэкран, еще без рубашки.

Так начиналось то утро. Первые полтора часа в Архангельском остались у меня в памяти как бы в тумане, четко помню лишь отдельные моменты.

Перед самым отъездом из Архангельского жена остановила меня вопросом: "Куда вы едете? Там же танки, они вас не пропустят…" Надо было что-то сказать, и я сказал: "У нас российский флажок на машине. С ним нас не остановят". Я хорошо помню это чувство, когда я, в тяжелом бронежилете, огромный, не­уклюжий, пытался сообразить, что сказать жене, чем успокоить, и вдруг ухватился мыслью за этот флажок. Все казалось зыбким и ненадежным. Сейчас помчимся в "Белый дом", а вдруг где-то засада. А если прорвемся - там тоже может быть ловушка. Привычная почва уходила из-под ног. А вот флажок был чем-то реальным, настоящим.

…Надо сидеть в "Белом доме". Чем дольше здесь сижу, тем хуже для них. За окном стоял танк. Абсурдный и в то же время такой реальный. Бронемашину окружила толпа людей. Ведь не боятся люди подходить, да что подходить, бросаться под эти танки. Не боятся, хоть и советские люди, воспитанные советской системой, очереди в упор, не боятся гусениц. Как удар, как внутренний рывок ощутил: я должен быть сейчас рядом с ними.

Я решительно спускаюсь вниз, к людям. Взобрался на броню, выпрямился. Может быть, в этот момент ясно почувствовал, что мы выиграем, мы не можем проиграть. Ощущение полной ясности, абсолютного единения с людьми, стоящими вокруг меня. Я беру в руки лист с обращением. Крики смолкают, и я читаю, громко, голос почти срывается… Потом переговорил с командиром танка, с солдатами. По лицам, по глазам увидел: не будут в нас стрелять. Спрыгнул с танка и через несколько минут опять оказался в своем кабинете. Но я уже был совсем другим человеком.

Этот импровизированный митинг не был пропагандистским трюком. После выхода к людям я испытал прилив энергии, громадное внутреннее облегчение.

...Когда снова началась стрельба, меня растолкали помощники. Повели вниз, прямо в гараже надели бронежилет, усадили на заднее сиденье машины, сказали: "Поехали!" Когда двигатель "ЗИЛа" заработал, я окончательно проснулся и спросил: "Куда?" Первая, еще полусонная моя реакция: все, начался штурм.

...Связались с посольством, американцы сразу согласились нас принять в экстренном случае. Вот еще один заготовленный секретный план. По подземным коммуникациям можно было выйти в район гостиницы "Украина". Меня предполагалось переодеть, загримировать и затем попытаться машиной подхватить где-то в городе.

Но вариант с американцами был самым простым и надежным. Поэтому его и начали осуществлять, когда раздались первые выстрелы. Узнав, куда мы собираемся ехать, я категорически отказался. С точки зрения безопасности этот вариант, конечно, был стопроцентно правильным. А с точки зрения политики - стопроцентно провальным. Реакция людей, если бы они узнали, что я прячусь в американском посольстве, была бы однозначна. Это фактически эмиграция в миниатюре. Значит, сам перебрался в безопасное место, а нас всех поставил под пули.

...Было решено спускаться в бункер. Самый тяжелый момент наступил примерно в три утра. Больше не было сил сидеть. И я решил подняться наверх. Мне доложили, что есть убитые, три человека.

Долго-долго оставалась кровь на асфальте. Ушли из жизни трое молодых ребят: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. Вечная им память". 

Лев СУХАНОВ, в 1991-м - помощник президента России: "Судьба Ельцина висела на волоске"

"Почему путчисты не схватили Ельцина сразу? Если захват "Белого дома" был чреват колоссальными человеческими потерями, то, думается, штурм президентской дачи был бы не ахти каким сложным делом. Начиная с 18 августа судьба Ельцина висела на волоске.

Обращение Бориса Николаевича к народу сыграло в тот момент решающее значение. Когда я подошел к танку, с которого выступал Б. Н. Ельцин, люди ловили каждое его слово.

Вечером 21 августа Илюшин предложил нам собраться в приемной президента. Обсуждался вариант в случае крайней необходимости перебраться в американское посольство. Около трех часов (предполагаемое время начала штурма) пришел Саша Коржаков и повел к специальному лифту. На нем мы спустились в подземные этажи. Мы долго шли лабиринтами коридоров и переходов, пока не оказались в просторном помещении. Увидели нашего президента. В самый критический момент переезд в американское посольство как вариант президентом был решительно отклонен. На экстренный случай рассматривался уход через один из тоннелей, который выходил на пустырь, недалеко от Краснопресненской набережной. По нему уже прошли телохранители Ельцина, выяснили, что делается наверху, и установили постоянное дежурство. Где-то в половине четвертого Борис Николаевич вдруг встал и громко сказал: "Пошли!" И все направились наверх. Тут стало ясно, что штурма не будет и что у путчистов уже нет козырей".

(Из книги "Как Ельцин стал президентом. Записки первого помощника".) 

Взгляд из Украины 

Леонид КРАВЧУК: "Меня разбудили в шесть утра и по телефону сказали, что власть сменилась" 

Для тогдашнего председателя Верховного Совета Украины Леонида Кравчука утро понедельника, 19 августа 1991 года, стало поистине сеансом шоковой терапии. Новость о том, что в Москве сменили власть, а в город введены войска, прозвучала как гром среди ясного неба.

- Я прекрасно помню то августовское утро. Тогда я был в Киеве - в отпуск не пошел. В шесть утра в моей квартире раздается телефонный звонок. Поднимаю трубку и слышу голос первого секретаря ЦК Компартии Украины Станислава Гуренко. "Спишь?" - спросил он. Ну, я ответил, что вот, мол, уже встаю, но пока еще дремлю. На что он мне отвечает: "А в Москве уже другая власть". Спрашиваю: "Кто?" А Гуренко мне: "Включай радио - услышишь", - делится с "КП" своими воспоминаниями Леонид Макарович. - Когда я включил радио, понял, что это вовсе не шутка и намечается что-то серьезное.

Уже 5 декабря 1991 года состоялась инаугурация первого президента Украины. Фото УНИАН.

В то же время Леонид Кравчук отмечает, что старался сохранять спокойствие и предпринимал все возможные меры, чтобы оградить украинскую столицу от введения чрезвычайного положения. 

- В тот же день, 19 августа, я помчался в свой кабинет председателя Верховного Совета УССР. Меня уже ждали главнокомандующий сухопутными войсками генерал армии Валентин Варенников, командующий Киевским военным округом Виктор Чичеватов и много других генералов. Атмосфера в кабинете была напряженной. Меня убеждали в том, что в Украине, в частности в Киеве, необходимо ввести чрезвычайное положение. Однако я четко сказал, что чрезвычайное положение может ввести только Верховный Совет Украины, но никак не его председатель. Кроме того, в Украине ничего такого особого не происходит, чтобы вводить ЧП, - продолжает Кравчук. 

Генерал Варенников не устоял перед этими аргументами и предложил ввести чрезвычайное положение во Львове. Однако навязать "чрезвычайный сценарий" ему все же не удалось.

- Я, не скрывая удивления, спросил: при чем тут Львов? На что Варенников начал рассказывать, мол, у них есть какая-то оперативная информация, дескать, во Львове - Народный Рух, диссиденты, сложная ситуация и прочее. Однако я ему сказал, что и во Львове все спокойно - информация проверена. Варенников заявил, что лично съездит туда и все проверит, а потом проинформирует меня о происходящем. Так он и не вернулся оттуда с докладом, - рассказывает первый президент Украины. 

Леонид Кравчук в очередной раз отметил, что ситуация в целом по Украине была спокойная и оснований для введения чрезвычайного положения не было.