Дед-герой из Верхней Вереи жалеет, что спас дом от огня

Уцелевшая изба Карповых – единственная в селе осталась без отопления и водопровода.

Уцелевшая изба Карповых – единственная в селе осталась без отопления и водопровода.

 «Карпову хорошо, он избу отвоевал...»

Дорогу в Верхнюю Верею после ушедшего лета легко найти по цвету. На десять километров пути вдоль трассы тянутся грозные остовы сгоревших деревьев. Темные массивы леса пахнут горькой гарью. Внезапно черные стены леса раздвигается, и по глазам режут белые стены новых домов.
 
По Верее гуляет ветер. Между одноэтажных домов – пустые пространства и лишь кое-где зубочистки нескольких уцелевших берез. Земля до сих пор черна, завалена песком, щебнем.
 
В одинаковых белых и бежевых домах – пока еще одинаково пустые глазницы окон. Верейцы потихоньку переезжают в дома, но мебель установлена у единиц. Вот, например, у коренной вереянки Нины Гореловой дома – только матрас да унитаз. Диваны и столы вот-вот завезут, а вместе с ней в квартире появится еще один жилец.
 
- Мы с мужем в санатории жили, а сын все по друзьям да родственникам мотался. И докатался, с девушкой познакомился. Скоро вот поженятся. Так что не было бы счастья... - умильно вздыхает Нина Владимировна над милицейской формой сына, бережно расправляя ее на вешалке.
 
От радостных мечт отвлекают проблемы насущные. Привычная к бане, пенсионерка как огня боится ванной. На днях пришел муж из леса – полез под душ, а его как стукнет током. Женщина вызвала электрика, тот поковырялся в проводах, сказал, что кто-то забыл провод заземлить, уверил, что теперь все в порядке и засобирался. Но Нина Владимировна электрика задержала – она мол, вперед батьки в ванну не полезет.
 
В Верхней Верее от благодарных новоселов появилась вот такая растяжка... 

 

 

 
- Я ему говорю – сам сначала полезай, помойся. А коли тебя не убьет, так и я помоюсь. Но он  заворчал, некогда ему. И ушел. Так я неделю и не моюсь, боюсь, - показательно почесывается пенсионерка. – Баньку бы поставить, да запретили нам. Нужно, дескать, чтобы все у всех одинаково было. Мол, строители сами в следующем году построят бани и гаражи. А мы тут живи. Чешись.
 
И уж очень загорелись у Гореловой глаза при воспоминании о настоящей русской бане и русской избе.
 
Вот Карпов избу свою у огня отвоевал, ему хорошо. А как в деревянной избе дышится легко, - мечтательно вздымает полную грудь Нина Ивановна.
 
В одинаковых белых и бежевых домах – пока еще одинаково пустые глазницы окон. Верейцы потихоньку переезжают в дома, но мебель установлена у единиц. 

 

 

 
«Обидно! Мы теперь хуже местной пьяни.»
 
И мы отправляемся к 73-летнему герою Карпову, отвоевавшему у огненного шторма свою избу. Когда все жители бежали от стихии, Карпов единственный остался. Всю ночь поливал головешки водой, а от огня прятался под железным корытом. Обжег руки и спину, но дом спас…
 
Теперь его русская избенка причесана под общую гребенку – обита бежевым сайдингом.  Правда, сени остались облупленными, покошенными. Даже забор вокруг героически спасенной избы покосился, как серый и обгоревший старик с выпавшими зубами, который с последней надеждой оперся на светлый стройный частокол соседа. Карповы встречают нас, узнают и тут же бабка кидается в безутешный плач. Владимир Сергеевич шикает на благоверную. 
 
- Обидно! Мы теперь хуже местной пьяни, хуже местных бомжей оказались. У всех новые дома, газовое отопление. А у нас - ни газа, ни водопровода! Бегаем со старухой до ветру в туалет. Ой, съела меня совсем старая, зачем, говорит, дом спасал, - отворачивается герой-огнеборец.
 
- Юрка-сосед, все пьянствовал, ко мне приходил: теть Люб, дай хлеба, а то помру с голоду. И давала. А он теперь в галстуках ходит, пальца в кольцах. Со мной и не здоровается. Ему новый дом отгрохали, с газовым отоплением. А я, старая, хожу, головешки в лесу собираю, чтобы котел наш протопить. Да, завидоваю я ему, - с вызовом напирает Любовь Григорьевна, и от вселенской обиды глаза ее блестят слезами.
 
В избе Карповых и правда холодно, старики ходят в шапках и тулупах. Уголь был заготовлен летом  на две зимы вперед, да весь сгорел. А от лесных головешек котел коптит, и на селе избенку Карповых обидно кличут «кочегаркой». Чтобы установить газовое отопление, нужно 40 тысяч на одни трубы. Да работникам платить, да водопровод протягивать. А старики – не двужильные, им восьмой десяток. Денег им дали на ремонт - по 70 тысяч каждому, да эти деньги давно ушли на новую баню да бабке на вставные зубы.
 
У коренной вереянки Нины Гореловой дома – только матрас да унитаз. Диваны и столы вот-вот завезут. 

 

 

 
- Ведь он государству 3 миллиона спас, тем, что избу сохранил. А ему за это – шиш!  - справедливо замечает Любовь Григорьевна. – Когда Шанцев приезжал, я к нему прорвалась. Он мне пообещал, что отопление нам сделают. А воз и ныне там. А герой-то мой гордый. Он не пойдет унижаться, выпрашивать. Зачем ты избу спасал? – кидается на деда бабка.
 
- А ты зачем с иконой вокруг хаты ходила? – не теряется дед-атеист.

Такая разная справедливость
 
…Хата Карповых осталась с краю, у черного сгоревшего леса. В центре поселка уже выстроили деревянную часовенку взамен сгоревшей дотла церкви и магазин. В нем обычное деревенское состояние: полупустые прилавки и подсохший до деревянного звона хлеб. У кассы деликатно топчутся таджики с кирпичной кладкой черного хлеба. Закупают по 10-15 буханок. Почти все строители уехали, эти – достраивают стратегически важный объект – салон красоты.
 
- Строители молодцы – по 12 часов работали. Даже по ночам. Платили им тысяч по 28. Но было дело и обижали, не знаем уж, по чьей вине, но кто-то так и уехал без денег, - признают местные.
 
Едем на ближайший железнодорожный вокзал в Навашино. Проводники поездов рассказывают – к ним не раз прорывались в поезда строители-безбилетники, которым не заплатили в Верее. Видели их и другие работники вокзала.
 
- Я дежурила ночью, напротив, на скамейках клубочком паренек свернулся, -- говорит билетерша в вокальном туалете. -- У нас спать не положено в зале, ему сказали – иди в комнату отдыха. Но у него денег не было, он сказал, что в Верее 40 дней работал, ему ни копейки не заплатили, как и всей его бригаде. Он рассказал, что у него семья в Кстове, дочурка только родилась, а он с пустыми карманами возвращается, кормилец. Утром он на нижегородской электричке уехал. Жалко было паренька!
 
Что за фирма обманула работников, строитель из Кстова не рассказал. Подрядчиков на строительстве было много..
 
С высоты птичьего полета Верхняя Верея выглядит непривычно для русского села: четкие линии одинаковых домов. Только неодинаково справедливо поступили с верейцами. Погорельцы благодарны властям за новые дома, а вот геройского деда Карпова все забыли. То же и со строителями: стройка была важная, срочная, но кого-то из простых работяг все же «нагрели». Видимо, не могут в России иначе, даже под присмотром веб-камер.
 
ОФИЦИАЛЬНО

«У Карповых – все по закону»
 
Как объяснили «КП-НН» выксунские чиновники, Карповы сейчас могут провести отопление, но только за свой счет.
 
- У нас все по закону, - объяснила глава администрации поселка Виля, к которому административно относится Верхняя Верея, Людмила Лизунова. -- Дом у Карповых остался цел, поэтому они не попали в федеральную программу помощи погорельцам. Им строители и так оказали гуманитарную помощь – бесплатно поставили газовый котел, подвели к дому водопровод. А уж остальное пусть сами делают. 
 

http://kp.ua/player/flowplayer.swf

ВЗГЛЯД С 6-го ЭТАЖА

Государство, рыба ты наша золотая...
 
Вот говорят: «Сказка ложь, да в ней намек». Как бы не так. Такие бывают материализации, что Пушкину не приснилось бы. Зеркальные
 
Анна КАЛЕДИНА 
 
Услышав историю семьи Карповых, тут же вспомнила «Сказку о рыбаке и рыбке». Жил старик со старухой в селе Верхняя Верея. Пусть не у синего моря и не тридцать лет и три года, а поболее, наверное, раз герою нашему 73. Да и про ветхую покосившуюся избушку тоже, пожалуй, преувеличение. Хотя как посмотреть. Если глазами не пушкинского героя, а современного человека, то как еще назвать деревянный дом без отопления и с удобствами во дворе? Избушка - она и есть избушка. У других такие же. Были. До великого пожара-2010.
 
У всех жителей села дома сгорели. Только наш герой отвоевал у пожарища свою избушку. Закрылся железным корытом (привет Пушкину) и поливал дом водой. Не давал огню разгореться. Получил ожоги, но жилье спас. Герой? Герой. Мужик! Крепкий, настоящий.