28501
0
28 марта
Загрузить еще

«А, Визбор! Присаживайтесь! А к нам до вас Ахматова заходила»

«А, Визбор! Присаживайтесь! А к нам до вас Ахматова заходила»
Фото: Юрий Визбор писал не только лирику вроде «Милая моя»... Он хлестко и весело рассказывал о правде жизни.

При упоминании Визбора большинство замурлыкают песню «Милая моя, солнышко лесное» и вспомнят Мартина Бормана из фильма «Семнадцать мгновений весны».  Мы запомнили его как барда и актера. А он был еще чудесным писателем, таланту которого не суждено было раскрыться в полной мере. И потому, что Визбор ушел от нас слишком рано - в 50 лет, сгорев от рака за каких-то три месяца. И потому, что в 60 - 70-е годы ему просто негде было печататься. Единственный сборник рассказов вышел в Мурманске, в середине 60-х. (Визбора после окончания Московского пединститута призвали в армию в полк связи в Мурманскую область. С тех пор он часто бывал в Заполярье, имел там множество друзей и даже снимал кино.) Многие его рассказы просто не могли быть напечатаны в советское время. Потому что Визбор имел обыкновение писать правду - жестко, точно и очень смешно. По стилю очень напоминает произведения Александра Покровского, по книге которого снят искрометный фильм «72 метра».

Сегодня мы публикуем один из самых ярких рассказов Визбора, написанный в 1979 году (взято с сайта www.wizbor.ru).

Командировка в Мурманск

«Я прилетел в Мурманск в командировку. Мне было нужно пять дней поработать там, поскольку в местном издательстве выходила моя книжка.

На аэродроме меня встречает секретарь обкома комсомола Альберт Жигалин, с которым мы служили в одном полку, и говорит:

- Юра, у нас с тобой большая программа: мы должны обойти пятьдесят семейств, которые «правят» Мурманском.

И вот каждую ночь мы обходим четыре или пять домов... Мурманск - не Тбилиси: спирт, палтус, никакой зелени.

- Здрасьте, Юрий Иосич! Вот Леночка не спит у нас. Все вас ждем.

Потом - застолье, песни какие-то. Другой дом... Кошмар!

В восемь утра прихожу в гостиницу страшный, как вурдалак. Ложусь спать. В час иду в издательство. Вечером опять начинаются «пятьдесят семейств».

Наконец пять дней страшного пьянства закончились. Приезжаю в базу в Североморск: там - один день. Меня встречает местный поэт Володя Матвеев, капитан второго ранга. Честно глядя мне в глаза, говорит:

- Юра! Я бросил пить.

Минут через десять он уже достал топор и стал взламывать шкаф, где жена от него закрывает спирт. Затем было все как надо...

Наконец утром подали адмиральский катер. До базы подлодок в Полярном идти час. Я в теплой командировочной шубе на собачьем меху вышел наверх, чтобы меня проморозило, чтобы все это страшное пьянство из меня вышло. Промерз хорошо, взбодрился. Думаю: там уж военная база, никакого разврата.

Приходим, встречают два офицера. Один, командир лодки, взял мой чемодан и говорит:

- Юрий Иосифович! Пожалуйста, быстренько в политотдел - и на лодку. Мы уходим.

Мне в политотдел надо зайти, чтобы сказать «здрасьте, я такой-то», попрощаться и - домой, то есть на лодку.

Вхожу к начальнику политотдела: большой кабинет, за столом сидит скучный человек, окна заметены черным льдом. Говорить мне с ним абсолютно не о чем. Он выдвигает ящик стола, заглядывает туда и, старательно выговаривая мое имя, обращается ко мне:

- Да, Юрий Иосифович, у нас тут зима, полярная ночь.

Я, правда, и сам вижу, что полярная ночь. Сидим. Какое-то напряженное молчание.

- Тут нас деятели культуры не забывают: недавно Ахматова приезжала.

Думаю, что это он покойницу-то вспомнил?

- Но ее песни нам не понравились.

Соображаю, что он ее с Пахмутовой спутал, но не возражаю, сижу, молчу.

- Вот так, Юрий Иосифович. У нас тут зима, полярная ночь.

Вдруг он делает резкое движение вниз. У меня захолонуло внутри... Открывает тумбочку, вынимает бутылку спирта и два довольно грязных стакана, начинает разливать - по полстакана. Берет графин желтой старой воды и разбавляет спирт. Происходит известная реакция. Затем он вынимает маленький, сухой, как грецкий орех, лимон и пытается ножом его перепилить.

- Тут у нас, Юрий Иосифович, зима, полярная ночь.

Берет стакан:

- Ну, Юрий Иосифович!

Чувствую себя проституткой, которая вернулась к честной жизни, а тут ее опять зовут... Мы встали с ним.

- За ваше, Юрий Иосифович, плаванье!

Выпили. Мне будто суковатую палку в пищевод сунули. Я стакан еще не успел поставить, как открывается дверь и входит не кто иной, как командующий базой контр-адмирал Романенко.

- Это что? Пьянка в штабном помещении?

Тот начал как-то оправдываться. Я стоял со стаканом, выпил, не закусил совершенно...

- Кто такой? Кто из Москвы?

Начал распекать начальника политотдела. Я, как организатор пьянки, стою, молчу. Думаю: пьяный, в штатском, в штабе, тут секретные документы, сейчас арестуют.

- Идите за мной!

Ну, думаю, пропала моя командировочка. Иду по темным коридорам за адмиралом. Он открывает какую-то дверь: вижу, там семга, семга, семга нарезанная и лимончики...

- Что вы там, понимаете, с помполитом вглухую! Мы вас здесь давно ждем.

Ну, здесь, как говорится, было тяжело, потому что был коньяк. Адмирал снял китель, называл меня «сынок». Рассказал мне всю свою жизнь, а я ему - свою и про всех своих жен. Много раз поцеловались. Уже действительно ночь за окном. Полярная ночь. Зима».