Array ( [0] => 2829 [1] => 2836 [2] => 2850 [3] => 2860 [4] => 2871 [5] => 2883 [6] => 2890 [7] => 2898 [8] => 2921 ) 1
0
18 апреля
Загрузить еще

Новый «Фидель» Латинской Америки

Новый «Фидель» Латинской Америки
Фото: Борец с мировым капитализмом господин Сабаяр Адель, член венесуэльского парламента.

Наш корреспондент Дарья Асламова побывала в Венесуэле и поняла, что у настоящего социализма лицо Уго Чавеса.

Враги называют венесуэльский парламент рассадником чавизма. А здесь и впрямь заседают одни чависты, поскольку оппозиция из принципа отказалась участвовать в выборах, а теперь кусает локти. Маленький кабинет весь в портретах Кастро, Чавеса, Че Гевары и Ахмадинежада. Мне навстречу поднимается высокий жгучий красавец с пионерским значком «Всегда готов» на груди. «Чайку?» - по-русски предлагает красавец, и я смеюсь от удивления. Сабаяр Адель, член парламента, выпускник Донецкого института, сириец по происхождению. Четверо детей и жена-украинка. По-русски говорит с забавным украинским «шо», и сразу по-революционному переходит на «ты».

«Не удивляйся, что я сириец, - объясняет Сабаяр. - Венесуэла - страна эмигрантов. Здесь живут полтора миллиона арабов, полтора миллиона итальянцев, два миллиона испанцев. Да кого тут только нет! Но все мы венесуэльцы. Люди здесь не понимают расизма».

Любимая тема Сабаяра - проклятый капитализм. Со своим арабо-латиноамериканским темпераментом он восклицает: «Капитализм противоречит всей логике жизни и природы!» Я слушаю его со скептической улыбкой, потом не выдерживаю: «Ты учился в СССР, ты видел все своими глазами. Почему ты наивно полагаешь, что там, где мы потерпели поражение, вы одержите победу?» «По двум причинам. Первое: у нас нет запрета на партии и нет политзаключенных. Хочешь создать новую партию и участвовать в выборах - пожалуйста. Разрушение СССР началось не с Горбачева, а со Сталина: запрет на критику, отступление от принципа демократического централизма, репрессии. Партийная верхушка превратилась в клан, гребущий под себя. Когда пришел Горбачев, было уже поздно. Второе: у нас нет запрета на частную собственность. Мы пытаемся построить общество, где будут мирно сосуществовать два вида собственности, но где, безусловно, природные ресурсы будут принадлежать народу».

«Но Чавес объявил национализацию частных земель!» - «Неверно. Идет национализация земель, на которые у собственников нет исторических документов и которые не обрабатываются. Например, поместье «La Vergarena» площадью 187 тысяч гектаров! Ты можешь себе представить такую территорию в частных руках? У собственников есть документы только на 20 тысяч гектаров. Земли заброшены, зарастают травой. Почему государство не имеет права вмешаться?» - «А что насчет национализации частных клиник?» - «Во-первых, в Венесуэле никогда не было государственных клиник. Только сейчас Чавес стал создавать бесплатные госпитали для народа. Что мы имеем на сегодняшний день? Сделки между предприятиями и частными страховыми компаниями. Рабочий оплачивает частную страховку через предприятие, а клиники взвинчивают цены. И выясняется, что рабочий может быть в больнице, к примеру, всего три дня. Потом его страховка кончилась. Это монопольный сговор. Заметь, всем частным клиникам государство продает валюту по официальной цене, чтобы они могли закупать оборудование за границей и лекарства. Но как только государство пытается обуздать рост цен, клиники кричат: не трогайте частный бизнес! Цены - наше личное дело! Кстати, еще ни одна клиника не была национализирована. Пока это только предупреждение».

«Красный» рынок в Каракасе. Цены здесь в два раза ниже, чем в магазинах.

«Вы закупили в прошлом году в России оружия на три миллиарда долларов. Против кого?» «Наша нефть, наше богатство - наша беда, - говорит Сабаяр. - После путча 2002 года против Чавеса, в котором участвовали США, мы поняли, что нас не оставят в покое. Посмотри, что случилось с Ираком! Какие тучи собираются над Ираном? Пока у нас есть нефть, мы в опасности».

«После развала СССР стало ясно, что биполярный мир рухнул, - говорит венесуэльский политолог Альберто Гарридо. - Кстати, в Латинской Америке революционеры считали Советский Союз формой капитализма, только не частного, как в США, а государственного. Радикалы мечтали о новой цивилизации, о новом мировом порядке. Чтобы нанести удар в самое сердце капитализма, надо лишить его нефти и создать новую постнефтяную цивилизацию. Отсюда традиционно активные контакты Венесуэлы с арабскими странами, с мусульманским миром. Постепенно складывался союз цивилизаций против владычества США, альянс, завязанный на нефти. Когда-то дружба с Ираком, теперь с Ираном.

В молодости Чавес, находившийся под влиянием радикальных идей, считал, что только военные могут покончить с коррупцией и управлять страной. Военные путчи в Латинской Америке - типичная форма государственного переворота. Сам Чавес когда-то начинал с неудавшегося путча в 1992 году, после чего два года отсидел в тюрьме. Выйдя из заключения, он решил пойти другим путем: участвовать в демократических выборах и стать представителем воли народа, но править с помощью армии. А после военного путча 2002 года, когда его жизнь и власть висели на волоске, он перестал доверять армии. Опора - только гражданское население, только народ».

В Венесуэле, шагающей по колено в нефти, все еще полно нищих.

Кулинарная книга военных переговоров. Кто же повар?

8 апреля 2002 года. Закрытая прощальная вечеринка в одном из роскошных отелей Каракаса в честь отъезда китайского военного атташе. До военного переворота против Чавеса всего три дня. На этой вечеринке морской офицер США Давид Касарес совершил знаменательную ошибку: он принял генерала Роберто Гонсалеса Карденаса за генерала Нестора Гонсалеса Гонсалеса. Ошибка вполне объяснимая. Оба генерала были лысыми, одинакового роста, в одинаковой военной форме и с простой табличкой на груди «Гонсалес». Разница между ними была в том, что генерал Нестор Гонсалес участвовал в тайной подготовке переворота против Чавеса, а генерал Роберто Гонсалес остался верным присяге и президенту. Американский офицер Касарес недовольно спросил озадаченного генерала Роберто Гонсалеса: «Почему вы не связались c американскими кораблями, находящимися у побережья, и нашей подводной лодкой в Ла Гуарии? Почему никто не связался со мной? Чего вы ждете? Время не терпит».

Так начинается знаменитая книга американского адвоката венесуэльского происхождения Евы Голингер «Код Чавеса. Крах американской интервенции в Венесуэле». Книга, в которой убедительно доказывается участие США в военных переворотах не только в Венесуэле, но и в Чили, Никарагуа и Гаити, вызвала грандиозный скандал в Латинской Америке и в США. Ее цитировали такие солидные издания, как «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс».

Она стоит передо мной, маленькая, крепкая, молодая женщина, бросившая вызов ЦРУ. У нее типично американская улыбка, сильное рукопожатие и уверенный голос профессионального адвоката. «Чавес все время кричал: «Ах, этот проклятый американский империализм! Он угроза нашей стране!» А я нашла доказательства, - говорит Ева. - Мне пришлось-таки засучить рукава».

За несколько лет Еве удалось получить свыше 4000 документов, рассекреченных в связи с Законом о свободе информации, и раскрыть схему американского финансирования оппозиции в Венесуэле. Свыше 20 миллионов долларов были перекачаны античавистским группам через американское Агентство по международному развитию и Национальное агентство по развитию демократии. Официальная цель финансирования - «продвижение демократии» в Венесуэле. И последний скандал, связанный с Евой Голингер: она опубликовала список венесуэльских журналистов, живущих на американские гранты.

- Я не стукачка, - говорит Ева. - В грантах нет ничего плохого, но люди имеют право знать, кто финансирует то или иное издание. В США действует закон о NGO - неправительственных организациях. Если NGO получает деньги от иностранного правительства (что само по себе законно и ненаказуемо), организация обязана зарегистрироваться в министерстве юстиции как агент и представитель правительства той или иной страны. Однако США скрывают информацию о своем финансировании неправительственных организаций в других странах. Как всегда, политика двойных стандартов.

Почему я написала книгу «Код Чавеса...»? Потому что чувствую личную ответственность. Одна моя родина (я родилась в Нью-Йорке) ведет войну против второй моей родины. США - колонизаторская страна.

Американская революционерка и адвокат Ева Голингер, автор книги «Код Чавеса...».

То, что Чавес пришел к власти, - это коллективное решение. Если бы он не устраивал народ, его бы давно убили. Это же Латинская Америка! До Чавеса нефтяные деньги получал лишь определенный круг. Время от времени народу бросали кость. Никто не вкладывал деньги в производство и в заброшенные земли (80% продуктов в Венесуэле - импорт), не создавались рабочие места, не развивалось многоотраслевое хозяйство. А зачем? Ведь у нас есть нефть! Чавес мог пойти тем же легким путем: задаром отдавать нефть США, жить припеваючи и входить в список демократических президентов. Как только он не согласился с правилами игры, то тут же попал в «черный» список диктаторов и террористов.

Я помню, каким было общество семь лет назад. Полная политическая апатия. Сейчас в день выборов люди в три часа ночи занимают очередь, чтобы проголосовать. Не важно, кто ты: чавист или нет. Важно, что ты веришь: твой голос решает судьбу страны. Выборы стали праздником. Люди пляшут, поют, угощают друг друга. Так и должно быть!

Чавес учится, он меняется, он осваивает новые идеи, он сам еще не знает, каким должен быть боливарианский социализм. Но он знает одно: нельзя раздать нефтяные деньги просто так. Это развратит народ. Государство должно давать кредиты, пусть под символический процент, - на малый бизнес, на народные кооперативы и социалистические предприятия. Но люди должны знать: эти деньги придется вернуть».

«Ева, ты была преуспевающим нью-йоркским адвокатом, и что теперь? Твои телефоны прослушиваются, тебе шлют анонимные угрозы. Недавно в твою квартиру вломились неизвестные и устроили погром. Зачем тебе эта борьба?» Она смотрит мне прямо в лицо ясными глазами и говорит: «Меня так воспитали. Мама в детстве всегда брала меня с собой на демонстрации за права человека. Она говорила: не будь трутнем, не бери только для себя, думай об обществе. Я не верю в коммунистическую пропаганду - в то, что мы все равны. Но я верю в равные возможности».

Вместо эпилога

В 90-х годах американский политолог Фрэнсис Фукуяма выдвинул тезис о «конце истории»: «Видимо, мы становимся свидетелями конца истории как таковой: это означает конечную точку идеологической эволюции человечества и универсализацию западной либеральной демократии как конечной формы человеческого правления... Война идей подошла к концу. Поборники марксизма-ленинизма могут по-прежнему встречаться в местах типа Манагуа, Пхеньяна и Кембриджа с Массачусетсом, но победу с триумфом одержала всемирная либеральная демократия».

Господин Фукуяма ошибся. Война идей не окончилась и, по-видимому, не закончится никогда. Человечество всегда будет искать компромисс между жесткими экономическими законами и социальной справедливостью в любых его формах.

Ева Голингер написала на своей книге «Дарье - с революционными пожеланиями», и я поняла, что она мыслит высокими понятиями, которые мне недоступны: Революция, Правда, Справедливость, Всеобщее благо. И мучительно позавидовала силе ее убеждений. В Венесуэле я поняла, что это НОРМАЛЬНО - иметь убеждения. У меня их просто нет. Я верю только в дом и семью, которую надо защищать от жестокого мира. Я представитель последнего советского поколения, отравленного идеологией. В детстве нас кормили идеями до отвала, столовыми ложками, как рыбьим жиром, и мы вынесли стойкое отвращение к любой пропаганде. Мы - идеологически потерянное поколение. Романтика вызывает у нас усмешку, вера - скепсис, а энтузиазм - презрение. Не потому ли в России впору объявлять конкурс на национальную идею?

Когда-то я тайно и безнадежно была влюблена в героизм. Влюбленность прошла. Я стала циником, но сохранила чувство стыда за свой цинизм. Один из моих любимых героев юности, негр-коммунист из романа Грэма Грина «Комедианты» говорил: «Если вы отвергли одну веру, не отвергайте веры вообще. Всегда есть другая вера взамен той, которую мы теряем. А может, это все та же вера в другом обличье?»