Тогда в тяжелом и неравном бою с наемниками погибли вместе с комбатом 87 советских военнослужащих. Среди них — 18 офицеров и прапорщиков. Остальные получили ранения различной степени тяжести
Ранее в «Комсомолке» были опубликованы статьи «Правда о «Королевском батальоне» и «Комбат Королев и его «королевичи». В них рассказывалось о событиях, произошедших во время войны в Афганистане, в ущелье Хазара (Панджшер), 30 апреля 1984 года. Тогда в тяжелом и неравном бою с наемниками погибли вместе с комбатом 87 советских военнослужащих. Среди них — 18 офицеров и прапорщиков. Остальные получили ранения различной степени тяжести.
С «черной» меткой жил 23 года...
За последние полгода было несколько встреч ветеранов 1-го «Королевского» (так в честь комбата Александра Королева бойцы окрестили свое подразделение) мотострелкового батальона (мсб) 682-го Уманско-Варшавского Краснознаменного Ордена Кутузова мотострелкового полка. Первая — в 23-ю годовщину трагедии на могиле комбата в городе Балабаново Калужской области. 35 «королевичей», многие из которых инвалиды, собрались со всех уголков бывшего СССР, чтобы почтить память боевых товарищей, увидеть через 23 года друг друга. Вторая встреча, состоявшаяся в июле этого года в Одессе, была организована Крымским республиканским и Одесским областным союзами ветеранов Афганистана. «Афганское эхо» — тема июльского круглого стола. Но еще тогда было понятно — эта встреча не последняя, ведь предстоит большая работа по выяснению всей истины о массовой гибели военнослужащих «Королевского» батальона. Статьи в «Комсомолке» вызвали широкий резонанс во многих странах бывшего Советского Союза. Об этом свидетельствуют многочисленные звонки и письма, полученные ветераном 1-го мсб, подполковником запаса Александром Ружиным. Именно он является инициатором непростого, но очень нужного дела — восстановлением точных событий и причин трагедии. Но если раньше информации было мало, то после выхода статей и нескольких передач по телевидению, она стала поступать со всех уголков нашего постсоветского пространства. Благодаря активным действиям «Боевого братства без границ» Александру Ружину удалось найти бывшего командира 682-го полка Петра Сумана, который проживает с семьей в Гомеле.
Когда Александр позвонил ему, Петр Романович сказал:
— Я не понимаю по сей день, что произошло? Королев не мог меня подвести! Почему 3-я рота оказалась внизу?
В голосе были волнение и обида. Выяснилось, что Суман не имел представления о том, что командир дивизии лично вышел на связь с Королевым и дал ему такой приказ, а в случае невыполнения грозил трибуналом. Более того, именно его, боевого командира, попытались сделать «виновником трагедии». С такой вот черной меткой он жил все эти 23 года...
Белый аист летит — боевое братство хранит
Поездка в Балабаново планировалась давно. Цель — переговоры с Калужским «Боевым братством» по установлению памятника-мемориала на могиле комбата Королева. Но после разговора с Петром Романовичем было решено прежде ехать в Белоруссию. Принять необходимые меры по моральной реабилитации бывшего командира 682-го полка полковника запаса Сумана — таков план инициативной группы «Королевского батальона». Заранее были подготовлены официальные письма от Одесского областного союза ветеранов Афганистана на имя президента Белоруссии, министра обороны и председателя Белорусского союза ветеранов Афганистана. Пятого октября военный комиссар Республики Адыгея полковник Владимир Александров, подполковник запаса Александр Ружин и я, выехали на машине в сторону белорусской границы. Дорога неблизкая. И все это время Ружин и Александров рассказывали мне о Королеве, ребятах из батальона. «Братское сердце» — так они называют каждого из своих сослуживцев. Многие из них в течение всего пути звонили нам по мобильной связи. Звонил и Петр Суман. Владимир Александров периодически брал в руки гитару и пел песни, слова и музыку к которым написал сам. Самую первую песню он написал сразу же после боя в Панджшере.
— А ты спой «Белый аист летит...», эту песню очень любит Суман. Помнишь, когда он приходил в столовую, ему в знак уважения включали ее солдаты, — сказал Александр. И Владимир спел ее. А еще он вспоминал бой, до мельчайших подробностей, переживая его снова и снова.
Из воспоминаний бывшего командира взвода Владимира Александрова:
— 29 апреля 1984 года вторая рота во главе с комбатом шла по низу ущелья Хазара, а третья рота, в том числе взвод, которым я командовал, передвигалась по гребню горы. К ночи мы спустились ниже и находились примерно в трехстах метрах над ущельем. Утром выяснилось, что нам следует сойти с гор и присоединиться ко второй роте. Мы недоумевали, ведь тактически это неверное решение. В случае боя без прикрытия с господствующих высот наверняка будут ощутимые потери с нашей стороны. Кто дал такой приказ? Замполит батальона Грядунов объяснил, что он рано утром говорил с Королевым и тот сказал, что это приказ командира дивизии, а Суман от управления батальоном отстранен. Дескать, рота не успевает по времени выйти на боевую задачу, поэтому генерал Логвинов лично приказал Королеву изменить план ведения операции. Но кто нас всех прикроет? Ответ замполита: «Логвинов пообещал, что будут в помощь вертолеты». И мы спустились, хотя предчувствие было нехорошее.
Трудно передать словами красоту Панджшерского ущелья. Неподалеку от нас небольшое озеро. Я подошел к нему, сделал зарядку, умылся. Оглянулся, вижу — командир 2-й роты Серега Курдюк сидит на камне в бушлате и в шапке синей. Задумался, в мыслях своих далеко-далеко — ничего не слышит, не отвечает на вопросы. А тут каша подоспела. Зову позавтракать командиров взводов — Кутырева и Шинкаренко. Но они есть не хотят, сидят мрачные — о беременных женах разговаривают. Ребята вспоминали, как их жены рыдали на мосту, когда батальон из Термеза в Афганистан уходил. А это плохая примета.
Если честно, несмотря на красоту афганских гор и ущелья, у наших бойцов было такое настроение, словно все уже почувствовали дыхание Смерти. Командир батальона собрал возле себя офицеров. От него мы узнали, что ночью 29 апреля в госпитале умер Вова Олейников.
— 8 апреля во время боя погиб взводный лейтенант Алябин, тяжело ранен замполит второй роты лейтенант Ружин. Теперь умер лейтенант Олейников. Много подрывов. Мы несем потери, — с горечью произнес комбат.
Но разговоры разговорами, а выполнять приказ надо. Тропинка неширокая, вьется по берегу речки Хазары. Так мы дошли до деревни Сах. Совсем маленькое селение, всего-то два или три домика и мостик через речку. Комбат отправляет вторую роту во главе с Курдюком прямо по тропинке. А мы — саперы, комбат, затем Костя Кутырев со своими бойцами, гранатометный взвод, мой и Шинкаренко взводы, за нами — минометная батарея, — перешли мост и остановились на небольшом плато возле речки.
Зову позавтракать командиров взводов — Кутырева и Шинкаренко. Но они есть не хотят, сидят мрачные — о беременных женах разговаривают.
В бою командовать поздно...
Затем была дана команда «Вперед». Помню ближайшее свое окружение: старший лейтенант Зуев, рядовой Ибрагимов, а за мной — Серега Петров с радиостанцией. И почти сразу же началось непонятно что. Дрожь по телу, когда стреляют в твою сторону и когда в бою из пулеметов расстреливают ребят. Справа, на высоте примерно пятидесяти метров, — несколько огневых точек. Наши бойцы бросились к укрытиям, многие падали. Мы с Ибрагимовым — за камень на косогоре. Слышу, солдат Русов кричит: «Товарищ лейтенант, рана есть, рана!» Приказываю перевязать его. Знаю, надо взводом командовать. Но как командовать? Ничего из-за грохота не слышно. Тогда понял — в бою командовать поздно, это надо делать задолго до боя. Нам оставалось только организовать оборону и отстреливаться. Смотрю: бегут «духи», пять человек, в афганской форме. Стреляю в одного — попал, другие разбежались. В это время из своих укрытий противники нас поливают автоматными очередями. Я прицелился, стреляю. Четыре магазина расстрелял. Ибрагимов увидел, что «духи» маневрируют по горам. В это время пуля чиркнула по камню, за которым мы лежали. Затем вторая. Я бы не подумал, что нам надо менять позицию, если бы до этого не попал в Кабул на сборы. Тогда опытные офицеры говорили, что если первая, вторая пуля совсем рядом пронеслись, надо уходить, менять позицию, так как третья попадет либо в грудь, либо в голову. В это время подоспели наши вертолеты. «Духи» прекратили стрелять. Я, воспользовавшись короткой передышкой, вскочил и приказал: «Ибрагимов, за мной!» Но он не послушался. Там его и убили.
Я бежал и видел мертвых товарищей, поскользнулся и упал, выронил автомат из рук. Пополз к нему, а потом начал обкладывать себя камнями. Выгребал их из под себя и сооружал пусть примитивную, но защиту, все ногти содрал. Но вертолеты улетели и тут такой огонь пошел! Земля кипела. Огляделся: справа от меня лежит боец Сапега, убитый, а рядом с ним — станковый гранатомет. Своим автоматом я потянул его к себе, треногу нашел. Кое-как поставил на нее гранатомет. Вижу, сержант Батычко ко мне ползет. С ним мы, лежа валетом, отстреливались. Но вскоре пулеметной очередью пробили гранатомет, и я снова взял автомат. Радиостанция разбита, Серега Петров ранен. «Духи» обходят нас с другой стороны. Потом узнал, что некоторые бойцы вступили там в рукопашную. А в пятидесяти метрах от меня был виден ствол автомата. Строчит по второй роте — через нас. Я прицелился и тут рядом слышу хрип — погиб сержант Батычко. Гляжу, бежит ротный — капитан Кирсанов, но простреленный падает замертво. Я увидел троих врагов в метров пятнадцати от меня, собирали оружие у убитых. У одного волосы белые (скорее всего, это был наемник из французского легиона), до плеч, сам он в камуфляже. За ним два афганца в маскхалатах, в шапках-пуштунках. Стреляю. Они упали. Осмотрелся, кроме солдата Бабуева никого нет в живых. Вокруг столько трупов! В нескольких метрах передо мной лежит мертвый командир первого взвода Костя Кутырев. Лицом к земле, руки по швам. Ветер колышет волосы. Я даже не заметил, как мое лицо залило кровью, а я думал — это пот. Потом стрельба прекратилась. Но слышу, «духи» продолжают стрелять с той стороны, где находится вторая рота — добивают раненых. Была уже ночь, когда я встретил живого Федю Жарникова, замполита нашей роты. Он, я и рядовой Бабуев перешли через речку, прошли с полкилометра, и вдруг в нашу сторону кто-то стреляет. Потом мы узнали, что это были наши разведчики, принявшие нас за душманов.
А когда мы прибыли на командный пункт, то увидели командира полка Петра Сумана, вернувшегося с места трагедии. Он сидел в тельняшке, и его переполняла горечь и обида. Я доложил ему о том, что произошло в ущелье...
Я прицелился и тут рядом слышу хрип — погиб сержант Батычко. Гляжу, бежит ротный — капитан Кирсанов, но простреленный падает замертво.
Одесса — Гомель — Минск
Шестого октября, под утро, мы пересекли белорусскую границу. Петр Суман с сыном Романом нас уже ожидали. Здесь, на дороге, ведущей в Гомель, после двадцатитрехлетнего перерыва, встретились командир 682-го полка и двое бойцов 1-го батальона. Обнимались долго, крепко, по-военному, жали друг другу руки. Было видно, насколько все волнуются.
— После звонка Александра Ружина с отцом произошло настоящее чудо! С детства не помню его таким. Он всегда молчаливый, старался не рассказывать о том, что произошло тогда в Панджшере. Но я чувствовал, насколько болезненна для него эта тема и не беспокоил расспросами. Папа все в себе переживал, может, поэтому и перенес инфаркт. Но сейчас будто ожил! Вспоминает те далекие события буквально по дням и времени их совершения, — с воодушевлением сказал мне Роман.
Мы прибыли домой к Суманам, где нас ожидала верная боевая подруга Петра Романовича Валентина Григорьевна. Они были настолько рады, что даже не пытались скрывать своих чувств. Мы немного отдохнули, и снова в путь — в Минск, где назначена встреча с председателем Союза ветеранов Афганистана, депутатом Верховного совета Республики Беларусь Владимиром Борщевым. Все уже ехали в одной машине. По дороге в столицу Петр Романович рассказывал все, что ему пришлось пережить за эти годы, вспоминал подробности операции в Панжшере.
800 тысяч афганий предлагали за голову «Черного командора»
Такое вознаграждение назначили душманы за прерванную жизнь комполка Петра Сумана. Головы других офицеров ценились в 500 тысяч афганий. Местные главари бандформирований (Карим, Шэр, Шамиль) звали его «черным» не только за то, что он, будучи танкистом, носил черную куртку, в отличие от других командиров, чья форма зеленого цвета, но и за жесткость в поведении.
В 1968 году Петр Суман с отличием закончил Харьковское танковое училище, а в 1978-м — Военную академию бронетанковых войск. Дипломную задачу защищал по теме: «Прорыв мотострелковой дивизией глубокоэшелонированной обороны противника сходу, форсирование водной преграды с подготовкой в короткий срок. Маневр частью сил на окружение противника ночью и переход к обороне». Защитил на «отлично». Служил в Белорусском военном округе, в развернутых частях. Он прошел все должности, а все воинские звания получал досрочно. Будучи командиром роты награжден медалью «За боевые заслуги», позже — орденом «Знак почета». За все время службы считался лучшим командиром взвода, роты, батальона и полка.
В июне 1983 года подполковник Петр Суман получил назначение на должность командира 285 танкового полка (тп) в Афганистан. По прибытии изучил бандформирования в зоне ответственности дивизии и полка. При проведении дивизией операций, именно Петр Суман, как правило, назначался заместителем начальника оперативной группы. И, будучи на операции в зеленой зоне Чарикара, он был отозван
в ночь, чтобы получить назначение для руководства силами и средствами по освобождению долины Панджшер. Это назначение — не случайное. Его полк в приказе за 1983 год был отмечен как лучший полк соединения и объединения.
В течение пяти лет, до направления в ДРА, Суман командовал 31-м танковым полком, в составе которого был и мотострелковый батальон. Суман обучал мотострелков так же тщательно, как и танкистов. В Афганистане Суман получает на усиление три мотострелковых батальона и это, по его словам, не наложило особого напряжения на алгоритм его работы.
Как освобождали Панджшер
...Все шло по плану. Новые батальоны ночью скрытно зашли в расположение полка и незаметно разместились. Перед этим все подразделения прошли подготовку в Термезе, были неплохо укомплектованы и подготовлены к боевым действиям.
— Воинские подразделения, как люди — обладают своей душой. И она, скорее всего, похожа на душу своего командира (если он настоящий). Такие души рождаются и умирают по-разному. Одна — тлеет с еле заметной искоркой, но не горит. Другая — возгорается яркой звездой на небосклоне. Третья — вспыхнет ослепительным протуберанцем на небольшой срок, как 682-й мсп, и снова затухнет до поры до времени. Так и люди в нем. Вот он, молодой и очень перспективный командир батальона капитан Александр Королев, командир взвода Владимир Александров, замполит роты лейтенант Александр Ружин, сержанты Сергей Куницын, Геннадий Гладков — молодые, но уже смышленые, еще в мирном Термезе тщательно готовили себя к предстоящим боям, и все их сослуживцы — они знали, что им предстоит жестокая схватка с коварным и хитрым противником. Я — командир полка, уже понюхавший порох в горах Афгана, хоть и спокоен, но знаю, что бескровных войн не бывает и что в бою «раз на раз не приходится». Всех нас объединяло одно — знамя полка и задача — честно выполнить свой долг по освобождению долины Панджшер. И мы это сделали, — говорит Петр Романович.
— Как складывались у Вас отношения с комбатом Королевым? — спросила я у него.
— Первый батальон был лучшим. Королев и командиры рот и взводов — более зрелые, хорошо подготовленные офицеры. Это капитаны Кирсанов и Рыжаков, лейтенанты Курдюк, Арутюнов, Ружин, Аблаев, Ивакин, Александров, Бакланов, Кутырев, Шинкаренко, Бугара и другие. Саша Королев был настолько харизматичным, деятельным офицером! Его главные качества — профессионализм, дисциплина и инициатива, стремление быть лучшим. Этим он выгодно отличался от многих своих сослуживцев. У нас с ним было полное взаимодействие и понимание, — ответил он.
Как рассказал Петр Романович, еще в ходе сосредоточения подразделения начали 2-недельную подготовку по программе «Приобретения боевого опыта» по прохождению небольших брошенных кишлаков, засады, усиление охраны маршрута, действия в составе дежурных сил и т.д. Вскоре были проведены боевые операции в составе полка в зеленой зоне Чарикара, Джабальусарадж, и, наконец, по освобождению ущелья Горбанд. После чего батальоны майоров Пудина и Пазина, прикрывая авангардный батальон (группа захвата — усиленный батальон капитана Королева) и главные силы, по гребням захваченных высот Куна-Бела и Кухнадех вошли в ущелье Панджшер. Это была третья попытка наших войск овладеть Панджшером.
— Один из самых известных полевых командиров моджахедов — Ахмад Шах Масуд — несколько раз выходил со мной на связь. И это несмотря на то, что со мной на задания всегда выезжали три машины — перехват связи. Но его невозможно было вычислить. Перехватчики не слышали Ахмад Шаха Масуда, но он говорил со мной. О том, чтобы мы повременили на сутки со своей операцией, дав возможность крестьянам посеять хлеб, или просил дать время, чтобы вывести людей из боевых точек. Но на самом деле это было хитростью. Он таким образом демонстрировал, что видит меня и следит за каждым нашим шагом, — отметил Петр Романович.
— Думаю, война в горах совсем непростое дело. Наверное, тяжело было?
— Было непросто. Сложный горный рельеф Гиндукуша изобиловал множеством пещер, расположенных иногда в несколько ярусов. В долинах — система киризов и подземных ходов. Буквально вся территория в наших минах (одиночных), минных полях от прошлых заходов наших войск, схем которых ни у кого не было. К этому добавлялось и минирование местности на маршрутах продвижения полка бандформированиями: ловушки, растяжки, мины-сюрпризы и т.д. Батальоны, действовавшие в горах Гиндукуша, иногда натыкались на ледник. Это на высоте 1300 м, а на высоте 1600-1900 м — сплошной ледник. Веревок страховочных, ледорубов, вообще горного снаряжения, — не было. Мы использовали инструмент ЗИПа машин, поэтому продвижение иногда замедлялось, что вызывало гнев старших начальников. Мне пришлось привыкать к словам: «перестаньте малодушничать», «отдам под трибунал» и т. д. Противник не способен был сдерживать давление батальонов 682-го полка, так как все его попытки тут же пресекались мощным огнем. У Ахмад Шаха Масуда не было сил сдержать нас. Он мог только изредка наносить удары по одиночным машинам или солдатам. Подразделения он видел, но боялся их трогать и уходил, используя сложный рельеф, туда, куда мы его гнали, спасаясь бегством, — вспоминает Петр Суман.