Два десятка лет назад, если и были в СССР люди популярней Владимира Молчанова, их было немного. Автор первой «несоветской» программы на советском телевидении с незамысловатым названием «До и после полуночи» был всем кем угодно: символом перестройки, властителем дум, ниспровергателем строя, рупором эпохи... С Молчанова началось все нынешнее телевидение, уже после него появились «Взгляд», «600 секунд» и прочие. Объяснить, что это было такое, тем, кто не жил в то время, невозможно. А те, кто жил и видел сам, вряд ли забудут. Но вспомнить пройденное всегда полезно, тем более что повод есть: сегодня Владимиру Молчанову исполняется 60 лет.
- Владимир Кириллович, вы сами-то себя символом эпохи считаете?
- Это глупость! Символ эпохи - это потому что нас было двое всего: «Взгляд» и «До и после полуночи». Больше смотреть нечего было. Поэтому и легко было стать популярным. Я всю жизнь был журналистом и помру им.
- Как вы вообще попали из голландских собкоров АПН во властители дум эпохи перестройки?
- Это был колоссальный поворот судьбы. Я ведь благодаря «Комсомолке» в люди вышел! Если бы не серия моих публикаций в «Комсомольской правде» о неразоблаченных нацистских преступниках, так бы и писал о сотрудничестве цветоводов СССР и Голландии, «все о русской балалайке». Но я занялся нацистами, и это перевернуло мою жизнь.
- Откуда пошло «До и после полуночи»?
- Я пришел 3 января 1987 года на телевидение международным комментатором в программу «Время». Мы репетировали с Майей Сидоровой утреннюю программу. Приехали люди из агитпропа ЦК КПСС, посмотрели и сказали: «Вы что, с ума сошли? Такая программа советским людям не нужна. Гимн должен звучать, люди в черных костюмах стоять». И уехали. Кто-то подходит из редакции программы «Время»: попробуйте на ночь что-нибудь сделать. И через две недели вышла передача. Первая называлась «Информационно-музыкальная программа». Уже со второго выпуска она стала называться «До и после полуночи». Название, по-моему, придумал Ольвар Какучая. Нас выпустили в субботу в половине двенадцатого ночи. Говорят, это было большое потрясение для страны. Люди были в шоке уже от того, что ночью телевизор не перестал работать, как обычно, а, наоборот, начал показывать что-то необычное.
И пошло-поехало. Выходили не каждую субботу. Иногда два раза в месяц, иногда раз. Со второй-третьей программы мы поняли, что мы единственные в ночном эфире. Почему не закрывают - непонятно. Делали что хотели, но никто не боялся. Уже так надоело бояться всего, что наплевать было. И пошли совершенно недопустимые вещи про Ленина, про белую эмиграцию, про диссидентов.
- В какой момент вы поняли, что слава на вас свалилась огромная?
- В понедельник, после передачи. Я пошел в магазин «Диета», в котором не было вообще ничего. Встал в очередь за треской. Вышла дама, директриса магазина. Подошла ко мне, взяла за руку: «Вам не надо здесь стоять». И отвела меня куда-то вниз, где все было.
- Сейчас людям сложно объяснить, что было время, когда в магазинах ничего не было.
- Был случай, когда моей жене дали треской по лицу. Последняя рыба была, они вдвоем ухватились с какой-то теткой за эту треску. Та оказалась поздоровее. Я как-то раз принес домой 20 килограммов израильской сушеной фасоли. Около школы дочери был овощной магазин. Я иду мимо с дочерью, выскакивает директор овощного: «Заходи!» Израильская фасоль. Но брать надо не меньше 20 кило. Ну давай. Он мне положил. С тех пор дочь в рот не берет фасоль.
- Нет досады, что ваша слава была в десятки раз больше тех, кто сегодня является кумирами современного телевидения, а они денег получают сейчас намного больше?
- У нас в семье это не принято. Моя сестра Анна Дмитриева была 20-кратной чемпионкой СССР и первой вывела советский теннис на мировую арену, первой поехала на Уимблдон. Она получала 11 фунтов стерлингов суточных. После нее пришла Оля Морозова, которая стала первой в СССР, кто заработал 60 тысяч долларов за год, играя в теннис. Сегодня эти ребята по 20 миллионов зарабатывают. Никакой досады нет. Так сложилось.
- Вы на канале «Ностальгия» в своих программах перебираете по годам то время, которое сами и раскачали.
- Правильно, раскачал. Был такой Юлий Иоффе, он был генеральным директором «Стахановугля». Это мой последний фильм на государственном телевидении.
- После которого шахта, где его снимали, взорвалась?
- Да. Он был вице-премьером, его чуть не убили. Он писал книгу, описывал, как они пустили нас снимать. Сказал: сейчас, оглядываясь назад, мы понимаем, что «Взгляд» и «До и после полуночи» раскачивали эту лодку - Советский Союз - и способствовали тому, что это рухнуло. Но мы этого не хотели.
- А чего же вы хотели?
- Нормальной страны хотели, где можно свободно ходить, говорить, свободно ездить за границу и слушать ту музыку, которую хочешь, читать книги, которые хочешь.
- То есть страну оставить, но внутри все поменять?
- Да.
- Это казалось реально?
- Нет.
Фото PHOTOXPRESS.