Мы были знакомы еще с тех незапамятных времен, когда обращение друг к другу по отчеству означало высшую степень иронии.
Кажется, год восемьдесят седьмой. Отчетно-выборная комсомольская конференция в Киевском политехническом перерастает в бунт. Повод уже забылся: то ли ректорат ущемил права студентов, то ли партийный комитет вуза, то ли предчувствие близких, глобальных перемен сделало свое дело. Двери зала забаррикадировали стульями, как сейчас бывает в Раде. В парк возле КПИ подтягивается милиция. Ходят слухи, что «вражеские голоса» вроде радио «Свобода» уже вовсю вещают о готовящейся расправе над студенчеством.
В осажденную «крепость» меня, журналиста республиканской газеты «Комсомольское знамя», в просторечии «Коза», пропускают не сразу. Честно сказать, происходящее мне очень нравится: сама от студентов недалеко ушла… Революции вообще имеют большой притягательный эффект, даже если их цель не до конца понятна массам.
- А эти, пузаны цэковские, пусть только сунутся! - кричит кто-то.
Да они на пушечный выстрел сюда не приблизятся, для них вступить в диалог, в спор с вышедшей из-под контроля толпой - все равно что в клетку к тиграм войти!
Тут у входа происходит какое-то движение, образуется водоворот:
- Ты чего, мужик, вообще?!
- Я представитель ЦК!
Сквозь свист он легко, по-спортивному, перемахивает через какие-то ограждения. Встал, как под прицелом. Русые волосы, рубашка в клетку с коротким рукавом, спокойные, даже веселые глаза. Сзади начинают шикать:
- Ладно, пусть выскажется, если приперся…
Все похоже на сюжет из старых фильмов о комиссарах. Этот парень здорово умеет владеть аудиторией. Говорит о перестройке, о гласности, о свободе - без шпаргалок. О чувстве собственного достоинства, без которого человек - просто биологический организм. О том, что сейчас есть шанс изменить общество к лучшему. Он, по сути, не призывает успокоиться и разойтись, а собирает вокруг себя неравнодушных, готовых к борьбе. Надо запомнить: зовут его Александр Зинченко.
Несколько позже... Зинченко - единственный, на чью поддержку рассчитывают газетчики в случае резонансных материалов. Тут сегодняшним читателям необходимо пояснение. «Резонансные» - острые, критические, задевающие интересы чиновников у власти. А пресса вся государственная, руководители изданий - номенклатура ЦК. Тем редакторам, что осмеливаются рубить сук, на котором сидят, покушаются на коммунистические святыни, грозит расправа. В «Козе», совсем по-московски фрондирующей (тогда подобное определение считали синонимом гражданской смелости!), Саша бывает на правах друга и единомышленника. Ведь проблем от нас на его голову все больше… Неформатный комсомолец, честное слово! Фундаментально образован, физик, диссертацию защитил, в Черновицком университете ему прочили блестящее будущее. Интеллектуал на зависть иным гуманитариям. Каратист - черный пояс, шестой дан. Как-то обмолвился об отце, чекисте-разведчике, мы профессионально «дожали»: оказывается, в шестидесятых годах, при Хрущеве, именно Зинченко-старший проводил секретную операцию обмена советского резидента Рудольфа Абеля на сбитого над Уралом американского летчика Пауэрса. А то что с Сашей в «Козе» любят петь под гитару Окуджаву, Высоцкого и любимую, митяевскую -«Но свобода и чистая совесть - это лучшее, что может быть…» знали, похоже, все шесть этажей Дома печати на проспекте Победы.
|
Еще позже мы встречались в Москве, куда Зинченко перевели на повышение, в союзный ЦК. СССР доживал век, но тем ожесточеннее становилось сопротивление старой машины власти. Тогда лишь вмешательство Александра спасло «Комсомолку» от расправы на высшем партийном уровне. «Журналисты не «чернуху» находят, а честно пишут о нашей жизни!» - этим выводом закончился «разбор полетов» газеты.
Однажды, в начале 2002-го, я его не узнала в Раде. Узнав же, не совладала с выражением лица. Сильно похудевший, без волос, Саша только улыбнулся: «Спокойно, уже все в порядке». Муки химиотерапий не изменили характер. Напротив, врачи, дававшие прогноз в лучшем случае еще на три года, теряли дар речи: этот человек боролся каждой клеткой. Не только тело заставлял подчиняться духу (Саша завел блокнот, куда записывал, сколько сделал шагов, а потом - сколько раз отжался). Он избегал прямого ответа об обращении к Богу. Лишь замечал, что ощутил конечность бытия. Потому решение - не просто поддержать на выборах 2004-м Виктора Ющенко, а стать во главе избирательного штаба «оранжевого» лидера - и оказалось воплощением этого самого, главного, ради чего стоит жить.
|
И еще думаю: боль, которую испытывал Виктор Андреевич, стала окончательным аргументом в подтверждении собственной правоты. Не потому ли Саша безоглядно, без политических подсчетов выгоды, заявил об умышленном отравлении Ющенко и бился рядом за его победу? Уж точно не за пост главы президентской администрации… А затем столь же безоглядно ударил по «своим», обвинив окружение президента в коррупции…
В последние годы Александр Зинченко ушел из публичной плоскости политики, хоть стал депутатом Киевсовета от БЮТ. Чувствовалось: ему опротивела нескончаемая возня между Банковой и Грушевского, разговоры о переменах и перестройках, которые никак не становились реальностью для страны. Он пытался приблизить ее сам. Благо должность руководителя Национального космического агентства давала возможность пусть на одном, но конкретном участке совершить прорыв. Идея создания Наукограда - украинской Силиконовой долины - была, пожалуй, единственной темой, на которую он теперь соглашался беседовать с удовольствием.
17 марта, после смены правительства, Александр Зинченко подал в отставку, хоть никто не вынуждал. Сильному мужчине не свойственно угодливо ожидать, как другие разрешат его судьбу. Он и у болезни не просил пощады. Теперь последнюю схватку выиграл рак.
Свобода и чистая совесть остались с тобой, Саша.