Гражданская оборона
«Все равно погибать!»
…Приближался очередной день «Ч». В Новобогдановке пахло взрывом. Ждали его, правда, не со стороны известной артиллерийской базы. Снаряды ведь имеют обыкновение с воем летать здесь только в летние месяцы!
У Дома культуры стоял «Икарус». В окнах автобуса мелькали ребячьи физиономии. Глядя на них, женщины причитали так, что дыхание перехватывало. Мужики молча топтались рядом, всем видом показывая: смирению пришел конец.
- Паразиты! Что ж вы над нашими детьми издеваетесь, а?! Ой, горе …
Автобус растерянно фыркал сизым дымом. Кто-то, прижавшись к стеклу, махал на прощание рукой.
Вполголоса, чтоб не показаться бестактной по отношению к трагедии, которая явно получила развязку минуту назад, я спросила, что произошло и куда увозят школьников.
- В Артек… - отирая обветренное лицо платком, прорыдала бабушка, выбирающаяся из толпы.
- Это плохо? - не поняла я.
Мои слова чуть не стали детонатором. И уже множество голосов закричало:
- Триста шестьдесят путевок выделили, триста шестьдесят, понимаете? А взяли шестнадцать человек! Остальных отсеяли! Это ж понятно: блатным путевки отдадут, детям начальства! Врачи нарочно брешут: карантин в школе из-за скарлатины и ветрянки, нельзя теперь ехать, эпидемию в Артек везти…
Доказывать обратное - мол, карантин действительно объявлен, такое вот невезение! - не имело смысла. Обман тут предполагали постоянно. Обиды видели во всем.
- Терпим, как скотина…
Мужчина по имени Виталий бросил неподалеку свою легковушку с прицепом, груженным дровами на продажу, и теперь, приобщившись ко всплеску народного негодования, возвращался на место, к автобусной остановке, к напарнику. От Виталия нешуточно тянуло перегаром.
- В нашу бытовку в первую войну (так здесь называют события лета 200 - года, когда в первый раз взорвались артиллерийские склады) снаряд прямо в крышу попал. И в соседний дом два. Серега Андрюхин, машинист, под бомбежкой стрелки переводил вручную, чтоб крушения поездов не случилось. Начальница станции от страха смылась сразу с рабочего места, опомнилась аж к вечеру. Ей в награду дали «Таврию», а Сергею даже руку не пожали. Нормально? А во вторую войну, помню…
Разговор на повышенных тонах (так сейчас между собой, как правило, общаются в Новобогдановке - нервы!) привлекал прохожих. Пенсионерка Тина Даниловна даже на рынок решила завернуть позже. Похвасталась, что в свое время вот так же случайно Кучму поймала и к дому дочери, который от осколков и ударной волны превратился в решето, привела.
- Я вечером молитву специальную прочитала, утром повторила - и бегом на угол. Возле Даниловича охрана, семь человек, но пробилась! Чиновник из Запорожья обнадежил: «Не плачь, раз батька сказал - все сделаем!».
- И как?
- Халтура получилась - ужас! Самим пришлось впрягаться! Зато языками болтали разное. Про ковры, про диваны… Что еще и нажились мы на бомбежке… Знаете, какие тут стали люди? Завистливые! Каждый только к себе тянет и гуманитарку, и бригаду строительную, и начальство, и журналистов - как будто больше других пострадал!
- А посмотрите на этих строителей! - в свою очередь распалялся Виталий. - С утра чуть-чуть поковыряются и уходят. Да потом о дровах, так их мать! - отмахнулся от тетки, решившей не к месту поинтересоваться ценой на поленья в прицепе. - Ультиматум у тебя есть? Ну, бумажка?
Тетка оказалась понятливой: мотнулась в сторону рынка и через минуту - организованность протестного электората в селе явно оказалась на высоте! - вручила мне листок с текстом, распечатанным на принтере: «Список требований, выдвинутых жителями села Новобогдановки».
Подошли еще несколько человек, стали напряженно прислушиваться. Пунктов в списке значилось тринадцать. Число несчастливое, но приметы в Новобогдановке перестали сбываться. В одни и те же воронки снаряды попадали не то что второй - третий раз подряд.
Итак, селяне требовали:
- не жечь порох на территории склада;
- не складировать боеприпасы на территории базы;
- выделить средства на полную ликвидацию артскладов;
- до полной ликвидации артскладов вывезти нефтепродукты и законсервировать нефтебазу;
- выделить материальную помощь в размере 50 000 гривен на каждого члена семьи;
- присвоить статус участников войны;
- 25 процентов экологических;
- лечение и санаторно-курортные путевки бесплатно;
- оздоровление детей;
- лечение детей бесплатно;
- выделить необходимое количество денег для самостоятельного ремонта;
- закончить строительство водоотводного канала;
- дать в село пожарную машину.
Срок ультиматума истекал к вечеру, а пожарная машина, не говоря уже о статусе участников боевых действий и 50 тысячах гривен на каждого, так и не появилась. К этому моменту я уже чувствовала, что нахожусь посреди силового поля.
- И что теперь? - вопрос прозвучал наивно и по сути, и по тональности.
- Железнодорожные пути на Киев перекроем, вот что! Пусть войска вызывают нас давить! - в голосах явно побеждали истеричные нотки. - Хоть сейчас ляжем на колею! Все равно погибать!
Рядом, метрах в двухстах, за шлагбаумом виднелся переезд. По нему, испуганно постукивая колесами, пробегал опасное место - Новобогдановку - грузовой состав.
Подстрекателей уже переписали
Штормило и в кабинете Николая Малахова, председателя сельского совета. Николай Иванович, не снимая кожаной куртки, одновременно хватал то трубку настольного телефона, то мобильного. Звонили начальники - из Мелитополя, из Запорожья. Интересовались настроениями граждан - надо ли опять приехать, успокоить, выступить на сходе. Малахов, из последних сил стараясь соблюдать деловой этикет, отвечал:
- Да, конечно!
В перерыве между звонками он успевал вспомнить то совет, полученный на прощание от группы штатных психологов из МЧС, отработавших тут командировку: «Надо привыкать потихоньку к взрывам, это теперь ваша доля, ваш крест…», то поэтическую строчку «Я родину свою люблю, а государство - ненавижу!». За месяц Николаю Ивановичу минимум трижды приходилось гасить пожар страстей.
- Бегут ко мне с сумками, ребят перепуганных тащат: «Ничего не скрываете? В часть с утра полковники из Киева прибыли. Говорят, для пробы что-то подорвать хотят…».
На сейфе, высоком, как постамент, у Малахова вместо традиционного портрета президента стояла икона Спасителя, на которого сейчас следовало уповать как на высшую инстанцию. Тональность писем, которые отправляли из Новобогдановки Ющенко, менялась с каждым разом. Первое (его, очевидно, слагали учителя-словесники местной школы) начиналось словами: «Убедительно просим Вас, уважаемый Виктор Андреевич…». Последнее озаглавили кратко: «Обращение-требование» и насытили претензиями медицинского характера: «…По вашей вине люди страдают от головных болей, высокого давления. Дети ночами плохо спят, падают с кроватей, получая новые травмы…».
Самого Малахова выбрали головой сельсовета недавно. До того он 32 года трудился на железной дороге, уважал график, расписание, в проявления стихийной активности не очень верил. Тем более в родном селе, где еще со времен почившего бесследно колхоза «Авангард» народ и на собрания-то подтягивался со скрипом. Но вот как все изменилось после трех сезонов бомбежки!
- В зомби превратились, честное слово. Глаза кровью налитые, ничего не слышат, только призыв: «На путЯ!». Может, химическое воздействие тоже было? Нам же анализов земли, воды, воздуха не показывали…
Судя по всему, теперь Новобогдановка имела шансы перейти в руки мятежников с неустойчивой психикой.
Поразмыслив минуту - стоит ли доверять посторонним информацию подобного масштаба, - Николай Иванович вздохнул, порылся в ящике стола и выложил листок с десятком фамилий и адресов самых отъявленных местных подстрекателей, частью - женского пола.
- Спецслужбы составили в прошлый раз, в августе, когда тут народ железную дорогу перекрыл. С поездными бригадами дрались. Пассажиров в заложники брали. Ну и квалифицировали это как попытку теракта.
Видимо, выражение моего лица стало красноречивым. Вместо того чтобы искупать свою вину - деньгами, стройматериалами, льготами, власть додумалась лишь переписать в столбик тех, кто осмелился доставить ей беспокойство.
- Ну и что, помогло? Притихли на время?
Малахов снова сделал паузу. В нем боролись два желания: заявить, как подобает голове-демократу, что поддерживает борьбу односельчан - пусть не по форме, но по духу, - или признаться еще и в другом. Что снаряды разворотили не только кровлю на домах, но и отношения между людьми вывернули наизнанку. И оказалось, что приехавшие когда-то сюда из разных мест - кто работать на нефтебазу, кто на хлебоприемный пункт - так и не срослись за многие десятилетия в единое целое, сельскую общину. Просто жили рядом, без приязни поглядывая на то, что творится на подворье у соседа. Даже церковь здесь строили в надежде смягчить души, чтоб возлюбили они ближнего. Не помогло… Зато беды в село будто повадились.
В восьмидесятых невезучую Новобогдановку несколько раз залило по самые окна. Что-то напортачили с системой мелиорации на колхозных полях, и грунтовые воды ринулись на поверхность.
- И каждый старался урвать побольше от того, что всем выделили на ремонты. Злейшими врагами стали. Сейчас ситуация повторилась. Ну грешно же говорить, что никакой помощи не получаем. А вот приходит женщина и с порога затевает скандал: «Почему этой, такой-сякой, первой крышу перекрывают? У нее же дед белогвардейцем был!». Другая наступает: «У меня галоши и сапоги потерялись, когда вещи выносили! Требую компенсации в десятикратном размере!». И это на фоне наших настоящих жертв, пяти убитых и раненых.
…Спустя час один из лидеров «повстанцев», Валерий Павлович Малин, учитель физкультуры, грузный немолодой человек с перстнем-печаткой на пальце, доказывал мне, какие усилия он лично прилагает к тому, чтобы местные жители не натворили глупостей с очередным блокированием железной дороги.
- Грузовики с «Беркутом» в прошлый раз пригнали. Но не тронули. Понимают, что лучше договариваться мирным путем.
Валерию Павловичу явно льстил образ полевого командира революции. Вдохновить, поднять, свергнуть… Зато следом, как подсказывал опыт, непременно наступало время рутины. Нет уж, пускай Малахов тянет, если стал начальником.
Другой выразитель народных интересов, Николай Иванович Томенчук, регулярно обращался в инстанции - от райцентра до столицы - с криком души: после взрывов вот-вот завалится дом родной!
Малахов однажды не выдержал, сорвался на земляка:
- Да ты, вместо того чтоб пить, на мешок цемента бы разорился! Дом ведь и точно упадет - за двадцать последних лет ни разу к нему руки не приложил!
Появился даже особый род бизнеса - бомбежечный.
- Весной горячка начинается. Саманные развалюхи скупают. Бахнет вдали - от хаты только кучка глины… А потом выставляют счет: давайте капитальный ремонт - последнее имущество пропало!
Подсунули же пятьдесят лет назад под Новобогдановку пороховую бочку…
Никому чужое не болит
Улицы похожи друг на друга. Как свежие бинты, крыши опоясывает по швам оцинкованное железо. Знак, что многие дома были ранены, а школа и вовсе убита. Теперь краснокирпичная новостройка с евроокнами - 6 миллионов гривен государство вложило! - могла бы вызывать восхищение. Но главный предмет, который тут изучают самым тщательным образом, - гражданская оборона. И когда мужской радиоголос начинает бесстрастно произносить: «Просьба учителям и ученикам покинуть здание…» - в просторных коридорах и на лестнице все равно возникает толчея и паника. Не «двоек» школьники боятся. Никто ничего не забыл.
- В семьях по вечерам только одни разговоры - о взрывах, о смерти. Родители детей не щадят совсем. Иногда и на уроки не пускают: мол, ты, сынок, бедный, болезненный, если опять начнется, не успеешь до укрытия добежать…
Анна Ивановна Скороход, директор школы, произносит это, глядя на пару патрончиков-петард, которые лежат у нее на столе. Перед новым годом она прошлась по рынку и с возмущением, чуть не силой отобрала копеечный товар у взрослых дядек - тоже местных, между прочим.
- Совести - ни на грош! - продолжает она. - Малыши плачут, описываются под «салюты». Еще у нас пункт приема металлолома процветает. Такие же свои, новобогдановские, лезут за ограждение, собирают по полям осколки. Вполне от жадности и неразорвавшийся снаряд притащить могут. Что с людьми творится?
У школьных ворот нас уже караулила баба Аня, Анна Васильевна Мельниченко. Слухи по Новобогдановке разносятся с реактивной скоростью: «снова приехали из Киева, записывают, фотографируют!». Ее же до сих пор пресса обходила стороной, пока остальные, хитрые, вперед пролезали.
Машина прыгала на колдобинах, мы с бабой Аней подскакивали в лад на заднем сиденье. Навстречу, переваливаясь с боку на бок, тоже делала вид, что едет, вполне приличная иномарка. Несколько похожих я заметила в окрестных дворах.
- Сколько лет с соседями уже мучимся! Другим пострадавшим и газ на дурняк протянули, и асфальт проложили, - охала Анна Васильевна.
За заборами высились кучи щебня и песка - запасы для послевоенных ремонтов.
- Почему ж сами хоть немного не засыплете ямы?
- У меня лично машины нет, - поджала губы баба Аня. - Я и пешком по краю обойду. Президент или кто там обязаны заботиться.
Ров под глинобитной стеной, которая оперлась на подпорки. Трещины на другой стене шириной в ладонь. Штабель кирпича над старым сараем навис как укор: не успели до зимы! Права Анна Васильевна: конечно, в такой дом не то что войти - чихнуть рядом страшно. И ей до лампочки, что районный архитектор думает о нехватке финансирования. А строителям до лампочки уговоры поработать без денег. А те, кто охраняют старые артсклады, тоже не намерены рисковать и выносить боеприпасы из капониров, везти в далекий карьер, чтоб только село больше не нервировать взрывами. А у Киева, кроме складов, других забот полно. Никому чужое не болит.
